Джеймс БОЛЛАРД

И ПРОБУЖДАЕТСЯ МОРЕ

И снова ночью Мейсон услышал приближение моря, приглушенный рокот
волн, катящихся по соседним улицам. Пробужденный ото сна, он выбежал на
лунный свет, в котором белеющие дома стояли подобно гробницам в чисто
вымытых бетонных дворах. За двести ярдов отсюда волны накатывались и
бурлили, то заливая тротуар, то отступая. Пена брызгала сквозь изгороди и
брызги наполняли воздух резким пьянящим запахом моря.

Дальше от берега, в открытом море, валы бежали над крышами
затопленных домов, и лишь одинокие трубы рассекали их белые гребни.
Отпрыгнув назад, когда холодная пена обожгла ему босые ноги, Мейсон
оглянулся на свой дом, где спала жена. Каждую ночь море продвигалось на
несколько ярдов ближе через пустые лужайки, неумолимое, как гильотина.

Полчаса Мейсон наблюдал за колыханием волн среди верхушек крыш.
Светящийся прибой отражался бледным отсветом на облаках, гонимых вверху
ветром, и придавал восковой блеск его рукам.

Наконец волны начали убывать, и глубокие воды отступили вниз по
пустым улицам, оставляя в лунном свете ряды домов. Мейсон побежал вперед
по исчезающей пене, но море отпрянуло от него, ускользая за углы домов и
под двери гаражей. Он достиг конца улицы, когда последний отсвет моря уже
пронесся по небу над шпилем церкви. В изнеможении Мейсон вернулся домой и
лег в постель, и звук умирающих волн наполнял его голову, пока он спал.

- Я снова видел море этой ночью, - сказал он жене за завтраком.

Мириам спокойно сказала:

- Ричард, ближайшее море находится в тысяче миль отсюда. - Она
поглядела на мужа, перебирая бледными пальцами локоны черных волос,
ниспадающих на плечи. - Выйди наружу и посмотри. Моря нет.

- Дорогая, я видел его.

- Ричард!

Мейсон встал и нарочито медленно протянул руки.

- Мириам, я все еще чувствую брызги на руках. Волны бились у моих
ног. Это был не сон.

- Это наверняка был сон. - Мириам прислонилась к двери, как будто
пыталась не впустить странный ночной мир мужа. С черными, как вороново
крыло, волосами, обрамлявшими овальное лицо, и в алом халате, оставлявшем
тонкую изящную шею и белую грудь, она напомнила Мейсону персонаж
прерафаэлитов на картине из артуровского цикла. - Ричард, ты должен
показаться доктору Клифтону. Это начинает меня пугать.

Мейсон улыбнулся, ища взглядом отдаленные верхушки крыш над
деревьями.

- Мне не о чем беспокоиться. На самом деле все очень просто. Ночью я
слышу шум моря. Я выхожу и смотрю на волны в лунном свете, и затем
возвращаюсь в постель. - С румянцем утомления на лице он замолчал. Высокий
и худощавый, Мейсон все еще не оправился после болезни, которая продержала
его дома предыдущие шесть месяцев. - Любопытно, однако, - продолжил он, -
вода заметно светится. Можно предположить, что содержание соли в ней
гораздо выше обычного уровня.

- Но, Ричард... - Мириам беспомощно огляделась, обескураженная
спокойствием мужа. - Моря нет, оно только у тебя в воображении. Никто ведь
больше не видит его.

Мейсон кивнул, засунув руки глубоко в карманы.

- Возможно, никто пока еще не слышал его шум.

Покинув столовую, он пошел в кабинет. Кушетка, на которой он спал во
время болезни, все еще стояла в углу рядом с книжным шкафом. Мейсон сел,
достав с полки раковину крупного ископаемого моллюска. Зимой, когда он был
прикован к кровати, эта гладкая витая раковина, внушавшая бесконечные
ассоциации с древними морями и затонувшими землями, была для него
источником неограниченного удовольствия, как бездонный рог изобилия
образов и грез. Баюкая ее на руках, изящную и многозначную, как осколок
греческой скульптуры, найденный в сухом русле, он подумал, что она
выглядит как капсула времени, сгусток иной вселенной. Он почти верил, что
полуночное море привидением врывающееся в его сон, освободилось из
раковины, когда он неосторожно поскреб один из завитков.

В комнату вошла Мириам и быстро открыла шторы, как будто понимая, что
Мейсон вернулся в сумеречный мир недужного ложа. Она обняла его за плечи.

- Послушай, Ричард. Сегодня ночью, когда ты услышишь волны, разбуди
меня, и мы выйдем вместе.

Мейсон мягко освободился.

- Увидишь ли ты его или не увидишь, не имеет значения. Факт в том,
что его увижу я.

