Эдмунд КУПЕР

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ПЛАНКИ ГУ

Я могу вам рассказать, каково это, когда тебя ненавидят миллионы
детей. Вы испытываете холод. Вы можете сидеть около очага, выпить
полбутылки виски или загорать на Ривьере - все равно вам холодно. Но со
временем можно привыкнуть практически к чему угодно. Даже к этому. Я
привык. Теперь по ночам меня даже не мучают кошмары. Ну почти не мучают...

Кроме того, если мною порой и овладевает уныние, то у меня в запасе
всегда есть одно прекрасное средство. Я отправляюсь в путь. Пешком. Этим я
занимаюсь последние пяти лет, и за это время преодолел что-то около десяти
тысяч миль. Ходьба, знаете ли, очень успокаивает. Лучше, чем любой самый
дорогой психоаналитик. Я-то знаю, ведь я испробовал и то, и другое. К тому
же, ходьба делает еще и то, что не под силу никакому психоаналитику - в
итоге вы оказываетесь совсем в другом месте.

Один тип, которого я знал, утверждал: "Уважение можно купить,
приобретя "Бентли", но самоуважение - только разъезжая в "Роллсе". В то
время у меня был и "Бентли", и "Роллс", но я как-то не припомню, чтобы я
себя особенно уважал. Помню только цифры дохода с пятью нулями, загородную
виллу, квартиру в городе, двух бывших жен и Планки Гу.

Как, вы не помните Планки Гу? Если бы вы знали, как я этому рад! Но
дети все еще помнят. Единственное, что мне осталось в этой жизни - это
протянуть до того времени, когда о нем забудут и дети.

Когда-нибудь это произойдет. Но Планки Гу упорный парень. Он следует
за мной, куда бы я ни шел. Он словно крошечная игрушечная собачка, гонится
за мной по пятам. Вы, я полагаю, его не видите. Никто, кроме меня, не
видит. И тем не менее, это так.

Но Планки Гу совсем не игрушечная собачка. Он кукла, из-тех что
надеваются на руку, с открытым и шаловливым лицом беспризорника. А еще у
него удивительный голос, точь-в-точь такой, как надо, чтобы шептать на
ушко секреты - именно те секреты, которые необходимы, чтобы повелевать
умами миллионов доверчивых ребятишек.

Все было прекрасно, пока я оставался ничем не примечательным
чревовещателем с небольшой аудиторией вроде той, что бывает на детской
вечеринке, или на рождественском празднике в приюте, или у самодельной
сцены на пляже. Райские дни! Тогда Планки Гу рассказывал детям только те
секреты, которые им хотелось от него услышать. Я зарабатывал немного, зато
был счастлив.

Беда в том, что Планки Гу был исключительно хорош. Очень хорош. Он
мог заставить самого больного ребенка смеяться, а самого здорового -
кататься по полу от смеха. Я много лет потратил, учась думать так, как
думают дети, учась понимать их сокровенные желания. И в итоге Планки Гу
глядел на них своими большими голубыми глазами и сообщал им всякие
глупости, которые только дети и способны понять, и уже через пару минут
ничто на свете не могло бы сорвать наше выступление.

Да, Планки Гу был хорош, хотя это и говорю вам я сам. Он был даже
слишком хорош. Оглядываясь назад мне кажется, мы просто-напросто не могли
избежать той ловушки, расставленной телевидением, в которую в конце концов
попали.

Поначалу это был всего лишь крохотный эпизод в программе "Чаепитие
для маленьких". "Вот она, - думал я тогда, - возможность за пять минут
доставить радость большему числу ребятишек, чем за все годы наших
выступлений на пляжах, вечеринках и праздниках". Как тщательно я готовился
к этому представлению! И Планки Гу выдал ударную дозу всего самого
лучшего, чем я тогда обладал. Его выступление стало большим, нежели просто
успехом. Это был триумф, супер-хит, попадание в самую точку... Он был
самый-самый. Письма поклонников начали прибывать мешками.

После этого - еженедельные выступления, а потом и ежедневные. И число
зрителей нашей программы неслось вверх, побивая все рекорды, словно
обезумевшая от ужаса кошка вверх по дереву.

В этот-то момент рекламщики меня и прихватили. Старый, хорошо
испытанный способ, из тех, что почти всегда приводят к успеху. Была
вечеринка, на которой, невесть каким образом, очутился и я. И совершенно
случайно я встретился там с человеком, уверявшим, что Планки Гу - лучший
детский образ со времен эльфов. Вскоре мы уже сидели втроем (втроем?!) в
маленькой тихой комнатке, и этот третий мужчина объяснял мне, что Планки
Гу мог бы выполнять жизненно важную миссию в нашем обществе, убеждая милых
малышей и их мамочек брать от нашего прелестного, веселого мира
потребления все самое лучшее. И в руке у меня был волшебный бокал с виски,
который никогда не пустел... А вскоре появилась ручка и большой контракт с
мелким шрифтом, и чек с цифрой, напоминавшей оценку стоимости золотого
запаса нашей страны.

