лодке, то будь он проклят, если он хотел этого бессмысленного и
изнурительного путешествия.
отдохнуть, поесть, перевязать натертые на ногах волдыри и ссадины к тому
времени, когда можно было ожидать, что дедушка соизволит подумать о
возвращении к лодке, а затем и к дому, чтобы переосмыслить все это до
сумасшествия дикое предприятие.
книгу, и только один Бог знал, что могло следить за ними в этой чаще, пока
солнце подошло к полудню, миновало его и стало клониться к закату.
на коленях, починил левый сапог и провел еще одну достаточно
бессодержательную беседу с Сашей, которая не включала ничего более
существенного, чем рассуждения о том, сколько именно воды должно быть
добавлено к рыбе, которую они собирались тушить. После чего он
почувствовал отвращение к самому себе, и был просто вынужден выпить еще и
после ужина. Затем он уселся, опершись плечом на меч, и, придерживая его
еще и ногой, с помощью точильного камня подправил и без того острое
лезвие. Легкий звон закаленного металла, по крайней мере такая мысль
пришла ему в голову, должен подсказать любому страшилищу, затаившемуся в
темной чаще, окружавшей их костер, что здесь есть и сталь и соль, и в
придачу человек с весьма не мягким характером.
держаться на самой границе освещенного костром пространства, чтобы
по-прежнему ускользать от вопросов. Саша, тем временем, отставил в сторону
оставшуюся после ужина посуду, и, счистив кору с суковатой палки, которую
Петр подобрал, полагая, что из нее получился бы хороший ухват для горшка,
если бы у них был хоть какой-нибудь горшок, и, казалось, был очень увлечен
своим занятием, вырезая на нем хитросплетения линий и точек.
показалось, что он угадывает знакомые очертания в возникавшем прямо перед
ним резном узоре.
только он один находится в таком вывернутом наизнанку состоянии или весь
окружающий мир тоже треснул по швам в этот вечер, не то, чтобы он хотел
привлечь внимание Ивешки, хотя, Бог знает...
сунул его в рот, чуть вздрагивая при взгляде на мерцающее облако тумана,
которое говорило ему, что она наблюдает за ним.
взглянул на него. Порез был на внутренней стороне большого пальца все той
же руки, которую ему укусил водяной и которую раздирал этот проклятый
ворон.
еще одна царапина?
воздухе и смочил порез водкой, не забыв о том, чтобы пропустить глоток и в
свой желудок, а затем еще раз повторил последнюю операцию, бросая
неприязненные взгляды в сторону Ууламетса.
воспитанностью, но Саша сделал ему знак, чтобы он прекратил беспокоить
Ууламетса.
определенных успехов, но глядя на него говорить об этом было трудно.
ясно, что водяной обманул нас, дедушка, он врал с самого начала. Он
говорил, что ты должен найти этого Кави...
Ууламетса через плечо, размышляя над тем, что он сделал в Воджводе и что
сейчас вызывало у него чувство стыда, если принять во внимание насколько
больше им досадил этот старик. Бедный, старый Юришев, сам по себе,
проткнул его мечом совершенно случайно, и Петр не испытывал к нему никакой
злобы: разумеется, он никогда бы не поднял свой меч против старика, он
даже не думал тогда об этом, потому что не был готов к насилию над тем,
кто был едва ли не в три раза старше его...
прошу тебя, пожалуйста, не надо ссориться с ним. Он не хотел тебя обидеть,
он просто думает.
поставил его на место. - А почему бы нам и впрямь не поверить водяному?
Ведь он клялся своим именем, верно? Мы немедленно отправляемся в этот лес
за одним из его старых...
его сторону, добавил: - Он не мог врать. Это на него не похоже.
вокруг них: он видел, что старик о чем-то говорит, видел, как поблескивает
пот, выступивший от напряжения у него на лбу, но его голос доносился к
Петру откуда-то издалека, словно заглушенный толщей воды.
слушаешь меня? Сейчас я пытаюсь просветить обстановку. Разумеется, что это
ненадежно, ничто не говорит о надежности этого предприятия, но оно в
большой мере связано с жизнью моей дочери. У нас нет другого выбора, по
крайней мере у тебя, Петр Ильич. Мне сдается, что я немного задолжал
тебе...
жизнью, если, конечно, мне удастся спасти ее! Но жизнь моей дочери
является тем краеугольным камнем, который может спасти любого из нас. Ты
знаешь всех, кто в этом замешан, и не следует произносить их имена в
очередной раз. Не спрашивай о моих намерениях. Делай то, что я тебе
говорю, и не поддавайся безрассудным порывам, которые могут плохо кончится
для тебя: я не могу представить себе, насколько ты восприимчив к вещам из
волшебного мира, и я не знаю, как еще можно предупредить тебя об
опасности. Ты слишком труднодоступная, но в то же время и весьма уязвимая
мишень для этих сил. Поэтому ты должен делать то, что мы говорим тебе,
потому что твое собственное мнение о происходящем не заслуживает никакого
доверия. Ты понимаешь меня? Ты понимаешь меня, Петр Ильич?
взглянул в глаза старика с подозрением, нет, скорее с уверенностью, что
тот ожидает услышать "да", и, казалось, весь окружавший его воздух
настаивал на том же самом.
- Саша...
следует придерживаться того, что хотелось бы Саше.
Ууламетса и направился к своему месту у костра, где отыскал кувшин и
сделал приличный глоток, с печалью глядя на рисунок тлеющих углей и тщетно
думая о камине в "Оленихе", о Дмитрии и остальных общих с ним приятелях.
Они, по крайней мере, всегда проявляли одобрение, когда он собирался
рисковать своей шеей.
озабоченность.
что он смог бы найти жизнеспособный выход, будь они все прокляты, но как,
скажите, мог думать человек, когда два или три колдуна набросились на него
со всех сторон?
не был сумасшедшим, а был самый честный малый из всех и знал, как это
влияет на Петра.
сделал жест рукой, выказывая отвращение. - О каком выборе для меня может
идти речь, если вас здесь превосходящее большинство?
повернулся спиной к безопасному, как ему казалось, затухающему костру. -
Ни дедушка, ни его дочь не оказались столь благовоспитанными. Итак, мы
отправляемся искать этого самого Черневога...
с волшебством человек! Ни моя воля, ни мои желания не играют в
происходящем никакой роли. К чему весь этот вздор?
Ууламетса, - что когда ты называешь имя, мы слышим его. А поскольку каждый
имеет определенные слабости, то он так или иначе выражает внутри себя
отношение к хозяину этого имени, принимая или отвергая его, а в нашем
положении нельзя допускать даже таких, на первый взгляд дурацких, вещей,