Позже, идя по улице, Мейсон достиг точки, где он стоял прошлой ночью,
наблюдая, как бьются и катятся к нему волны. Звуки мирной домашней жизни
доносились из домов, которые он видел погребенными под водой. Политая
недавно трава на лужайках была обесцвечена июльской жарой, и в ярком
солнечном свете сверкала водяная пыль, бросая в прозрачный воздух радужные
отсветы. Непотревоженная со времени весенних ливней, пыль долгого лета
лежала между деревянными оградами и водоразборными кранами.

Улица, одна из дюжины пригородных бульваров по периметру города,
примерно триста ярдов вела на северо-запад и затем выходила на открытую
площадь соседнего торгового центра. Мейсон козырьком приставил ладонь к
глазам и посмотрел на башню библиотеки с часами и церковный шпиль,
вспоминая, что они поднимались из крутых валов открытого моря. Все было в
точности на том же месте, как ночью.

Ближе к торговому центру дорога шла немного в гору и отмечала границу
пляжа, который был бы на этом месте, если бы местность была затоплена. Эта
дорога, частично окаймляющая большой естественный бассейн, включающий
аллювиальную равнину внизу, кончалась в миле или около того от города
перед меловым обнажением. Хотя это обнажение частично заслоняли от него
дома, Мейсон теперь ясно узнал в нем мыс, цитаделью возвышавшийся над
морем. На его склоны накатывались огромные валы, и огромные султаны брызг
взлетали вверх, опадая с какой-то гипнотической медлительностью. Ночью мыс
казался больше и мрачнее, как нерушимая твердыня перед натиском моря.
Однажды вечером, пообещал себе Мейсон, он пойдет на мыс и уснет на
вершине, чтобы волны разбудили его.

Мимо проехала машина, и водитель удивленно посмотрел на Мейсона,
стоявшего посередине дороги с задранной вверх головой. Не желая показаться
более эксцентричным, чем его уже считали (замкнутый, рассеянный муж
красивой, но бездетной миссис Мейсон), Мейсон свернул на улицу, ведущую
вдоль откоса. По пути к отдаленному обнажению он заглядывал поверх
изгородей в поисках залитых водой огородов или севших на мель автомобилей.
Дома здесь тоже побывали под водой.

Первые видения моря пришли к Мейсону всего три недели назад, но он
уже был убежден в их абсолютной достоверности. Он знал, что после ночного
ухода вода не оставляла ни следа на сотнях залитых ею домов, и не
чувствовал тревоги за людей под водой, которые, по-видимому, безмятежно
спали в необъятной жидкой могиле моря, пока он наблюдал, как светящиеся
волны разбиваются о верхушки крыш. Несмотря на этот парадокс, именно его
полная уверенность в реальности моря заставила его признаться Мириам, что
однажды ночью он проснулся от звука волн за окном и вышел, обнаружив
разлившееся по соседним домам и улицам море. Сначала она просто
улыбнулась, восприняв это как иллюстрацию его странного личного мира.
Затем, три ночи спустя, она проснулась от звука запираемой им при
возвращении двери и была поражена его тяжелым дыханием и вспотевшим лицом.

Она провела весь следующий день, оглядываясь на окно в поисках
каких-либо признаков моря. Что беспокоило ее так же, как и само видение,
так это полное спокойствие Мейсона перед лицом этого ужасающего
подсознания.

Устав от ходьбы, Мейсон присел на низкую декоративную стенку, скрытую
от окружающих домов кустами рододендрона. Несколько минут он играл лежащей
у ног пылью, водя по ней веткой. Бесформенная и пассивная, пыль тем не
менее обладала теми же будящими воображение свойствами, что и ископаемый
моллюск, излучая странный, накопленный веками свет.

Прямо перед ним дорога делала поворот и уходила под гору, к полям
внизу. Меловой склон, покрытый зеленым дерном, поднимался в ясное небо. На
склоне стоял металлический домик, а вокруг хода в шахту двигалось
несколько фигурок людей, налаживая деревянный подъемник. Жалея, что не
взял машину жены, Мейсон наблюдал, как фигурки одна за другой исчезают в
шахте.

Образ этой непонятной пантомимы преследовал его весь день в
библиотеке, заслоняя воспоминание о темных волнах, катящихся по полуночным
улицам. Убеждение, что другие тоже скоро узнают о море, придавало Мейсону
силы.

Готовясь лечь в постель этим вечером, он обнаружил, что Мириам сидит
полностью одетая в кресле у окна с выражением спокойной решимости на лице.

- Что ты делаешь? - спросил он.

- Жду.

- Чего?

- Моря. Не волнуйся, просто не обращай на меня внимания и ложись
спать. Я могу посидеть здесь с выключенным светом.

- Мириам... - Мейсон устало взял ее за тонкую руку и попробовал
поднять с кресла. - Дорогая, ну чего ты этим добьешься?

- Разве не понятно?

Мейсон присел в головах кровати. По какой-то причине, не только из
желания защитить ее, он не хотел допускать жену к морю.