Чтение 10–й страницы книги ~Вино из одуванчиков~

запад,--и из-под косилки весело бил душистый зеленый фонтан.

* * *

В воскресенье утром Лео Ауфман бродил по своему гаражу, словно ожидая,
что какое-нибудь полено, виток проволоки, молоток или гаечный ключ
подпрыгнет и закричит: "Начни с меня!" Но ничто не подпрыгивало, ничто не
просилось в начало.

"Какая она должна быть, эта Машина счастья?--думал Лео.--Может, она
должна умещаться в кармане? Или она должна тебя самого носить в кармане?"

-- Одно я знаю твердо,-- сказал он вслух.-- Она должна быть яркой!

Лео поставил на верстак банку оранжевой краски, взял словарь и побрел в
дом.

-- Лина!--Он заглянул в толковый словарь.--Ты довольна, спокойна,
весела, в восторге? Тебе во всем везет и все удается? По-твоему, все идет
разумно, хорошо и успешно?

Лина перестала резать овощи и закрыла глаза.

-- Прочитай мне все это еще раз, пожалуйста. Лео захлопнул словарь.

-- За какие это грехи я должен целый час ждать, пока ты придумаешь мне
ответ? Скажи только да или нет, больше мне ничего не надо. Ты что же, не
довольна, не спокойна, не весела и не в восторге?

-- Довольны бывают коровы, а в восторге--младенцы да несчастные
старики, которые уже впали в детство,-- сказала Лина.-- Ну а насчет того,
что весела... Сам видишь, как я весело смеюсь, когда скребу эту раковину.

Лео внимательно поглядел на жену, и лицо его прояснилось.

-- Ты права, Лина. Мужчины такой народ -- никогда ничего не смыслят.
Может быть, мы вырвемся из этого заколдованного круга уже совсем скоро.

-- Я вовсе не жалуюсь,--закричала Лина.--Я-то не прихожу к тебе со
словарем и не говорю: "Высунь язык!" Лео, ты ведь не спрашиваешь, почему
сердце у тебя стучит не только днем, но и ночью? Нет. А можешь ты спросить,
что такое брак? Кто это знает? Не задавай вопросов. Есть же такие люди--все
им надо знать: как устроен мир, как то, как се да как это... задумается
такой -- и падает с трапеции в цирке либо задохнется, потому что ему
приспичило понять, как у него в горле мускулы работают. Ешь, пей, спи, дыши
и перестань смотреть на меня такими глазами, будто в первый раз видишь.

Лина Ауфман вдруг замерла. Потянула носом воздух.

-- Вот беда! А все ты виноват.

Она рванула дверцу духовки. Оттуда повалил дым.

-- Счастье, счастье!--горестно воскликнула она.--Из-за этого счастья мы
с тобой ссоримся, в первый раз за полгода. И в первый раз за двадцать лет на
ужин будут уголья вместо хлеба!

Когда дым рассеялся, Лео Ауфмана уже и след простыл.

Грохот, лязг, схватка человека с вдохновением, день за днем в воздухе
так и мелькают куски металла, дерева, молоток, гвозди, рейсшина, отвертки...
Порой Лео Ауфмана охватывало отчаяние -- и он скитался по улицам, всегда
беспокойный, всегда начеку; он вздрагивал и оборачивался, заслышав где-то
вдалеке чей-то смех, прислушивался к забавам детворы, присматривался -- что
вызывает у детей улыбку? Вечерами он подсаживался к шумной компании на
веранде у кого-нибудь из соседей, слушал, как старики вспоминают прошлое и
толкуют о жизни,-- и при каждом взрыве веселья оживлялся, точно генерал,
который видит, что темные вражеские силы разгромлены и что его стратегия
оказалась правильной. По дороге домой он торжествовал, пока не входил опять
в свой гараж, где лежали мертвые инструменты и неодушевленное дерево. Тогда
его сияющее лицо вновь мрачнело, и, пытаясь избыть горечь неудачи, он с
ожесточением расшвыривал и колотил части своей машины, словно это были живые
яростные противники. Наконец контуры машины начали вырисовываться, и через
десять дней и ночей, дрожа от усталости, изможденный, полумертвый от голода,
такой высохший и почерневший, точно в него ударила молния, Лео Ауфман,
спотыкаясь, побрел в дом.

Дети ссорились и оглушительно кричали друг на друга, но при виде отца
тотчас умолкли, как будто пробил урочный час и в комнату вошла сама смерть.

-- Машина счастья готова,--прохрипел Лео Ауфман.

-- Лео Ауфман похудел на пятнадцать фунтов,--сказала его жена.-- Он уже
две недели не разговаривал со своими детьми, они сами не своя, смотрите, они
дерутся! Его жена тоже сама не своя, смотрите, она потолстела на десять
фунтов, теперь ей понадобятся новые платья! Да, конечно. Машина готова, а
стали мы счастливее? Кто скажет? Лео, брось ты мастерить эти часы, в них не
влезет ни одна кукушка. Человеку не положено соваться в такие дела. Господу
богу это, наверно, не повредит, а вот Лео Ауфману один вред и никакой
пользы. Если так будет продолжаться еще хоть неделю, мы его похороним в его
собственной Машине.

Но этих слов Лео Ауфман уже не слышал: он с изумлением смотрел, как на
него валится потолок.

Вот так штука,-- подумал он, уже лежа на полу.

