что-то, или избавиться от чего-то, или добыть что-то, откопать что-то или
зарыть что-то, или предать что-то забвению. Прилетали с большими ожиданиями,
с маленькими ожиданиями, совсем без ожиданий. Но во множестве городов на
четырехцветных плакатах повелительно указывал начальственный палец: ДЛЯ ТЕБЯ
ЕСТЬ РАБОТА НА НЕБЕ - ПОБЫВАЙ НА МАРСЕ! И люди собирались в путь; правда,
сперва их было немного, какие-нибудь десятки - большинству еще до того, как
ракета выстреливала в космос, становилось худо. Болезнь называлась
Одиночество. Потому что стоило только представить себе, как твой родной
город уменьшается там, внизу - сначала он с кулак размером, затем - с лимон,
с булавочную головку, наконец, вовсе пропал в пламенной реактивной струе - и
у тебя такое чувство, словно ты никогда не рождался на свет, и города
никакого нет, и ты нигде, лишь космос кругом, ничего знакомого, только чужие
люди. А когда твой штат - Иллинойс или Айова, Миссури или Монтана - тонул в
пелене облаков, да что там, все Соединенные Штаты сжимались в мглистый
островок, вся планета Земля превращалась в грязновато-серый мячик, летящий
куда-то прочь, - тогда уж ты оказывался совсем один, одинокий скиталец в
просторах космоса, и невозможно представить себе, что тебя ждет.
переселенцев росло пропорционально количеству землян, которые уже
перебрались на Марс: одному страшно, а на людях - не так. Но первым,
Одиноким, приходилось полагаться только на себя...
потом, отправляя в рот кусок за куском и задумчиво жуя, слушал, как
потрескивает огонь. Миновал еще день, похожий на тридцать других: с утра
пораньше вырыть много аккуратных ямок, потом посадить в них семена,
натаскать воды из прозрачных каналов. Сейчас, скованный свинцовой
усталостью, он лежал, глядя на небо, в котором один оттенок темноты сменялся
другим.
одного - чтобы весь Марс зазеленел, покрылся высокими деревьями с густой
листвой, рождающей воздух, больше воздуха; пусть растут во все времена года,
освежают города в душное лето, не пускают зимние ветры. Дерево, чего-чего
только оно не может... Оно дарит краски природе, простирает тень, усыпает
землю плодами. Или становится царством детских игр - целый поднебесный мир,
где можно лазить, играть, висеть на руках... Великолепное сооружение,
несущее пищу и радость, - вот что такое дерево. Но прежде всего деревья -
это источник живительного прохладного воздуха для легких и ласкового
шелеста, который нежит твои слух и убаюкивает тебя ночью, когда ты лежишь в
снежно-белой постели.
ожидая дождей, которых все нет и нет... Приложив ухо к земле, он слышал
поступь грядущих годов и видел - видел, как посаженные сегодня семена
прорываются зелеными побегами и тянутся ввысь, к небу, раскидывая ветку за
веткой, и весь Марс превращается в солнечный лес, светлый сад.
холмов, он встанет, живо проглотит завтрак с дымком, затопчет головешки,
нагрузит на себя рюкзак - и снова выбирать места, копать, сажать семена или
саженцы, осторожно уминать землю, поливать и шагать дальше, насвистывая и
поглядывая в ясное небо, а оно к полудню все ярче и жарче...
товарищ, который шутливо кусает тебе пальцы, а в прохладные ночи, теплый,
дремлет рядом, щуря сонные розовые глаза... - Нам всем нужен воздух. Здесь,
на Марсе, воздух разреженный. Чуть что, и устал. Все равно, что в Андах, в
Южной Америке. Вдохнул и не чувствуешь. Никак не надышишься.
здесь им нужно развивать легкие, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Или сажать
побольше деревьев.
рассказывали про Джонни Яблочное Семечко. Как он шел по Америке и сажал
яблони. А мое дело поважнее. Я сажаю дубы, вязы, и клены, и всякие другие
деревья - осины, каштаны и кедры. Я делаю не просто плоды для желудка, а
воздух для легких. Только подумать: когда все эти деревья наконец вырастут,
сколько от них будет кислорода!
