хотите, - ответил Калдрен.
обозначенной: Ариес 44Р951. Интервал: 49 дней. Он читал:
компьютер обсерватории. Первый раз их приняли где-то лет двадцать назад -
в Джодрелл Бэнк. Сейчас никто не обращает на них внимания, - сказал
Калдрен.
приклеенную к крышке машины: "Не идентифицированный источник
радиоизлучения, Canes Venatici. Интервал: 97 недель". Он подал ленту
Калдрен сказал:
книгу и минуту листал страницы. Его лицо вдруг стало серьезным, в глазах
виднелась глубокая, печальная задумчивость.
пятисотмиллионным числом.
последовательности серийных сигналов, принятых радиообсерваторией Джодрелл
Бэнк. Манчестерский университет, Англия, время 0012-59, 21 мая 1972 года.
Источник: NJC9743, Canes Venatici" в молчании листал страницы, густо
исписанные цифрами, миллионами цифр на тысячах страниц. Пауэрс тряхнул
головой, снова взял ленту и задумчиво посмотрел на нее.
Калдрен. - Все число является пятнадцатисекундным пучком. Первый такой
сигнал компьютер расшифровал два года.
спирали ломаются и шлют нам прощальный привет. Бог весть, знают ли они о
нашем существовании, но дают нам знать о себе, подавая сигнал на
водородной волне, в надежде, что кто-то в Космосе их услышит, - он
прервался. Некоторые объясняют это иначе, но существует довод,
свидетельствующий о правомерности лишь одной гипотезы.
когда цифры дойдут до нуля.
пропорциональности к квадрату расстояния до источника, сигналы передаются
с мощностью около трех миллионов мегаваттов, умноженных во сто раз. Это
примерно мощностью небольшого созвездия. Вы правы, забота - хорошее слово.
ему в глаза вблизи. У него дергалось горло.
прощальный привет. Думай о себе как о части огромного целого. Каждая
мелочь в твоем теле, каждая песчинка, каждая галактика носит в себе одно и
то же клеймо. Ты сказал, что знаешь о них, как идет время, так что все
остальное не имеет значения. Не нужны никакие часы.
Медленно он подошел к окну и поглядел на белое дно озера. Напряженность,
существовавшая между ним и Калдреном, исчезла, и он чувствовал, что его
долг, наконец, оплачен. Он хотел теперь как можно скорей попрощаться с ним
и забыть его лицо, как забывал лица многих других пациентов, обнаженных
мозгов которых он касался пальцами. Он подошел к машинам, оторвал
несколько витков лент и сунул их в карман.
моего имени с Комой, пожалуйста.
огромных букв, со взглядом, опущенным в пол.
Пауэрс наблюдал за ним, стоящим с поднятой рукой, в зеркальце автомобиля,
до того момента, пока он не исчез за поворотом.
десять футов, но кроме этого весь периметр мишени был обрамлен стенкой
около шести дюймов высотой, а внутри заключался ребус. Три концентрических
круга, самый большой около ста футов в диаметре, отделенные друг от друга
десятифутовыми разрывами, образовывали край герба, складывавшегося из
четырех частей и разделенных перекладинами гигантского креста. Посредине,
на скрещении перекладин была помещена маленькая округлая плита,
возвышавшаяся примерно на фут над уровнем мишени.
доливая воды так, чтобы образовывался раствор, после чего поспешно вливал
его в деревянные формы и разгонял лопатой в узкие канальчики.
и погрузил их на заднее сиденье автомобиля. Вытер ладони о брюки, подошел
к бетономешалке и перекатил ее на несколько десятков футов, в тень
ближнего холма. Не глянув даже на огромный символ, который он так
терпеливо строил множество пополуденных часов, он сел в автомобиль и
отъехал, поднимая клубы белой пыли, замутившей голубую глубину тени.
вестибюле все лампы, поспешно задернул все противосолнечные заслоны и
крепко привязал их к крюкам, вбитым в пол, превращая все здание в стальную
палатку.
начала оживать, тотчас реагируя на разливающийся вокруг потоп жаркого
света ламп. Только шимпанзе не обратил на это внимания. Он сидел на полу
клетки, нервно втискивая тестовые кубики в полиэтиленовую коробку и
яростным воем возвещая о каждой неудачной попытке.
уничтоженного шлема. Вся мордочка шимпанзе была покрыта кровью. Пауэрс
поднял с пола остатки пеларгонии, которую шимпанзе выкинул через прутья
клетки, потряс цветком, чтобы привлечь на минуту его внимание, а потом
быстро закинул в клетку черный шарик, который вынул из коробочки в ящике
стола. Шимпанзе быстрым движением подхватил его, минуту развлекался,
подбрасывая его вверх, после чего кинул себе в рот. Не ожидая результата,
Пауэрс снял пиджак, открыл тяжелые задвигаемые двери, ведущие в
рентгеновский зал, скрывающие металлический эмиттер Макситрона, а потом
установил свинцовые защитные плиты вдоль задней стены зала.
вокруг него и направляемый немногочисленными воспоминаниями морского
существования, он двинулся через контейнер, слепо бредя к бледному
математическому солнцу. Щупальца задрожали. Тысячи дремлющих, до тех пор
равнодушных клеток начали размножаться и перегруппировываться, каждая
черпая освобожденную энергию из своего ядра. Цепочки выползли, структуры
нагромоздились в многослойные линзы, концентрируя ожившие спектральные
линии дрожащих звуков, танцующих как волны фосфоресценции вокруг темного
купола камеры.
которого начал бить бесконечный луч ослепительно ясного света. Около него
появилась фигура, регулирующая прилив ртом. Когда она ступила на пол,
из-под ног ее брызнули краски, а из рук, которыми она перебирала по
скамьям и контейнерам, взорвалась мозаика голубых и фиолетовых пузырей,
лопающихся в темноте как вспышки звезд.
себя звукам, анемон расширялся. Его нервная система объединилась, создавая
новый источник стимулов, которые плыли из тонких перепонок хребтовой
хорды. Молчащие очертания лаборатории начали потихоньку набухать волнами
звука из дуги света, отбиваясь эком от скамей и устройств. Их острые
контуры резонировали теперь сухим, пронзительным полутоном. Плетеные
пластиковые стулья бренчали дискантом стаккато, четырехугольный стол
отвечал непрерывным двутоном.
обратился к потолку, который звучал как панцирь, одетый в голоса, плывущие
из лучащихся ламп. Проникая через узенький краешек неба, голосом чистым и
мощным, полным бесконечным числом полутонов, пело Солнце...