сказала Ивешка. Она встала, и некоторое время стояла, обхватив себя
руками, затем повернулась и хмуро взглянула на них, особенно на него, как
если бы она была не уверена, что перед ней был именно Петр.
кусочки. И не могу вспомнить все сразу.
на это. Петр обнял его рукой, но было ясно что он лишь притворялся, а, на
самом деле, уже опять уносился от них...
напряженным и колеблющимся, будто переполненный энергией, хотя не было
никаких признаков грозы...
удалось лишь со второй попытки, а Петр, тем временем, отыскивал свой меч.
Теперь был слышен отчетливый звук, напоминающий шелест листьев, который
надвигался на них со всех сторон, и неожиданно дым стал плотным кольцом
окружать их, сокращая до предела видимость.
обращал свои желания...
соседу:
волшебного мира, так прежде всего это будет добрая воля населяющих его
созданий, так ужасно представленных в бабушкиных сказках, особенно когда
они пытаются пугать ими маленьких детей.
чешуйчатому сердцу, приговаривая:
он почувствовал себя ужасно сонным, свободным от боли и свободным от
тревог.
удерживал в руке свой меч. Он часто моргал, чувствуя как на него
накатывается сон, но продолжал говорить:
грохот голос Мисая, который осторожно дотрагивался до него подрагивающими
пальцами. - Будь здоров и невредим. Оставь колдуна нам.
рассудка, встревоженный Петр. Он не мог и помыслить, чтобы оставить им
Сашу или Ивешку, но чувствовал, как темнота, которая охватывала и манила
его, становится все плотнее и плотнее.
Например, можем переломать ему кости...
никакого вреда. Мы можем сделать его сон еще глубже. Вот эта работа как
раз для леших.
будто с ними все хорошо. И он надеялся на это. Его ощущения были столь
неустойчивы и доведены до полного отчаяния последними событиями, что он
вполне отваживался верить в это.
молодыми душистыми листьями.
раскатистым голосом: - После огня здесь упадут семена.
движутся, и притом очень быстро.
Мисая, - мы несем тебя домой. Так велел нам Вьюн.
прислушиваясь к легким всплескам воды вокруг и мягкому потрескиванию и
покачиванию лодки. Петр и Ивешка все еще спали здесь же рядом с ним, среди
явно чужих корзин и узлов. В их волосах еще оставались многочисленные
сучки и листья, их одежда была все та же, которую он запомнил, находясь у
костра около горящего дома. Все произошедшее напоминало ему ужасный сон, в
самом конце которого Петр и Ивешка исчезли где-то вверху, поднятые туда
грудой сучков.
многочисленные корзины, и Петра, и Ивешку, целых и невредимых, сучки,
одежду...
Ууламетс должен быть мертв, Ивешка должна быть жива, что и было, на самом
деле, а Черневог...
Он лежал под теплым солнцем, уверяя самого себя, что его друзья спасены, и
старался по отдельным кусочкам восстановить в своей памяти все, что было
этим утром, что казалось ему сейчас таким туманным и таким далеким, словно
между ним и тем местом, в самой глубине лесной чащи, повисла густая
пелена...
чувствовал, как в этом его убеждали нахлынувшие воспоминания: он что-то
обещал лешим, и они что-то обещали ему в ответ, хотя слов было сказано и
не слишком много... Сами слова не имели для них особого значения...
накануне. Он некоторое время пристально смотрел на Сашу, словно желая
убедиться, что ничего не изменилось, и, опершись рукой о палубу, склонился
над Ивешкой. Он тронул ее лицо с таким выражением, которое заставило Сашу
отвернуться. Он встал и решил заняться завтраком, лишь бы не мешать им.
ним, чтобы убедиться, что было в них. Разумеется, что все это было добро,
захваченное в доме Черневога, и теперь, казалось, что весь его дом
заполонил их палубу. Но дороже всего этого богатства для него были их
старые корзины и... книга Ууламетса.
пластом, смягчая удары от воспоминаний, как будто его отделяло от
Ууламетса множество лет и время стерло многие детали. Теперь ему казалось,
что, к сожалению, никто, на самом деле, и не знал Ууламетса, даже сам
Саша, до самой его смерти, а самым печальным было то, что никто особенно и
не переживал его отсутствие: нельзя сказать, чтобы Ууламетс не ожидал
этого, такова была суть вещей... Ведь его собственная дочь была сбита с
толку им самим, так же, как в свое время все его ученики и подмастерья...
настоящий колдун, вновь подумал обо всем произошедшем Саша. И даже больше
того: он позаботился о преемственности колдунов в тех самых границах, где
действовали его силы, где был он сам... и приготовил следующего...
Действительно, Ууламетс был умнейшим. Или, по крайней мере, вновь подумал
он под влиянием воспоминаний, сохранившихся и всплывающих словно обломки
кораблекрушения, старик мог делать много ошибок, но он никогда не сделал
ни одной, за которую его следовало лишить прощенья. И все это сполна
искупало все его недостатки.
мыслью было то, что лешие совершили ужасную и наивную ошибку, положив ее
туда, и что он должен тут же, без промедлений, выбросить ее за борт. Но
потом сообразил, что книга, на самом деле, могла быть защищена, и только
Бог знает, куда могло занести ее по воде, вплоть до самого Киева, где,
возможно, попади она в руки обыкновенных людей или, чего доброго, в руки
других колдунов, могла причинить много зла. И он пожелал, чтобы лешие
спрятали ее у себя, оградили ее от остальных. Тут он вспомнил, что когда
Петр окончательно встанет, то он сам облазит все корзины в поисках
чего-либо, пригодного для завтрака.
несмотря на изголодавшиеся желудки. Поэтому они развели огонь все в той же
маленькой печке и уселись все трое на палубе под полуденным солнцем за
горячим чаем на маленький завтрак... после которого Ивешка прошлась по
палубе, оглядывая лес и песчаный берег, будто оценивая их теперешнее
положение, и сказала, что им остается лишь поднять остатки старого паруса
и пожелать посильнее ветра с востока.
ситуациях они были вполне подходящим средством передвижения, если учесть,
что любимая им девушка справлялась с этой посудиной очень хорошо, во
всяком случае, достаточно хорошо, чтобы выходить из многих затруднительных
положений и вести болтающуюся и готовую перевернуться лодку в нужном
направлении.
Белогорский Евгений
Маккефри Энн
Контровский Владимир
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Контровский Владимир