и внешним миром: одна, уходящая далеко вниз по течению ручья,
смертоносная, связанная с болью в руке, а другая, направленная вверх по
течению, обольстительно опасная, связанная с болью в его сердце...
негодованием Петр, уворачиваясь от веток, которые Саша раздвигал в стороны
при движении, и спотыкаясь о корни и кусты, попадавшие под ноги. Он
припомнил, что ошибки, присущие еще не оформившимся сашиным способностям к
колдовству, сгребали в одну кучу все, в чем ни один взрослый мужчина не
хотел бы довериться ни пятнадцатилетнему мальчику, ни шестнадцатилетней
девочке... особенно если это были Саша и Ивешка. - Ты не можешь знать, о
чем я думаю! Ты не можешь вытаскивать наружу мысли и чувства, хранящиеся в
моей собственной памяти!
мысли, я всего лишь выставляю свои желания ко всему, что окружает меня.
Вот и все. А окружающее меняется так, как оно должно меняться.
внимания до тех пор, пока это помогает удержать тебя от очередной
глупости. Я очень сожалею, Петр.
его сторону ветку... Втянутый в эту бесконечную путаницу хитросплетений
колдовства, он, взрослый человек, метался словно в бреду между двумя
детьми, будто его собственные сокровенные чувства абсолютно ничего не
значили. - О чем ты сожалеешь?
хорошо знал, что делал, когда объединялся с Ивешкой во всем, что бы ни
происходило, что должно было заставить его пересмотреть сложившееся мнение
о ней.
кто никогда не врет!
ветками темноты. - Ты знаешь, что я не вру, Петр Ильич.
середине ночи утомили их, городских жителей, и без Ивешки в роли лесного
проводника им не удалось бы далеко уйти...
помощью какого-нибудь волшебства? - воскликнул Петр, которого до сих пор
не оставляло чувство преследовавшей их опасности: Саша шел прямо к кусту
боярышника, и это направление резко отличалось от того, в котором
следовала Ивешка. Петр был уверен, что она была достаточно реальной, чтобы
он смог заметить ее.
приобретенным загадочным тоном. Но, тем не менее, они часто плутали обходя
густые заросли. Переплетенные ветки заставляли их часто отходить назад,
били по боками и утыкались в лицо, и в результате они значительно
отклонились от того направления, которое, как считал Петр, было
правильным. Петр все время чувствовал боль в руке, его ноги были стерты до
кровавых мозолей, на лбу горела царапина от большой ветки, а внутри он
чувствовал тошноту.
преследовавшей их опасности и не с полной уверенностью мог сказать, где
именно в данный момент находится Ивешка. Видимо ее расстроенное сознание
запутывало и его, заставляя всякий раз оступаться и задевать за ветки, в
результате чего он только еще больше раздражался и становился более
неуверенным в себе.
упорно продираться сквозь чащу, - оно перестало действовать... Саша, ты
все еще чувствуешь что-нибудь сзади нас?
нравится.
быстрее.
она?
не имел представления, каков был, на самом деле, источник преследовавших
их ощущений...
именно ты заставляешь меня думать о чем-то. Как ты думаешь, удастся это
тебе?
не имел собственных глубоких чувств, или их похитила у него Ивешка, если
только Петр понял что-то в происходившем вокруг него. Он был смущен и
признавал себя дураком в своих самых сокровенных мыслях, и ненавидел их
обоих, кроме тех моментов, когда хотел близости с ней всем своим сердцем,
или тех, когда он предполагал, что намерения, которые побуждали ее к
действию на самом деле, принадлежали Саше, и, следовательно, все ее
действия были абсолютно добропорядочными, такими же безопасными, как и у
Саши, который был готов проклинать самого себя за чужие ошибки. А Ивешка,
черт бы ее побрал, как никто, заслужила проклятья за сложившуюся ситуацию.
всего, что делала, и если было нечто, преследовавшее их... то она вполне
могла использовать эти силы, чтобы остановить это, прежде чем оно сможет
уничтожить их. Если таким источником было сашино сердце, которое сейчас
она носила в себе, оно должно быть уже на грани разрыва, учитывая всю
вину, лежащую на ней, и если эта вина хоть как-то задевала Сашу, то он
должен был бы непременно свернуть ей шею, или должно было расшевелить ее
разум и чувства, потому что девушка с сашиным сердцем была способна на
любой безрассудный поступок, который наверняка имел бы отношение к
водяному, подвергая опасности весь тот окружающий мир, который был так
дорог ему...
склону. Он ухватился рукой за ствол молодого деревца, чьи ветки сильно
ударили его по глазам.
кустарник. Весь остальной спуск он проделал, держась за Сашу.
переводя дыханье и придерживая рукой бок, а Саша тяжело опустился рядом с
ним, будто его тело в один момент лишилось костей.
прижимая руку к глазам. Временами ему казалось, что он знает где находится
Ивешка, но это ощущение было призрачным как туман. - Она значительно
слабее нас. - Он сделал еще вдох. - Я не знаю, как и что она думает о
нашем положении: нормальный человек не может идти без остановки и день и
ночь...
откуда пришел этот страх. Саша продолжал молчать. Он сидел, опустившись на
колени, и тяжело дышал.
этот вопрос, поглаживая раненую руку, которая еще сильнее разболелась с
тех пор, как он едва не упал, спускаясь по склону.
мы бродим по кругу. Колдуны навязывают нам свою волю, и желают лишь только
одного, черт возьми: чтобы мы заблудились здесь. Вот мы и заблудились!
попал в пещеру прямо под тем местом, где на берегу рос ивовый куст, и
вновь ощутил ее темноту, пропитанную вонью и гнилью, и плеск воды...
стволу дерева и поджидая, пока поднимется Саша. Боль понемногу стихала,
может быть, потому, что начали действовать сашины добрые желания, а может
быть, потому что СИЛА, вызвавшая ее, на время отступила, занятая другими
делами - но он не знал наверняка.
рядом Ивешки. Он почти с уверенностью мог сказать, что она была сейчас
именно в том направлении, куда он глядел, но ничего не замечал там, как
будто превратился в незрячий камень по отношению к ней.
Идем.
совпадало с его последними ощущениями, прямо вверх по лесистому склону, а
затем опять вниз по очередному спуску. Он вырвался вперед и затормозил
свой стремительный бег вниз, зацепившись плечом за ствол дерева, а затем,
поднимая брызги, перешел через ручей, который мог быть тем самым, от
которого они начинали свой путь, вот все что он знал. Небо над его головой
было затянуто сплошным кружевом из густых веток и не могло служить