произвол тревожного полубреда: телевизор, железные балки, печальное лицо
Солы и туманные догадки о природе небытия, которого он искал. С холодным
расчетом он очнулся. Глупыш уже вертелся на его плече.
расстояние. Нагромождения металла сменились завалами каменных глыб
вперемежку с разным мусором: огромными кучами оплывшей резины,
металлическими осколками величиной в несколько дюймов, клочками древней
обуви, черепками обожженной глины, пластмассовыми чашками, сотнями
бронзовых и серебряных монет. Загадкой дышали эти материальные
свидетельства древней цивилизации; он не мог представить, чему служили эти
чудовищные резиновые пышки, все же остальное походило на инструменты и
оснастку стоянок. Монеты же были вехой особого статуса: иметь много монет
тогда - все равно, что теперь побеждать в круге.
из нее спрессованную грязь и поднял вверх, чтобы набрать дождевой воды. Он
хотел пить, а снег оказался дальше, чем он ожидал. Глупыш сидел на его
плече, нахохлившись, содрогаясь от холодных ручейков; Сос, наконец, поднял
клапан своего заплечного мешка и накрыл бедную птицу.
жизни. Сос обрызгал себя жидкостью от комаров, а Глупыш с жизнерадостным
криком стал набивать свой зоб, отъедаясь за голодный день.
восхождения, вспомнив первую встречу с Солом, когда оба они только
начинали. В тот вечер игра закончилась для них обоих, бесповоротно они
вступили на пути своих судеб, которые привели одного - к власти, другого -
к Горе.
свежесть и жажду самоутверждения через браслет. И она это сделала, но не с
тем браслетом, который носила на своей руке. Это - в большей мере, чем все
остальное - привело его сюда.
только двух мужчин, идея империи соединяла бы их и сейчас; и появись
девушка раньше или позже, он, возможно, взял бы ее на одну ночь, а потом
ни разу о ней и не вспомнил. Но у них возник тройственный союз; в
пространство империи, задуманной мужчинами, упали семена разрушительного
женского начала и дали свои всходы. Дело было даже не в самой Соле, а в
том, что она появилась у самого истока. Не раньше и не позже!
быстротой, он бьет, отражает, предупреждая каждое его движение, - орудие
не защиты, но беспощадной атаки. Удар за ударом - по груди, лицу...
веревка запутана... сражаться нечем...
свою неправоту - не во всем, но во многом.
обмундирования и продолжал идти. Прижавшись к нему, Глупыш не испытывал
пока особых неудобств. Сос зачерпывал пригоршнями сухой снег и набивал им
рот, чтобы утолить жажду. Белый порошок лишь обмораживал язык, щеки и
таял, превращаясь в нечто почти неощутимое. К вечеру он добрался до
снежных наметов глубиной в несколько дюймов, и ему пришлось ступать
осторожно, чтобы не угодить в каверзные провалы, невидимые под ровной
поверхностью.
защитной экипировке чувствовал себя вполне уютно. Глупыш, весь дрожа,
примостился у его лица. И вдруг он понял, что здесь, в этом снегу, птице
больше нечего есть. Насекомых уже не будет.
клюву Глупыша. Тот и не шелохнулся.
предпринять. Глядя на вздрагивающие перья, он снял с левой руки перчатку и
спрятал птицу в обнаженной теплой горсти, которую прикрыл с тыла второй,
защищенной рукой. Только бы случайно не повернуться, не сместить руки во
сне - птичье тельце было таким хрупким.
просыпался, но левая рука оставалась на месте. Птица время от времени
вздрагивала, Сос прижимал ее ближе к груди и тут же отстранял, боясь, что
он, со своей массой...
расправлял крылья - даже окраска его выглядела здесь странной - и, храбро
сражаясь с холодным, сквозным ветром, снова взлетал, не желая покидать
его.
желание Сола быть отцом чужой дочери? Дочери! А его собственная
приверженность законам чести, которые были им уже столько раз попраны?
Люди - существа нелогичные, так чего же ждать от птицы? И коль расставание
так тяжело, то смерть они встретят вместе.
его немело под обжигающим ветром. Глаза были защищены темными очками, но
щеки, губы и нос оставались открытыми. Ощупав лицо рукою, он обнаружил
ледяную бороду, наросшую поверх настоящей. Сос даже не стал ломать ее -
все равно нарастет новая.
выпорхнул из руки. Сос указал птице на плечо, где было побезопасней. Еще
один такой промах - и он раздавит Глупыша, если будет нести в руке.
обременительной тяжестью экипировки; теперь эта влага превратилась в корку
льда. Нужно было следить за одеждой, за нагрузками, и не слишком потеть:
влага уже не могла испаряться. Поздно усвоил он этот урок.
самой вершины или сбросит в скрытую расщелину... Он не отрывал глаз от
заснеженной поверхности, но уже несколько раз оступался и падал, и лишь по
случайности с ним не случилось худшего. Холод пробирался сквозь одежду,
вытягивал жизненные силы, итог был уже окончательно ясен. Если верить
преданиям, еще ни один человек не возвращался с Горы, и никто - живым или
мертвым - не был найден. Не удивительно!
слышал. После металлических завалов у основания - сколько же дней назад? -
значительных препятствий больше не было: никаких зазубренных уступов,
отвесных скал или бесполезных ледяных мостов. Когда небо прояснялось, он
всматривался, но не находил здесь других троп или проходов. Склон этой
горы, похожий на поверхность перевернутой чаши, тянулся вверх довольно
ровно и вполне надежно. Только холод представлял постоянную опасность. Но
тем, кто захотел бы вернуться, ничто не препятствовало. Не все, и даже не
большинство, но некоторые-то должны были отказываться от Горы и спускаться
на равнину, либо выбирая менее мучительный способ, либо и вовсе
отказываясь умирать. Да и сам он мог еще вернуться...
крыло, но оно было уже мертвым. Глупыш предпочел скорее умереть, чем
оставить товарища, а Сос даже не заметил, когда это произошло.
сверху.
лишним.
разумеющееся. Его внезапный, тихий уход ошеломил Соса. В груди саднило. Он
убил преданного друга, и теперь оставалось только шагать и шагать вперед.
Все, о чем просил его Сол, была дружба, а он, вместо того, чтобы
благодарно согласиться, настоял на поединке. Почему с такой
непреклонностью он отверг последнее, отчаянное предложение Сола? Неужели
только потому, что это ограниченное понимание достоинства помогало ему без
пощады относиться ко всем, кто стоял на пути. Эгоизм! Жестокий,
ненужный... А когда все закончилось провалом, зачем он загубил последнее,
что еще можно было спасти?
ни о чем себя не спрашивал.
Для этого я и пришел".
вокруг была лишь взвихренная белизна. Он задыхался, легкие горели, не
хватало воздуха. Снежная круча перед ним стремилась вверх и вверх, и не
было ей конца.
снег. Он попытался встать, но тело отказывалось подчиняться. "Иди!" -
звучал над ним голос Солы, и он вслушивался в него, хотя и понимал, что
это иллюзия. Собрав остаток сил, он поднялся и пошел на четвереньках.
приятное изнеможение заглушило все.