Чтение 36–й страницы книги ~Операция "Хаос"~

- господи, который из нас предаст тебя?

Петр, видя это, сказал Иисусу:

- господи, а что будет делать этот человек?

Иисус сказал ему:

- если я хочу, чтобы он ждал, пока я приду, что тебе в этом? Следуй
за мной.

Затем начали ученики все говорить друг другу:

- собратья, этот ученик не умрет.

Однако Иисус не сказал ему, что он не умрет. Но:

- Если я хочу, чтобы он ждал, пока я приду, что тебе в этом?

Этот ученик, который свидетельствует об этом, и написал это. И мы
знаем, что его свидетельство истинно".

Мне были непонятны эти слова, и я вовсе не уверен, что их понимают
ученые-библеисты (безотносительно к тому, что они сами утверждают).
Конечно, именно на этом напрасном основании возникает легенда, что господь
наш чего-то совершил, что никто, кроме Иоанна, не знал. Совершил что-то, о
чем не поведал другим церквам - петристским и схожим с ними. Это деяние в
конце концов станет известно людям и поведет человека к новому помыслу
божьему. Возможно, нынешний культ иоаннитов целиком и полностью зародился
в текущем столетии. Но иоанниты трубят, что этот культ тайно существовал
уже 2000 лет.

Это утверждение почти неизбежно ассоциируется с миром потусторонним.
Гностицизм, меняя названия, существовал издавна. И всегда считался
еретическим течением. В своей первоначальной форме (вернее - формах) он
представлял собой попытку растворить христианство в мешанине тайных
восточных культов, неоплатонизме и колдовстве. Предание возводит его
возникновение к Симону-магу, упоминавшемуся в восьмой главе библии, и
воспоминания о котором приводят ортодоксов в неподдельный ужас.
Современный иоаннизм обрел сомнительную честь, воскресив это древнее, от
зари времен, религиозное течение, и прокламирует, что оно не было ошибкой,
а напротив, несло людям высшую истину. Собственно, Симон-маг не был
извратителем библии и религии, а пророком.

Насколько вероятно, что все это правда? Может быть действительно, мир
стоит на пороге царства любви? Не знаю. Откуда я могу знать? Но
поразмыслив (причем петристская церковь сыграла не меньшую роль, чем мои
эмоции), я решил, что учение иоаннитов - ложь. То, что иоаннизм приобрел
такое широкое распространение, я просто отнес за счет столь свойственной
для человека тяги к иррациональному.

Так же проста община правдоискателей, исполняющая свои ритуалы и
предающаяся различным размышлениям там, где им никто не помешает! Община
притягивает пилигримов, которые нуждаются в крове, заботе и пище. В том же
нуждаются священники, псаломщики и другие. Храму (это более точное
название, чем "кафедральный собор", но иоанниты настаивают на соборе,
чтобы подчеркнуть то, что они являются христианами) необходимы денежные
поступления. Как правило, поступают значительные пожертвования, и эти
деньги оказываются в умелых руках. Зачастую вокруг первоначально
уединенного храма вырастает целый город. Так возник и Силоам, куда я
направлялся.

Просто. Банально. Почему у меня возбуждают беспокойство сведения,
известные любому читателю ежедневной прессы? Может я размышляю над этим
просто, чтобы не думать о Валерии? Нет. Чтобы как можно лучше разобраться
в том, что бесконечно туманно и запутано.

Что-то там еще, что-то там за этим кроется... Неужели мне это не
кажется, неужели я начал понимать их? Но если и так, то что же именно я
начал понимать? Я подумал о нетерпимости иоаннитов. О бунтах и мятежах,
вечно устраиваемых иоаннитами. Я вспомнил, как они откровенно признают,
что их адепты повелевают силами, о которых и вообразить трудно. Ведь это
еще более разоблачает их. Я вспомнил рассказы об отступниках, не
продвинувшихся против их ожиданий, до высших степеней... Что же такое
страшное случилось с ними? Не было ничего преступного, ничего
противоречащего нормам морали... Ничего, что щекотало бы нервы. Просто
было что-то безобразное и плачевное. Было что-то, подобное ненависти.
Всего лишь, и потому не очень интересное для нас, посторонних. Я думал о
теологии гностиков. Вернее, той ее части, что они не скрывали. Какая-то
ужасная смесь апокалипсического откровения и логики. Иоанниты
отождествляли своего Лемурга с Гогом ветхого завета, и с Сатаной.

Я подумал об Антихристе.

Но тут меня не хватило. Слишком мало, как я уже говорил, я знал о
таких вещах. Пришлось остановиться на том, что думать об этом бесполезно.
Ибо всемогущий и сам справится с ним в любом случае, какое бы обличье он
не принимал.

Где-то далеко, чуть ли не на другом краю прерии, замерцали огни. Я
был рад, что полет близится к концу. А что дальше случится неважно. Хватит
с меня размышлений.

