и на изгородь, и на костер.
рыдает от тоски, не впадает ни в истерику, ни в беспросветное уныние.
в том, что я не знаю, как люди должны вести себя в подобной ситуации. Это
наверняка не предусмотрено ни в одной книге по правилам этикета. Поэтому я
никак не могу решить, как мне поступить: закатить истерику или пойти
отдохнуть.
комфорта, у нас будет сколько угодно времени для истерик, - заверил ее
Авери. - А сейчас, мне кажется, мы одновременно и психологически
травмированы и медикаментозно успокоены.
пустые. Понятно лишь то, что ты ничего точно не знаешь. Может, так оно и
лучше.
тишину.
плавником. Постараемся набрать побольше, пока солнце еще не село.
Может, завтра. Черт, у нас и так полным-полно проблем.
раз только фрукты), ограда, ну, какая получилась, была уже построена.
Только что мир полнился светом и теплом, и вдруг море, словно чудовище,
проглотило солнце. В кронах деревьев завыл холодный ветер, неся с собой
ночную тьму.
футов) окружала две палатки, четверых людей и костер. Она окружала мир
внутри мира.
"Интересно, - думал он, - чувствуют они себя такими же одинокими и
беззащитными, как я?" Днем столько всего надо было сделать, что просто не
оставалось времени для копания в себе. День солнечным плащом прятал страхи
и треволнения. Но вот ночь сорвала этот плащ и обнажила одинокую,
перепуганную душу.
или, возможно, другой части Земной галактики. Что за высокомерие: Земной
галактики! Это отголосок древних и очень живучих предрассудков, помещавших
человека, единственное и возлюбленное дитя антропоморфного Бога, на
плоскую Землю в неподвижный центр мироздания.
делать гипнотические кристаллы. И всякие другие вещи...
красивыми. Они светили все так же холодно, без сострадания. Но в этом-то и
крылась часть их красоты - апофеоз отчуждения. Водородные бомбы,
лондонские зимы, человеческие страхи и надежды, даже межзвездные похищения
- все это ровным счетом ничего не значило для этих светлых огней вечности.
случившееся как свершившийся факт. Он уже ощущал его реальность - в смысле
неоспоримой реальности происходившего с ним в последнее время - но не мог
поверить в это сердцем. От Лондона его отделяло, судя по всему, много
световых лет. Это ничего не значило. С тем же успехом это могла бы быть
какая-то сотня или даже пара тысяч миль. Далеко. Какая разница, расстояние
не поддавалось воображению.
Лондон - и как символ, и как реальное место - перестал существовать. Умом
Авери понимал, что шанс вновь увидеть этот город (да и вообще Землю) очень
и очень мал. И однако, в его ушах еще стоял грохот подземки, гул большого
города эхом отдавался в каждом ударе его сердца. Он гадал: что-то с ним
случится, если, или точнее, когда он оставит надежду - не нечто
конкретное, а туманную, частично неосознанную надежду, что когда-нибудь,
как-нибудь он найдет свой дом. К своему безграничному удивлению, Авери
первый раз в жизни ощутил себя членом большой семьи по имени человечество.
Странное это ощущение - понять, что ты - ребенок, волею судеб заброшенный
далеко-далеко от родного очага. Но все-таки он не полностью потерял
контакт с человечеством: он же не один, с ним еще трое людей. Глядя на
них, Авери пытался угадать, какие сомнения и беспокойства терзают сейчас
их души.
шестьдесят бутылок виски. Они устилали дно ее сундука так же, как сигареты
у Авери. Почему-то Авери не думал, что Барбара может пить. Дело не в том
(как объяснила Барбара, доставая бутылку), что она алкоголичка или даже
просто "любит выпить". Ей просто-напросто необходим костыль, на который
можно опереться. Хоть какой-то костыль в мире, где она должна вечно играть
одну и ту же роль в нескончаемом телесериале о госпитале, готовом
принимать воображаемых пациентов, пока все население Англии не станет
душевнобольными, или прикованными к постели, или и теми и другими
одновременно.
"женским общежитием". Оба они держали в руках стаканы с виски. Авери и
Мэри сидели всего в нескольких ярдах в стороне, у входа в "мужское
общежитие". Авери тоже вертел в руках стаканчик, на дне которого
плескалось немного виски. Но Мэри упорно отказывалась от алкоголя. Она с
тревогой поглядывала на Барбару, уже четвертый раз подливавшую себе из
бутылки. Но пока что виски, похоже, на Барбару не действовало. Том,
однако, выглядел довольно унылым. В плане виски он не отставал от Барбары.
Авери подбросил дров в костер, к небу полетел столб веселых искр, и
Барбара встрепенулась.
какие растения и животные водятся в этих краях и на что они пригодны...
или не пригодны... Но там нет названий. Мне кажется, это очень важно,
чтобы все животные имели свои названия. Иначе как, черт возьми, мы будем о
них говорить?
с толку трепаться о шестиногом кролике, который на кролика вовсе не
похож... если вы поняли, что я имею в виду.
довольным видом, словно ученый, выдвинувший новую революционную теорию.
кроликоподобный.
носорогоподобные, крокодилоподобные, собакоподобные и так далее, и так
далее...
увиденного Мэри греческого бога? Между прочим, у нас нет карточки,
объясняющей, кто он и на что пригоден.
сексоподобен, - она захихикала, - в зависимости от вашего пола, вкусов и
того, что он с вами делает.
нами делать... если, конечно, вообще существует.
содрогнулась. - И чего вы только о нем напомнили.
девственность до последней капли виски... Господи, как я устал! Это все,
наверно, морской воздух.
всяком случае, пока. Между прочим, наша первоочередная задача - как
следует запомнить все картинки и выучить надписи под ними. От этого может
зависеть, выживем мы тут или погибнем... Касательно последнего: замечания
Тома. Может, вам троим спать пойти? По-моему, неплохая идея. День был
довольно тяжелый.
тебя. Ты подежуришь и поднимешь Тома. Таким образом, Мэри достанется, как
я надеюсь, утренняя смена.
речь идет о кровати в Первом Восточном. Спальный мешок и палатка почему-то
не наполняют меня таким же энтузиазмом. Однако, оказавшись на Марсе, надо
вести себя как маленькие марсиане. Спокойной ночи всем... Если Барбара не
против, я бы прихватил с собой посошок на дорожку.
какие-то личные удобства... ну, как сигареты у меня, или виски у Барбары?