Она взглянула ему в лицо, на сей раз холодное и трезвое. В ярком свете
ламп татуировка была отчетливо видна, а глаза оставались равнодушными и
отсутствующими, без всякого выражения.
не изменилось. Он переживал потрясения, но старался реагировать спокойно,
как сейчас, тогда как бета или Контрин признались бы, что обеспокоены.
следа удовлетворения.
хотелось принимать. Он вел себя нормально, по-человечески реагируя на
чувства. Некоторые ази этого не могли, скорее всего Макс и Мерри оказались
бы слишком тупыми. Но даже Джим, подумала вдруг Раен, вел себя в минуту
потрясения не так, как настоящий человек. Она коснулась его, и он коснулся
ее, но это могло быть лишь родом тропизма, как отворачивание лица от
солнца или протягивание замерзших рук к огню. Одобрение было лучше
порицания.
ЕЩЕ ДЕТЬМИ УЧИМСЯ ИХ ЛЮБИТЬ.
поняла, как хорошо иметь его рядом. Он был более уверен в себе, чем в
первую ночь в кабине корабля, ночь, от которой их отделял всего лишь один
невероятный день. Он настойчиво старался быть поближе к ней, даже во сне,
и Раен нашла это трогательным. Может, она была для него символом
безопасности, даже если сознательно он думал иначе. Что бы его ни
ограничивало, он был рядом, живой и полный если не настоящей человечности,
то по крайней мере милых тропизмов. Тот, с кем можно поговорить, разум,
как зеркало отражающий ее мысли, твердыня среди тьмы. Раен отогнала эти
мысли. Здесь, на Краю, рвались все и всяческие связи. Она лежала на спине,
разглядывая свою руку, сплетенную с рукой Джима. Гроза кончилась и сквозь
верхнее окно она видела звезды: пылающее око Ахерната и прочие маленькие
огоньки. Бремя одиночества Района давило как никогда сильно. Всплыли
воспоминания о корабле Извне, улетающем в пространство, о присутствии
чужих в этом доме.
МЫ ВСЕ ПОДВЕРЖЕНЫ ПЕРЕМЕНАМ?
вздрогнула, и Джим зашевелился наполовину разбуженный.
ЖИТЬ ТАК, КАК БЫЛО ЗАПРОЕКТИРОВАНО. ИМ НУЖНЫ БЫЛИ АЗИ. ОНИ СОЗДАЛИ ИХ И
ИСКАЛЕЧИЛИ, ЧТОБЫ В СРАВНЕНИИ С НИМИ ВЫГЛЯДЕТЬ НАСТОЯЩИМИ ЛЮДЬМИ. ЧТО ЖЕ
МЫ УКРАЛИ У БЕТА? И ЧТО ОНИ ЗАБИРАЮТ У АЗИ?
заморгал.
бы иметь здесь, рядом с собой?
как ее собственное.
чуточку удивления. Она решила, что он говорит правду, и погладила его по
голове жестом, который запомнила от Лии в Кетиуй, когда была еще ребенком.
призрачными огоньками по туннелям кургана, были братьями. Никто из них не
был более или менее человечным.
одному человеку. - Самого мягкого из четырех "я" маджат, но все-таки
маджат. Септ Сул мертв, Клан Мет-маренов тоже. Убийцы. Я из голубого
кургана, и только это осталось у меня. Был такой старик... семисот лет...
он видел Истру, видел Край, куда не заглядывают никто из Контрин. Маджат
поселились здесь уже давно, но Контрин не хотят. Только он и я. - Она
провела пальцем вдоль его руки и, хотя мысленно была где-то далеко,
удовлетворенно отметила мускулы. Девятнадцать лет назад изменились
некоторые ограничения, не менявшиеся никогда прежде. Кто-то очень
старался, чтобы этого не произошло. Девятнадцать лет...
Но не из любви, нет, просто в Совете правит старая женщина по имени Мот.
Формально она не диктатор, но фактически именно им и является. Она не
мешает мне, вообще ничего не делает и всегда любила это. А то, что ослабло
девятнадцать лет назад, теперь созрело. Кланы ждут, ждут все время. Скоро
Мот умрет, и начнется борьба за власть, какой Район еще не видел.
достаточно умен, чтобы сидеть тихо, правда? Эти ази в комнатах внизу... я
не верю им. Никогда. Даже Воины видят разницу между вами, зная что ты
дольше находишься со мной. Если уж приходится кому-то верить, лучше всего
Воину. Правда, он не узнает твоего лица, но заметит, что ты относишься к
голубым. Он предложит вкус или касание, тебе или другому голубому. Завтра
я покажу тебе, где искать знаки у голубых, ты должен научиться это делать,
а потом объяснить Максу и Мерри. Если же у тебя возникнут какие-то
сомнения относительно маджат, убей его. Я не шучу, смерть для них дело
обыденное. Воин всегда возвращается, и только человек - нет.
атаковали нас в аэропорту?
в норму.
- Мое имя Раен, и называй меня так. Ты справишься, на корабле ты
растрачивал себя по пустякам. Помни: ты должен научиться обращаться с
оружием, всему, что может та пара внизу, и многому другому. Ты наверняка
сможешь научиться, ты на это способен. А теперь спи.
голову ей на плечо.
челюстями. Трутни успокаивали ее своей песней. Она ненадолго перестала
откладывать яички.
звука. - Голубой курган. Контрин голубого кургана. Мет-марен с Цердина.
Кетиуй.
знак ближайшему, тот передал ем второму, а сама Мать третьему, Известие
плыло, словно дуновение ветра, и вместе с ним рождалась песня. Из Камеры
разошелся необычайно мощный импульс, и во всем Кургане замерло движение,
Работницы и Воины поворачивались, где бы ни находились, направляя головы в
сторону Камеры.
опасность и начали возводить стены в коридорах. Только они в эту минуту
выполняли какую-то работу. Мать склонила голову в сторону докладывающего
Воина, тот впервые с начала существования познал тревогу Матери и
включился в ее биохимические превращения, переживая реакции ее тела, пока
сообщение кружилось по органическим жидкостям.
известие по-своему.
слабый вкус Цердина, их родного мира. Разум помнил небольшой холм. Память
уходила во времена до прибытия людей, имеющих вкус соли и быстро
исчезающих, времена, когда озера еще не было, и холм тоже еще не поднялся.
Проходили века, и Разум вибрировал в экстазе от этой поддержки памяти.
Были расставания, новые королевы рождались из яичек, отправляемых на
кораблях, курганы мчались к невидимым звездам сквозь расстояния, которые
Разум постигал, только когда глаза маджат смотрели на новый источник тепла
в небе, отличавшийся от старого типом, периодом и интенсивностью, когда
расчеты маджат обнаруживали углы и расстояния, а также сложность,
превосходящую способность понимания разума, и мистицизм, чуждый умственным
процессам маджат.