панаму в руке, оглянулся и посмотрел на машину, блистательно выдержавшую все
испытания, как смотрит верующий на алтарь с детства знакомой церкви.
единовременно, и потом, на протяжении двух лет, по десять долларов в месяц.
страшновато. Но у нее чесались руки. Наконец она подняла руку и отважилась
нажать резиновую грушу сигнала.
шумно восторгался машиной и в то же время доставал перо и шарил в своей
панаме в поисках какого-нибудь клочка бумаги.
сама ужасаясь столь дерзкому поступку.--Все это надо было предвидеть! Да
я-то всегда Считала, что в этой машине есть что-то сумасбродное, как в
карусели, которую привозит с собой бродячий цирк.
оправдываясь, возразила Ферн.-- Да и ты всегда устаешь, когда ходишь пешком.
И мне казалось, что ездить в машине -- это так утонченно, так величественно.
Будто в старину, когда женщины носили кринолины. Они словно плыли по
воздуху! И наша Зеленая машина тоже плыла, так ровно и величаво!
поворачивай рукоятку, только и всего.
полные золотого света: машина, жужжа, проплывает по тенистому городу, словно
лодка по сонной, недвижной реке, а ты сидишь, гордо выпрямившись, улыбаешься
встречным знакомым, невозмутимо выбрасываешь морщинистую руку при каждом
повороте, а на перекрестках выжимаешь из резиновой груши хриплый лай; порой
берешь прокатиться Дугласа или Тома Сполдинга или еще какого-нибудь
мальчишку из тех, что, весело болтая, бегут рядом с машиной. Предельная
скорость--пятнадцать неспешных и приятнейших миль в час. Так они катили
сквозь летнее солнце и сквозь тени, а мимо проплывали деревья, бросая на их
лица мимолетные пятна и блики, и вновь машина появлялась и вновь исчезала,
точно древний призрак на колесах.
Пахло кожаными подушками сиденья и еще их собственными привычными старыми
духами, которыми за десятки лет пропахло все их белье и платье,--этот запах
струился вслед, когда Зеленая машина бесшумно двигалась по маленькому,
оглушенному зноем городку.
когда укрыться от палящего солнца можно было только в тени деревьев, что
нависали из соседних садов, машина мягко вкатилась на тротуар и дошла до
угла, сигналя изо всех сил. И вдруг, точно чертик из коробочки, перед ней
неизвестно откуда вырос мистер Куотермейн.
конечно, за тормоза.
солнечном свете, под тенистыми каштанами, мимо яблонь, на которых уже
наливались яблоки. Один только раз старушки оглянулись -- и то, что они
увидели, наполнило их души несказанным ужасом.
сгущалась тьма.-- Ох, почему мы не остановились! Зачем мы удрали!
стук прекратился, и в тусклом свете сумерек по лужайке прошел мальчик.
можем же мы просидеть на чердаке три недели, пока все забудут, что
случилось.
политой травы и стряпни--всюду готовили ужин.
минут вернется Фрэнк.
еще хуже.
разглядеть в туманной мгле.
оглядели лестницу.
приятно ездить... видишь весь город, и прохладный ветерок обдувает лицо...
дело останавливаясь, чтобы прислушаться. Добрались до кухни, заглянули в
кладовую, испуганными глазами посмотрели во все окна и наконец принялись
поджаривать бифштекс. Минут пять прошло в молчании, потом Ферн грустно
подняла глаза на Роберту.
хочется даже самим себе. Мы стали опасны для общества. И виноваты, что
удрали...
друг на друга.
больше ездить на Зеленой машине.
хотя бы оставим ее у себя? Ферн подумала.
столкнулась с Фрэнком, их младшим братом, всего пятидесяти шести лет от
роду.
мимо него в дверь и, вышла в теплый сумрак. Брат принес газету, Ферн тотчас
выхватила ее у него из рук. Вся дрожа, она лихорадочно шарила глазами по
страницам и наконец со вздохом отдала газету Фрэнку.
обеим, чтобы вы не беспокоились: он все видел и все в порядке. Что это,
собственно, значит?
словно издалека.
делает Роберта? Смотри-ка, она сидит в Зеленой машине и тычет пальцем в
резиновую грушу.
сигнал машины, потом еще и еще.
Через минуту в кухню тихонько, ни на кого не глядя, вошла Роберта, и все
трое сели ужинать.
x x x
на деревьях вздрагивают, отзываясь на малейшее дуновение предрассветного
ветерка. И вот где-то далеко, из-за поворота, на серебряных рельсах
появляется трамвай, покачиваясь на четырех маленьких серо-голубых колесах,
ярко-оранжевый, как мандарин. На нем эполеты мерцающей меди и золотой кант
проводов, и желтый звонок громко звякает, едва допотопный вожатый стукнет по
нему ногой в стоптанном башмаке. Цифры на боках трамвая и спереди
ярко-золотые, как лимон. Сиденья точно поросли прохладным зеленым мхом. На
крыше словно занесен огромный кучерской бич, на бегу он скользит по
серебряной паутине, протянутой высоко среди деревьев. Из всех окон, будто
ладаном, пахнет всепроникающим голубым и загадочным запахом летних гроз и
молний.






Пехов Алексей
Бажанов Олег
Орловский Гай Юлий
Перумов Ник
Каргалов Вадим
Посняков Андрей