Силоам - обычные улицы, обычные дворы и дома. Под главной аэролинией
возле границы города написано "население 5240 человек". Другая вывеска
возвещала, что среди клуба львов встречаются по вечерам в ресторане "котел
кобальта". В городе имелась пара маленьких предприятий, муниципалитет,
начальная и средняя школы, пожарная часть, порядком замусоренный парк,
гостиница. И больше заправочных станций, чем необходимо. В деловой части
города находились универсальные магазины, одно-два кафе, банк, клиника,
кабинеты диактистов, аптека... Все как обычно в Америке.

Эта невзрачность подчеркивала, насколько чуждо все остальное. Хотя
близилась полночь, в городе было, как в могиле. Улицы пустынны, никто не
прогуливался, не шел взявшись за руки, не было молодых пар. Кое где
виднелись редкие полицейские метлы. И лишь один кто-то, закутанный в
мантию, с капюшоном на голове, медленно брел вдоль улицы. Дома
отгородились друг от друга и от остального мира закрытыми ставнями.
Горожане спали. А где-то не спали, там вероятно, не смотрели в хрустальный
шар, не играли в карты, не пили спиртное и не занимались любовью. Скорее
всего, они молились или штудировали свои книги в надежде достичь более
высокой религиозной степени, овладеть большими знаниями и мощью,
обеспечить спасение своей души.

В центре города стоял кафедральный собор. Он возвышался над
окружающими коробками вспомогательных строений. Возвышался над городом и
равниной. Ничего гнусного, преступного в этой картине не было. Ровные,
белые как слоновая кость, стены поднимались все выше и выше, а над ними -
огромный купол. Издали окна походили на ногти. И на каждом этаже один ряд
окон. Но затем я увидел еще два мозаичных, каждое в полфасада окна.
Мрачными тонами на них были изображены тревожащие душу рисунки. На
западном окне - сандала эмандала - священный символ буддистов. На
восточном - окно божье. На западной же стороне вздымалась одинокая башня.
На фотографии она не производила внушительного впечатления, но теперь было
видно, она едва не достигала звезд.

На стенах собора играли огни, окна тускло светились. Я услышал
молитвенное песнопение. Откуда-то, как из-под толщи льда, доносились
мужские голоса. С ними переплетались голоса женщин. Мелодия была мне
незнакома. А слова... Нет на земле такого языка.

- ...хельфист аларита арба ионитоте мелихо тарасунт ганадос тепрура
маряда селисо...

Мелодия звучала так громко, что ее было слышно, наверное, и на
окраинах города. И она была нескончаемой. Хор пел беспрерывно. Всегда под
рукой были священники, прислужники, псаломщики, пилигримы, всегда под
рукой, чтобы заменить усталого певца или певицу. Любого и любую из
участников хора. Мне стало не по себе, как подумал, что дни и ночи на
пролет людям приходится слушать гимны.

Если человек живет в Силоаме, пусть даже не иоаннит, вероятно его
сознание скоро перестанет воспринимать это пение. Но разве не будут
постоянно проникать эти звуки в его думы, сны, грезы. Наконец в саму душу?

Я не мог объяснить, что я сейчас чувствовал. Словами этого не
выразишь. Но с каждым ярдом ощущение делалось все сильнее. Ощущение
враждебности?.. Или истины, которую я просто не способен воспринимать?

Привратник в воротах был приятным на вид молодым человеком. Волосы
как пакля и голубые глаза. Такое в этих краях дружелюбие, таких
американцев любил описывать Уолт Уитмен. Я припарковал метлу (участок был
огромен, пуст, погружен во тьму), подошел к нему и спросил, можно ли
войти. Мгновение он рассматривал меня, потом небрежно сказал:

- Вы не причастник, не так ли?

- Н-нет, - я был несколько ошеломлен.

Он захихикал.

- Да разве я знаю? Мне чего? Подождем, когда они закончат молиться
Марии, потом войдем.

- Извините, я...

- Все, ладно. Веди себя тихо, никто ничего не заподозрит. В теории ты
все равно проклят. Сам то я в это не верю. Знаешь, чего я думаю? Моя
девушка-методистка. Священники тянут волынку, не разрешают мне жениться на
ней. Но все равно не поверю, что ей гореть в аду, - тут он понял, что
слишком распустил язык. - Чего это ты явился так поздно? туристы обычно
бывают у нас в дневное время.

Я решил, что он не принял обет, просто вольнонаемный. И не более
фанатичен, чем обычный вольный христианин. Короче говоря, принадлежит к
тому большинству, какое есть в любой организации, в любой стране. Я был
готов к такому вопросу и ответил:

- Я путешествую по делам. Получил указание посетить ваш город сегодня
рано утром. Задержался и прилетел сюда только сейчас. Ваш хор так
знаменит, что не хотелось бы упускать случая прослушать ее.

- Спасибо, - он протянул мне брошюру. - Правила знаешь? Входить и
выходить через главный вход. Займешь место в языческом... Э... Туристском
приделе. Не шуметь, не фотографировать. Когда захочешь уйти, иди тихо тем
же путем, которым пришел.