Уитмена, в пятницу - Фолкнера. Сжигать в пепел, затем сжечь даже пепел.
Таков наш профессиональный девиз.
разжигали их?
от какой-нибудь неосторожности. И тогда пожарные были нужны, чтобы тушить
огонь.
сразу. Вы совсем не задумываетесь над тем, что я спросила. Монтэг
остановился.
будто совсем нет уважения к собеседнику!
приглядываться к людям.
цифре 451 на рукаве своей угольно-черной куртки.
обращали внимание, как вон там, по бульварам, мчатся ракетные автомобили?
такое трава или цветы. Они ведь никогда их не видят иначе, как на большой
скорости,- продолжала она.- Покажите им зеленое пятно, и они скажут: ага,
это трава! Покажите розовое - они скажут: а, это розарий! Белые пятна -
дома, коричневые - коровы. Однажды мой дядя попробовал проехаться по шоссе
со скоростью не более сорока миль в час. Его арестовали и посадили на два
дня в тюрьму. Смешно, правда? И грустно.
гонках, и не хожу в парки развлечений. Вот у меня и остается время для
всяких сумасбродных мыслей. Вы видели на шоссе за городом рекламные щиты?
Сейчас они длиною в двести футов. А знаете ли вы, что когда-то они были
длиною всего в двадцать футов? Но теперь автомобили несутся по дорогам с
такой скоростью, что рекламы пришлось удлинить, а то бы никто их и прочитать
не смог.
лежит роса.
вдруг почувствовал раздражение.
человечка на луне.
неловкость, по временам бросая на нее укоризненные взгляды.
такое освещение в жилом доме.
Сейчас это редкость, все равно как ходить пешком. Говорила я вам, что дядю
еще раз арестовали? Да, за то, что он шел пешком. О, мы очень странные люди.
остановилась, словно что-то вспомнив, опять подошла к нему и с удивлением и
любопытством вгляделась в его лицо.
светом дорожке. В доме тихо затворилась дверь.
входной двери своего дома. В ответ на прикосновение его пальцев дверь
открылась.
несчастлив? - спрашивал он у пустых комнат. В передней взор его упал на
вентиляционную решетку. И вдруг он вспомнил, что там спрятано. Оно как будто
поглядело на него оттуда. И он быстро отвел глаза.
случалось. Разве только тогда в парке, год назад, когда он встретился со
стариком и они разговорились...
тотчас на ней возникло лицо девушки - такое, каким оно сохранилось в его
памяти,- прекрасное, даже больше, удивительное. Это тонкое лицо напоминало
циферблат небольших часов, слабо светящийся в темной комнате, когда,
проснувшись среди ночи, хочешь узнать время и видишь, что стрелки точно
показывают час, минуту и секунду, и этот светлый молчаливый лик спокойно и
уверенно говорит тебе, что ночь проходит, хотя и становится темнее, и скоро
снова взойдет солнце.
у этого чудачка, который временами вдруг выходит из повиновения и болтает
неведомо что, не подчиняясь ни воле, ни привычке, ни рассудку.
невероятно! Многих ли ты еще знаешь, кто мог бы так отражать твой
собственный свет? Люди больше похожи на... он помедлил в поисках сравнения,
потом нашел его, вспомнив о своем ремесле,- на факелы, которые полыхают во
всю мочь, пока их не потушат. Но как редко на лице другого человека можно
увидеть отражение твоего собственного лица, твоих сокровенных трепетных
мыслей!
смотрела на него, Монтэга, как зачарованный зритель в театре марионеток,
предвосхищала каждый взмах его ресниц, каждый жест руки, каждое движение
пальцев.
долго! Каким огромным казалось ему теперь ее отражение на стене, какую тень
отбрасывала ее тоненькая фигурка! Он чувствовал, что если у него зачешется
глаз, она моргнет, если чуть напрягутся мускулы лица, она зевнет еще раньше,
чем он сам это сделает.
будто знала наперед, что я приду, как будто нарочно поджидала меня там, на
улице, в такой поздний час..."
после того как зашла луна. Непроницаемый мрак. Ни намека на залитый
серебряным сиянием мир за окном. Окна плотно закрыты, и комната похожа на
могилу, куда не долетает ни единый звук большого города. Однако комната не
была пуста.
своем уютном и теплом розовом гнездышке. Музыка звучала так ясно, что он мог
различить мелодию.
оплыла и отвалилась, словно воск фантастической свечи, которая горела
слишком долго и, догорев, упала и погасла. Мрак. Темнота. Нет, он не
счастлив. Он не счастлив! Он сказал это самому себе. Он признал это. Он
носил свое счастье, как маску, но девушка отняла ее и убежала через лужайку,
и уже нельзя постучаться к ней в дверь и попросить, чтобы она вернула ему
маску.
на кровати, не укрытая и холодная, как надгробное изваяние, с застывшими
глазами, устремленными в потолок, словно притянутыми к нему невидимыми
стальными нитями. В ушах у нее плотно вставлены миниатюрные "Ракушки",
крошечные, с наперсток, радиоприемники-втулки, и электронный океан звуков -
музыка и голоса, музыка и голоса - волнами омывает берега ее бодрствующего
мозга. Нет, комната была пуста. Каждую ночь сюда врывался океан звуков и,
подхватив Милдред на свои широкие крылья, баюкая и качая, уносил ее, лежащую
с открытыми глазами, навстречу утру. Не было ночи за последние два года,
когда Милдред не уплывала бы на этих волнах, не погружалась бы в них с
готовностью еще и еще раз.
чтобы сюда заглянула луна. С обреченностью человека, который в ближайший же
час должен погибнуть от удушья, он ощупью направился к своей раскрытой,
одинокой и холодной постели.
полу, он уже знал, что так будет. Это чувство отчасти было похоже на то,
которое он испытал, когда завернул за угол и чуть не налетел на девушку,
шедшую ему навстречу. Его нога, вызвав своим движением колебание воздуха,
получила отраженный сигнал о препятствии на пути и почти в ту же секунду
ударилась обо что-то. Какой-то предмет с глухим стуком отлетел в темноту.
постели в кромешном мраке комнаты: дыхание было слабым, чуть заметным, в нем
едва угадывалась жизнь - от него мог бы затрепетать лишь крохотный листок,
пушинка, один-единственный волосок.
он нащупал саламандру, выгравированную на серебряном диске, нажал...