тогда в тихое марсианское утро и думал: "Как-то я здесь освоюсь? Что буду
делать? Найдется ли работа по мне?"
пришел в себя.
вероятно, придется возвратиться на Землю.
сделал под ним не меньше двух оборотов. Ноздри расширились, он принудил
легкие жадно пить ничто. - Я свыкнусь. Я останусь здесь!
"Воздух, воздух, воздух. Они хотят меня отправить отсюда из-за воздуха". И
он повернул голову, чтобы поглядеть на холмы и равнины Марса. Присмотрелся и
первое, что увидел: куда ни глянь, сколько ни смотри - ни одного дерева, ни
единого. Этот край словно сам себя покарал, черный перегной стлался во все
стороны, а на нем - ничего, ни одной травинки. "Воздух, - думал он, шумно
вдыхая бесцветное нечто. - Воздух, воздух..." И на верхушках холмов, на
тенистых склонах, даже возле ручья - тоже ни деревца, ни травинки.
мысль, словно глоток чистого кислорода, сразу взбодрила. Деревья и трава. Он
поглядел на свои руки и повернул их ладонями вверх. Он будет сажать траву и
деревья. Вот его работа: бороться против того самого, что может ему помешать
остаться здесь. Он объявит Марсу войну - особую, агробиологическую войну.
Древняя марсианская почва... Ее собственные растения прожили столько
миллионов тысячелетий, что вконец одряхлели и выродились. А если посадить
новые виды? Земные деревья - ветвистые мимозы, плакучие ивы, магнолии,
величественные эвкалипты. Что тогда? Можно только гадать, какие минеральные
богатства таятся в здешней почве - нетронутые, потому что древние
папоротники, цветы, кусты, деревья погибли от изнеможения.
Пройдут месяцы, если не годы, прежде чем можно будет начать планомерные
посадки. Пока что продовольствие доставляют с Земли замороженным, в летающих
сосульках; лишь несколько любителей вырастили сады гидропонным способом.
сколько можно, кое-какое снаряжение. Сейчас в ракетах мало места. Боюсь,
поскольку первые поселения связаны с рудниками, ваш проект зеленых посадок
не будет пользоваться успехом...
саженцами, выезжал в пустынные долины, оставлял машину и шел пешком,
работая.
Оглянуться - значит пасть духом: стояла необычайно сухая погода, и вряд ли
хоть одно семечко проросло. Может быть, битва проиграна? Четыре недели труда
- впустую? И он смотрел только вперед, шел вперед по широкой солнечной
долине, все дальше от Первого Города, и ждал - ждал, когда же пойдет дождь.
непостоянен, как время. Пропеченные солнцем холмы прихватывал ночной
заморозок, а он думал о богатой черной почве - такой черной и блестящей, что
она чуть ли не шевелилась в горсти, о жирной почве, из которой могли бы
расти могучие, исполинские стебли фасоли, и спелые стручки роняли бы
огромные, невообразимые зерна, сотрясающие землю.
телега. Гром. Неожиданный запах влаги. "Сегодня ночью, - подумал он и
вытянул руку проверить, идет ли дождь. - Сегодня ночью".
его затуманила. Третья разбилась о щеку.
эликсир, пахнущий чарами, звездами, воздухом; он нес с собой черную, как
перец, пыль, оставляя на языке то же ощущение, что выдержанный старый херес.
капли становились крупнее и крупнее. Костер выглядел так, будто по нему,
топча огонь, плясал невидимый зверь; и вот остался только сердитый дым.
Пошел дождь. Огромный черный небосвод вдруг раскололся на шесть
аспидно-голубых осколков и обрушился вниз. Он увидел десятки миллиардов
дождевых кристаллов, они замерли в своем падении ровно на столько времени,
сколько нужно было, чтобы их запечатлел электрический фотограф. И снова мрак
и вода, вода...
по векам. Он хлопнул в ладоши, вскочил на ноги и прошелся вокруг своего
маленького лагеря; был час ночи.
вымытые звезды, яркие, как никогда.
переоделся, лег и, счастливый, уснул.