побежали мурашки, но не от меча в руке человека, а от жуткого сочетания
его позы и молчания. Они говорили о безумстве. Конан оттолкнул девушку в
сторону и взялся за меч.
Ты сильный - обезоружь его!
в молотообразный кулак.
смехом туранец бросился на него. Когда он приблизился, то занес свой меч,
встав на цыпочки, и вложил всю мощь своего тела в удар. Вспыхнули голубые
искры, когда Конан отразил полет лезвия, и в следующее мгновение безумец
бесчувственно растянулся в пыли от громового удара левого кулака Конана.
по его телу.
случается с каждым, кто получает хорошую затрещину по челюсти. Через
некоторое время он придет в себя и возможно у него будет все в порядке с
мозгами. Но все-таки я свяжу его руки поясом для меча. Куда мне теперь его
нести?
связанные руки, и жадно их изучала. Затем тряхнула своей головой, словно в
чем то разочаровалась, и поднялась. Она приблизилась к гиганту киммерийцу
и положила свои стройные руки ему на грудь. Ее темные глаза, похожие при
свете звезд на драгоценные камни, посмотрели на него.
меня!
его мускулистой шеи. Ее упругое тело затрепетало рядом с ним. - Гирканцы
не любят Тотрасмека. Жрецы Сета боятся его. Это ублюдок, который правит
людьми, используя их пугливость и суеверие. Я служу Сету, туранцы
поклоняются Эрлику, а Тотрасмек приносит жертвы проклятому Хануману.
Туранские лорды боятся его черного искусства и его власти над смешанным
населением, и они ненавидят его. Даже Джунгир Хан и его возлюбленная
Нафертари боятся и ненавидят его. Если его убьют ночью в часовне, то
убийцу не станут искать чересчур усердно.
часть твоей профессии.
ему в глаза.
доходил аромат ее тела. Но когда его руки сомкнулись вокруг ее гибкой
фигуры, она легко увернулась со словами:
легко перебросил высокую фигуру через свое широкое плечо. В этот момент
ему казалось, что он мог бы с такой же легкостью поднять дворец Джунгир
Хана. Девушка прошептала что-то нежное бессознательному мужчине и в ее
поведении не было никакого притворства. Она просто искренне любила
Алафдала. Какие бы соглашения она не принимала с Конаном, это не касалось
ее отношений с Алафдалом. Женщины более практичны в этих делах, чем
мужчины.
своей ноши. Настороженным взглядом он всматривался в черные тени,
спрятавшиеся под арками, но не видел ничего подозрительного. Без сомнения
дарфарские рабы уже все собрались у своей ямы, в которой они обычно жарили
свою добычу. Девушка свернула на узкую улицу и вскоре постучалась в дверь.
выглянуло черное лицо. Она нагнулась ближе к открывавшему и быстро что-то
прошептала. Заскрипели засовы в своих углублениях и дверь открылась. В
мягком свете медной лампы перед ними стоял гигантский черный мужчина.
Быстрый взгляд показал Конану, что он не из Дарфара. Его зубы не были
подпилены, а его волосы были коротко подстрижены. Он был из Вадая.
негра и увидел, как молодого офицера уложили на бархатный диван. Не было
видно никаких признаков того, что к нему возвращается сознание. Удар,
который лишил его чувств, мог свалить и быка. Забиби склонилась над ним на
мгновение. Ее пальцы нервно изгибались и переплетались. Затем она
выпрямилась и поманила киммерийца.
смотровое окошко скрыло от них мерцание ламп. На улице, при свете звезд
Забиби взяла Конана за руку. Ее собственная рука слегка дрожала.
души!
Возможно, девушка думала о своем любовнике, лежащем без чувств на диване
под медными лампами, или пыталась подавить свой страх перед тем, что ждало
их впереди, в облюбованной дьяволами усыпальнице Ханумана. Варвар же думал
только о женщине, которая шла рядом с ним. Запах ее волос щекотал его
ноздри, чувственная аура ее присутствия наполняла его мозги и не оставляла
места для других мыслей.
тень угрюмой арки, пока отряд пелиштийских часовых проходил мимо. Их было
около пятнадцати; они шли тесной группой, с копьями наизготовку, а у
замыкающих на спинах висели обитые латунью широкие щиты, которые защищали
их от ударов ножом сзади. Угроза черных людоедов была опасной даже для
вооруженных людей.
из укрытия и поспешили дальше. Спустя несколько мгновений они разглядели
впереди приземистое здание с плоской крышей.
раскинулась под звездами, тихая и покинутая. Усыпальницу окружала
мраморная стена с широко открытым главным входом. В этом проходе не было
ни ворот, ни каких-либо других заграждений.
Часовня совсем не охраняется.
прижалась к нему.
Хан и Нафертари. Идем! Идем быстрее, пока мое мужество не вытекло из меня,
словно вода!
меч и зашагал впереди нее, когда они прошли через открытый проход. Он
хорошо знал отвратительные обычаи жрецов Востока и понимал, что налетчики
на усыпальницу Ханумана должны быть готовы встретиться с ужасами, которые
и в страшном сне не приснятся. Он понимал, что очень вероятно, что ни он,
ни девушка не выйдут из этой часовни живыми. Но он слишком часто рисковал
своей жизнью раньше, чтобы придавать таким мыслям большое значение.
поблескивали белым цветом при свете звезд. Короткие и широкие мраморные
ступени вывели их к колоннам, поддерживающим портик. Широкие бронзовые
двери были широко открыты, как и всегда на протяжении столетий. Но ни один
поклонник Ханумана не жег фимиам внутри. Днем мужчины и женщины робко
заходили в усыпальницу и клали дары обезьяне-богу на черный алтарь. Но
ночью люди избегали часовню Ханумана, как кролик избегает логово удава.
который создавал впечатление нереальности. Рядом с задней стеной, за
черным каменным алтарем сидел бог, устремив неподвижный взгляд на открытую
дверь, сквозь которую в течении веков проходили его жертвы. От порога и до
алтаря шел неглубокий желобок, и когда ноги Конан нащупали его, он
отшатнулся прочь так быстро, словно наступил на змею. Этот желобок был
вытоптан ногами огромного числа людей, которые с криками потом умирали на
мрачном алтаре.
своего лица. Он сидел не как обезьяна, припавшая к земле, а скрестив ноги
как человек, но его вид не стал от этого менее обезьяньим. Он был высечен
из черного мрамора, его глаза были рубиновыми и горели красным и
похотливым огнем, словно угольки из самой глубокой ямы ада. Его большие
руки лежали на коленях, ладонями вверх, вытянув длинные пальцы с когтями.
В выразительных чертах, в злобном взгляде его развратного лица отражался
отвратительный цинизм вырождающегося культа, который поклонялся ему.
коснулся высеченных из мрамора коленей, она отпрыгнула в сторону и
передернулась, будто до нее дотронулась какая-то рептилия. Между широкой
спиной идола и мраморной стеной с бордюром из золотых листьев было
несколько футов свободного пространства. По обе стороны от идола в стене
были двери из слоновой кости под золотыми арками.
волос, - сказала она торопливо. - Однажды я была внутри усыпальницы...
однажды! - Она задергала и затрясла своими стройными плечами при
воспоминаниях, одновременно и ужасных и отвратительных. - Коридор
изгибается как подкова и оба ее конца выходят в эту комнату. Комнаты
Громыко Ольга
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Акунин Борис
Земляной Андрей