дьявол, но уж не Мамаша Фортуна.
усмехнулся темноволосый. -- Ослиные копыта! Тьфу! -- Но при
этом он глубоко засунул руки в карманы. -- И что же может
разрушить чары? Это же просто старая белая кобыла.
ночи они разбирали девятую клетку, ее пол, крышу, решетку, и
окружали ею спящего единорога. Ракх толкал дверь, проверяя
замок, когда меж серых деревьев на востоке заполыхало и Она
открыла глаза. Они поспешно отскочили от клетки, но волшебник,
оглянувшись, увидел, что единорог, мотая головой как старая
лошадь, оглядывает прутья решетки.
дня не казались такими большими и зловещими. Они были хрупки и
ломки, как сухие листья. Драпировки исчезли -- фургоны украшали
сшитые из одеял печальные черные знамена и вьющиеся на ветру
короткие черные ленты. Странным было их расположение на
поросшем кустарником поле: в сложенном из клеток пятиугольнике
находился треугольник, а в центре его стоял фургон Мамаши
Фортуны. Лишь он был закрыт черным занавесом, надежно
скрывающим содержимое. Самой Мамаши Фортуны нигде видно не
было.
сопровождая путь мрачными комментариями:
хвост скорпиона. Пойман в полночь за едой: лакомился оборотнем.
Порождения ночи -- пред ваши очи. Это дракон. Время от времени
изрыгает пламя, обычно на тех, кто его дразнит, малыш. Внутри у
него ад, но кожа обжигает холодом. Плохо говорит на семнадцати
языках, страдает подагрой. Сатир. Дам прошу держаться подальше.
Настоящий безобразник. Пойман при любопытных обстоятельствах,
мужчины могут ознакомиться с ним за дополнительную плату после
завершения осмотра.
клеток, высокий волшебник наблюдал за ходом процессии вдоль
внешнего пятиугольника.
единорогу. -- Старуха велела мне держаться подальше от вас. --
Он довольно хихикнул: -- Она издевается надо мной с того самого
дня, как я стал у нее работать, но ей и самой достается от
меня.
своей тюрьме, и тело ее сжималось от одной мысли о
прикосновении окружавших ее железных прутьев. Ни одно из
населяющих ночь существ не любит железа, и хотя Она могла
терпеть его присутствие, убийственный запах железа, казалось,
превращал ее кости в песок, а кровь в дождевую воду. Прутья ее
клетки, должно быть, были заколдованы -- они все время
переговаривались друг с другом бессмысленными когтистыми
голосами. Тяжелый замок хихикал и скулил, как сумасшедшая
обезьяна.
Фортуны. -- Кто это там, в клетках? Скажите мне, что вы видите.
плотная шуба из гадюк. В последний раз на земле был во времена
Геркулеса, вытащившего его на свет божий под мышкой. Мы
выманили его сюда деньгами. Цербер. Посмотрите-ка в эти шесть
красных жуликоватых глаз. Настанет день -- и вы, должно быть,
вновь увидите их. А теперь -- к Змее Мидгарда. Сюда.
верила глазам.
голодная несчастная собака с одной головой и облезлой шерсткой.
Как же они могут принять ее за Цербера? Может, они слепы?
-- продолжала Она. -- Сатир -- это обезьяна, старая хромая
горилла. Дракон же -- просто крокодил, который скорее будет
поглощать рыбу, чем извергать огонь. А великий мантикор -- это
лев, очень славный лев, но не более чудовищный, чем все
остальные звери. Я ничего не понимаю.
еще по фигуре в каждой клетке. Гигантами возвышались они над
узниками "полночного карнавала", из которых они вырастали как
кошмарное видение из породившего его зерна истины. Мантнкор с
голодными глазами и слюнявым ртом изгибал хвост с ядовитой
колючкой, пока она не оказалась у него над ухом, но был в
клетке и лев, удивительно малый рядом с мантикором. И все же
оба они составляли единое целое. От удивления она топнула
ногой.
и, шипя, выбрасывала безвредный огонь, заставляя зевак
задыхаться и ежиться от страха; опушенный змеями сторожевой пес
Ада выл в три голоса, призывая разорение и погибель на головы
тех, кто его предал: хромой сатир подозрительно близко
подбирался к решетке, лукаво обещая молодым девушкам
невероятное наслаждение, сейчас же, здесь, на людях. Крокодил
же, обезьяна и печальная собака таяли рядом с призраками и
становились смутными тенями даже в неподдающихся обману глазах
единорога.
В нем больше сходства, чем магии.
старое пугало не обманет вас своими грошовыми чарами. -- Его
голос стал твердым и таинственным. -- Теперь она сделала свою
третью ошибку, -- сказал он, -- и это по крайней мере на две
ошибки больше, чем может позволить себе старая фокусница. Время
близится.
-- Рагнарок. В этот день падут боги, и Змея Мидгарда извергнет
море яда на великого Тора, и падет он как отравленная муха. А
пока змея ждет судного дня и грезит о будущем. Не знаю, может,
все будет и по-другому, порождения ночи -- пред ваши очи.
волна черноты катилась от одного края клетки к другому, не
оставляя места ничему другому, кроме своего чудовищного
колыхания. И только единорог видел свернувшегося в середине
клетки мрачного боа, быть может, лелеявшего мысль о собственном
судном дне над "Полночным карнавалом". Но в тени змеи очертания
его были призрачны и неясны.
Ракха ответа:
же вы можете уместить ее часть в этой клетке? И если,
вытянувшись, она расплещет моря, то почему она не разорвет ваш
"карнавал" как нитку бус?
от клетки.
подхватил Ракх. -- Понимаешь, Змея Мид-гарда обитает в ином
пространстве, в другом измерении. Поэтому обычно она невидима,
но если затащить ее в наш мир, как сделал когда-то Тор, она
станет видна как молния, которая тоже прилетает к нам неведомо
откуда, где она выглядит совсем по-другому. Конечно, она могла
бы разозлиться, если б узнала, что кусок ее пуза ежедневно и по
воскресеньям выставлен на обозрение у Мамаши Фортуны в
"Полночном карнавале". Но у нее есть заботы посерьезней, чем
размышлять о своем пупочке, вот мы и пользуемся ее
благоволением. -- Он раскатал последнее слово, как кухарка
тесто, и слушатели осторожно засмеялись.
ничего сотворить...
мастерства -- умение выдавать одно за другое. И даже эти трюки
не удались бы ей, если бы не верящие во что угодно глупцы и
простаки. Она не сумеет превратить сливки в масло, но придаст
льву внешность мантикора в глазах, желающих его видеть, в
глазах, которые примут, настоящего мантикора за льва, дракона
за ящера, а Змею Мидгарда за землетрясение. И единорога -- за
белую кобылу.
клетке, вдруг осознав, что волшебник понимает ее речь. Он
улыбнулся, и Она увидела, что его лицо, на котором не было
следов ни времени, ни мудрости, ни горя, пугающе юно для
взрослого мужчины. -- Я знаю вас, -- сказал он.