Но тут его обволокла тьма, и он услышал только, как кто-то трижды
прокричал что-то насчет Машины счастья.

На другое утро, едва раскрыв глаза, он увидел птиц:

они проносились в воздухе, точно разноцветные камешки, брошенные в
непостижимо чистый ручей, и, легонько звякнув, опускались на жестяную крышу
гаража.

Собаки всевозможных пород тихонько прокрадывались во двор и,
повизгивая, заглядывали в гараж; четверо мальчишек, две девочки и несколько
мужчин помедлили на дорожке, потом нерешительно подошли поближе и
остановились под вишнями.

Лео Ауфман прислушался и понял, что влечет их всех к нему во двор.

Голос Машины счастья.

Такое можно было бы услышать летним днем возле кухни какой-нибудь
великанши. Это было разноголосое жужжанье--высокое и низкое, то ровное, то
прерывистое. Казалось, там вьются роем огромные золотистые пчелы величиной с
чашку и стряпают сказочные блюда. Сама великанша удовлетворенно мурлычет
себе под нос песенку, лицо у нее -- точно розовая луна в полнолуние; вот-вот
она, необъятная, как лето, подплывет к дверям и спокойно глянет во двор, на
улыбающихся собак, на белобрысых мальчишек и седых стариков.

-- Постойте-ка,-- громко сказал Лео.-- Я ведь сегодня еще не включал
Машину. Саул!

Саул поднял голову -- он тоже стоял внизу во дворе.

-- Саул, ты ее включил?

-- Ты же сам полчаса назад велел мне разогреть ее.

-- Ах да. Я совсем забыл. Я еще толком не проснулся. И он опять
откинулся на подушку. Лина принесла ему завтрак и остановилась у окна, глядя
вниз, на гараж.

-- Послушай, Лео,--негромко сказала она.--Если эта Машина и вправду
такая, как ты говоришь, может быть, она умеет рожать детей? А может она
превратить старика снова в юношу? И еще--можно в этой Машине со всем ее
счастьем спрятаться от смерти?

-- Спрятаться?

-- Вот ты работаешь, себя не жалеешь, а в конце концов надорвешься и
помрешь--что я тогда буду делать? Влезу в этот большой ящик и стану
счастливой? И еще скажи мне, Лео: что у нас теперь за жизнь? Сам знаешь, как
у нас ведется дом. В семь утра я поднимаю детей, кормлю их завтраком; к
половине девятого вас никого уже нет и я остаюсь одна со стиркой, одна с
готовкой, и носки штопать тоже надо, и огород полоть, и в лавку сбегать, и
серебро почистить. Я разве жалуюсь? Я только напоминаю тебе, как ведется наш
дом, Лео, как я живу. Так вот, ответь мне: как все это уместится в твою
Машину?

-- Она устроена совсем иначе.

-- Очень жаль. Значит, мне некогда будет даже посмотреть, как она
устроена.

Лина поцеловала его в щеку и вышла из комнаты, а он лежал и
принюхивался -- ветер снизу доносил сюда запах Машины и жареных каштанов,
что продаются осенью на улицах Парижа, которого он никогда не видел...

Между завороженными собаками и мальчишками невидимкой проскользнула
кошка и замурлыкала у дверей гаража; а из-за гаража слышался шорох
снежно-белой пены, мерное дыханье прибоя у далеких-далеких берегов...

Завтра мы испытаем Машину, думал Лео Ауфман. Все вместе.

Он проснулся поздно ночью -- что-то его разбудило. Далеко, в другой
комнате, кто-то плакал.

-- Саул, это ты?--шепнул Лео Ауфман, вылезая из кровати, и пошел к
сыну.

Мальчик горько рыдал, уткнувшись в подушку.

-- Нет... нет...-- всхлипывал он.-- Все кончено... кончено...

-- Саул, тебе приснилось что-нибудь страшное? Расскажи мне, сынок!

Но мальчик только заливался слезами.

И тут, сидя у него на кровати, Лео Ауфман, сам не зная почему, выглянул
в окно. Двери гаража были распахнуты настежь.

Он почувствовал, как волосы у него встали дыбом.

Когда Саул, тихонько всхлипывая, наконец, забылся беспокойным сном,
отец спустился по лестнице, подошел к гаражу и, затаив дыхание, осторожно
вытянул руку.

Ночь была прохладная, но Машина счастья обожгла ему пальцы.

Вот оно что, подумал он: Саул приходил сюда сегодня ночью.

Зачем? Разве он несчастлив и ему нужна Машина? Нет, он счастлив, просто
он хочет навсегда сохранить свое счастье. Что же тут плохого, если мальчик
умен, и знает цену счастью, и хочет его сохранить? Ничего плохого в этом
нет. И все-таки...

Внезапно у Саула в окне колыхнулось что-то белое. Сердце Лео бешено
заколотилось. Но он сейчас же понял -- это всего лишь ветром подхватило
белую занавеску. А ему показалось--что-то нежное, трепетное выпорхнуло в
ночь, словно сама душа мальчика вылетела из окна. И Лео Ауфман невольно
вскинул руки, словно хотел поймать ее и втолкнуть обратно в спящий дом.

Весь дрожа, он вернулся в комнату Саула, поймал хлопавшую на ветру
занавеску и накрепко запер окно, чтобы она не могла больше вырваться наружу.