Проснулся и протрезвел я ох, как не скоро - я на своем опыте узнал,
что мир кажемся удивительно приятным, если смотреть на него сквозь розовые
денежные очки. А Планки Гу к этому времени работал на всю катушку.
Рекламщики пребывали в состоянии эйфории, а два или три миллиона маленьких
потребителей упорно шантажировали своих мамочек покупать все и всякие
товары, которые только были одобрены куклой, сделанной из папье-маше,
кусочков меха и пары пластмассовых пуговиц.

Кривые роста продаж пробили потолок вслед за кривыми количества
зрителей. Сухие завтраки, где в награду за покупку двенадцати пачек
предлагался маленький Планки Гу, и впрямь продавались дюжинами. Зубная
паста "Планки Гу" чистила сто миллионов детских зубов два раза в день,
семь дней в неделю, и все благодаря улыбающейся физиономии на упаковке и
безумному, доверительному шепоту. Бисквиты "Планки Гу", омлет "Планки Гу",
сандалии, рубашки, трехколесные велосипеды, детские кроватки, коляски,
ковры, обои, желе и мороженое - все они стали непобедимы. Они уничтожали
конкурентов на корню. Один из производителей непромокаемых трусиков
"Планки Гу" пустил себе пулю в лоб, потому что после дюжины рекламных
выступлений месячная потребность в его трусиках перекрыла максимальную
производительность его фабрики на два года вперед.

Акции взлетали до небес, и акции падали "чуть пониже пола". Может,
Планки Гу и не вызвал паники на Фондовой Бирже, но потребление аспирина в
Сити он утроил - это без сомнения.

А чем в это время занимался я сам? Каждый день, в течение пятнадцати
минут я был голосом Планки Гу. Все остальное время я был занят трудным и
важным делом - потратить деньги быстрее, чем я их зарабатывал. Дни,
месяцы, годы неслись мимо, словно я находился в летаргическом сне.

Я и представить себе не мог, что можно так жить... пока однажды утром
я не проснулся и не понял, что Планки Гу делает с нашими детьми. Я до сих
пор не знаю, как это произошло. Может, мне просто надоело жить в роскоши,
спрятав голову в самый прекрасный песок, какой только возможно купить за
деньги. А может, в то утро я почувствовал... это ведь было как раз утром
следующего дня после того, как от меня ушла моя вторая жена.

В общем, я внимательно поглядел на Планки Гу, и он мне здорово не
понравился. Он больше не был маленьким другом, чьи глупые секреты и
неумелый юмор хоть на несколько минут освобождали детей от крохотных и
одновременно таких громадных проблем их детской жизни. Планки Гу
изменился. Он стал требовательным богом, говорившим лишь то, что велели
ему жрецы рекламы. Он стал богом требовавшим поклонения и
жертвоприношений. Человеческих жертвоприношений и отказа от свободы воли.

Эта правда сразила меня наповал.

И тут зазвонил телефон. И Некто начал рассказывать об очередной
большой сделке. Политической сделке. Этот Некто, похоже, решил, что коли
Планки Гу способен контролировать семь процентов родителей, то он может и
определить результаты приближавшихся всеобщих выборов. Я положил
телефонную трубку обратно на рычаг, когда этот Некто все еще говорил. Меня
тошнило.

Планки Гу в премьер-министры! Планки Гу в архиепископы! Боже храни
нашего милого Планки Гу!

С внезапной ясностью я вдруг осознал, что Планки Гу может абсолютно
все... все, что пожелают от него рекламщики. Он может даже стать
бессмертным и навечно остаться сидеть на вершине покупательской пирамиды.
Если только...

Тем вечером, направляясь в студию, я шел, задумав убийство. Но не
только это тяжким грузом лежало на моей совести. Я чувствовал себя палачом
с самым большим количеством жертв за всю историю человечества. Они
уничтожали тела, я же помогал уничтожать души.

Началась передача. В течение пяти минут Планки Гу делал все, как и
раньше, а я, глядя на телепромптер, шептал тщательно отобранные
рекламщиками секреты в доверчивые души миллионов невинных ребятишек.

И вдруг я не выдержал. Я так больше не мог.

Сорвав с руки Планки Гу, я заорал:

- Смотрите, дети, ваш Планки Гу всего-навсего кукла из меха и
папье-маше!

Затем, прежде чем пораженные операторы успели прервать передачу, я
своими собственными руками разорвал Планки Гу на части.

- Теперь он мертв! - радостно вопил я. - Он мертв, дети, и больше
никогда к вам не вернется.

Затем я вышел из студии и пошел прочь. И с тех пор так и иду.

Смерть Планки Гу стала сенсацией. Она обошла первые полосы всех без
исключения газет, удостоившись даже некролога в "Таймс". Рекламщики в
бессильной ярости попытались объявить меня сумасшедшим. Но, слава Богу, мы
все еще живем в свободной стране. Планки Гу за свою короткую и бурную
жизнь не успел сбить с пути истинного слепую богиню.

Понемногу паника улеглась. Спонсоры Планки Гу оплакивали потери, а их
конкуренты наращивали производство. С Планки Гу было покончено, и из его