слышали заунывное пение и слабо виляли хвостами.
осторожно укладывали на разогретые душистые лужайки. От шагов запоздалых
прохожих вздрагивали ветки деревьев, и с них обрушивались лавины пыли. Будто
с полуночи пробуждался где-то за городом вулкан и извергал раскаленный
пепел, который осыпал все вокруг, толстым слоем покрывал недремлющих ночных
сторожей и собак, что совсем извелись от жары. В три часа, перед самым
рассветом, в каждом доме словно занимался пожар -- начинали тлеть желтым
светом чердачные окошки.
точно горячие ключи, неслышно текли в неизвестность. Озеро недвижным жарким
облаком нависало над долинами, населенными рыбой и песком, и жгло их своим
равнодушным дыханьем. Гудрон на улицах плавился в патоку, кирпич становился
медным и золотым, а черепица на крышах -- бронзовой. Провода высокого
напряжения -- навек плененные молнии -- угрожающе сверкали над бессонными
домами.
мир.
в поту.
и сидеть в речке и не вылезать.
приложил ладонь ко лбу брата. Это было все равно что тронуть заслонку
пылающей печки. Он испуганно отдернул руку. Повернулся и сбежал вниз по
лестнице.
вынимала яйца из холодильника; она замерла, и на лице у нее мелькнула
тревога; сунув яйца обратно, она пошла за Томом наверх.
быстро, будто солнце гналось за ним по пятам, готовое обрушиться на него
всей своей тяжестью. Глаза у доктора были усталые; тяжело дыша, он отдал
свой саквояж Тому.
за дверью, а доктор, обернувшись, опять и опять повторял им негромко через
москитную сетку, что он не знает, право, не знает... Потом надел панаму,
поглядел, как лучи солнца терзают и жгут листву деревьев, чуть помедлил,
точно готовясь кинуться в первый круг ада, и побежал к своей машине. Из
выхлопного отверстия вырвалось облако сизого дыма и еще добрых пять минут
дрожало в воздухе, когда он уехал.
отнес наверх. Мать сидела на краю кровати, в комнате слышно было только
прерывистое дыханье Дугласа--он вдыхал пар и выдыхал огонь. Лед завернули в
носовые платки и положили Дугласу на лоб и вдоль тела. Задернули занавески,
и комната сразу стала похожа на пещеру. Том с матерью сидели возле Дугласа
до двух часов и все время приносили ему свежий лед. Потом опять пощупали его
лоб--он был горячий, как лампа, которая горела всю ночь напролет. Тронешь --
и невольно глядишь себе на пальцы: кажется, будто сжег их до самой кости.
так громко, что с потолка стала сыпаться известка.
глухо ухает его сердце и как медленно, толчками движется густая кровь в
руках и ногах.
падают неторопливо и редко одна за другой, точно песчинки в разленившихся
песочных часах. Кап...
трамвай, вскинулась и опала радуга шипящих искр, назойливый звонок звякал
десять тысяч раз кряду и совсем смешался со стрекотом цикад. Мистер Тридден
помахал рукой. Трамвай затрещал, как пулемет, умчался за угол и исчез.
Мистер Тридден... Кап. Упала песчинка. Кап...
гудка и вдруг замер, превратился в статую. "Джон Хаф! Эй ты, Джон Хаф! Я
тебя ненавижу! Джон, ведь мы друзья. Нет, не ненавижу, нет!"
колодец, и становится все меньше, меньше.
о белую, белую, мучительно белую подушку.
тюлень, и старушки поднимают руки-- белые руки, точно голуби. И погружаются
в омут лужайки, и травы смыкаются над ними, а белые перчатки все машут,
машут...
лица у него часы, по улице вихрем-- пыль из-под копыт буйволов. Полковник
Фрилей качнулся вперед, быстро-быстро забормотал, челюсть у него отвалилась
-- и вместо языка изо рта выскочила часовая пружина и задрожала в воздухе.
Он рухнул на подоконник, как марионетка, а одна рука все машет, машет...
сразу и на трамвай, и на Зеленый автомобильчик; за ней тянется пышный хвост
дыма, а смотреть на нее -- глаза болят, слепит, как солнце. "Мистер Ауфман,
значит, вы ее все-таки изобрели?--кричит Дуглас.--Значит, вы наконец
построили Машину счастья?"
улице и тащит всю эту неправдоподобную громадину на своих плечах.
точно белые голуби.
Тук-тук... тук! Гвоздь и молоток. Молоток и гвоздь. Птичий хор. И
старушечий, дрожащий, но бодрый голос весело поет:
струится у подножия Трона божия...
Тук-тук. Скрип. Тук. Тук. Тихонько. Тихонько.
зажужжала обжегшись и улетела.
шерсти -- взмокшие собаки. Под деревьями жмутся короткие тени. Магазины в
городе закрылись, двери заперты. Берег озера опустел. Тысячи людей забрались
по горло в воду--хоть она и теплая, а все-таки легче.
Джонас сидит на козлах и поет.
улицу и побрел было в сторону клуба -- и тут рядом с ним остановился фургон.
сокровищами, сваленными в фургоне, но ни тот, ни другой на них не глядел.
Мистер Джонас заговорил не сразу. Он зажег трубку, и попыхивал ею, и качал
головой, будто наперед знал, что случилось неладное.
голову и посмотрел на дом Сполдингов.
огляделся: вокруг был спокойный, надежный мир, и ничто в этот тихий день не
напоминало о смерти.
Говорит, это все жара виновата. Может так быть, мистер Джонас? Неужели жара
может убить человека, даже не на улице, а в темной комнате?
заплакал.