Чтение 29–й страницы книги ~Человек в Высоком Замке~

политической ситуации.

- Что же в ней говорится? - пробормотал Рейсс.

Он потер лоб большим и указательным пальцами.

- Доктор Геббельс неожиданно выступил по радио. С очень важной речью.
Секретарь еле сдерживал волнение.

- Предполагается, что мы получим текст его сообщения, и должны
обязательно добиться, чтобы он появился здесь в печати...

- Да, да, - сказал Рейсс.

В то же мгновение, как только секретарь вышел, Рейсс снова открыл
книгу.

"Взгляну еще разок, несмотря на свое решение". Он перевернул
следующую страницу.

"В тишине Карл размышлял у покрытого знаменами гроба: "Он здесь
лежит, и на самом деле его уже больше нет, нет вообще. И никакая
демоническая сила уже не сможет его воскресить". Этот человек, или же
все-таки "сверхчеловек" - за которым Карл шел так слепо, которого он
боготворил даже на краю могилы. Адольф Гитлер ушел в мир иной, но Карл
цеплялся за жизнь.

"Я не пойду вслед за ним, шептал разум Карла. - Я буду существовать
дальше, живой и возрожденный. И мы все возродим заново. Мы должны".

Ох как далеко завела его слепая вера в вождя, притягательность
фюрера.

В чем же она состояла теперь, когда поставлена последняя точка в этой
невероятной летописи, в этом восхождении из полузаброшенного деревенского
города в Австрии, через гнойную нищету Вены, от кошмаров в траншеях первой
мировой войны, сквозь политические интриги и создание партии до
канцлерства, до того, когда уже казалось близким мировое господство.

Карл знал, в чем. В блефе. Адольф Гитлер лгал им. Он вел их за собой
пустословием.

"Но еще не поздно. Мы раскусили твой блеф, Адольф Гитлер. Мы теперь
знаем, кем ты являешься на самом деле, и чем является партия нацистов,
ужасная эра убийств и мегаломаниакальных фантазий, чем она была.

Повернувшись, Карл побрел прочь от гроба".

Рейсс закрыл книгу и некоторое время сидел, не в силах размышлять ни
о чем другом.

Несмотря на все свои старания, он был расстроен. "Следовало посильнее
нажать на япошек, - сказал он себе, - чтобы они запретили эту проклятую
книгу. По-существу, с их стороны это акт умышленный, ведь они могли бы
арестовать этого - как его - Абендсена. У них достаточно власти на Среднем
Западе".

То, что его расстроило - это смерть Адольфа Гитлера, поражение и
уничтожение Гитлера, нацистской партии и самой Германии, как это
описывается в книге Абендсена.

Все это было каким-то помпезным, соответствовало духу старины больше,
чем реалиям настоящего мира, где господствовала Германия.

Каким образом это могло произойти?

Рейсс задал себе такой вопрос. Только ли вследствие писательского
дара этого человека?

"Только взгляни, как он играет на моих чувствах, - размышлял герр
Рейсс, - совершенно не обращаясь к интеллекту. И за это он собирается
получить плату, прежде всего деньгами. Очевидно, кто-то его надоумил, о
чем писать. Они напишут, что угодно, стоит им узнать, что им заплатят,
наговорят ворох лжи, а затем общественность абсолютно серьезно воспримет
их вонючее варево, когда оно будет продано. Где напечатана эта книга? Герр
Рейсс внимательно просмотрел книгу. Омаха, штат Небраска, последний
аванпост американской плутократической типографской последний аванпост
американской плутократической типографской индустрии, некогда
расположенной в центре Нью-Йорка и поддерживаемой золотом евреев и
коммунистов.

"Может быть, этот Абендсен - еврей? Они все еще существуют, стараясь
нас отравить. Это еврейская книга". Он с яростью хлопнул по переплету
"Саранчи". Настоящая фамилия, вероятно, Абенштейн.

Несомненно, этот аспект не ускользнул от СД.

"Мы обязательно должны послать кого-нибудь в эти Средне-Западные
Штаты с визитом к герру Абенштейну. Интересно, получил ли Краус фон Меер
инструкции на э тот счет? Скорее всего - нет, из-за всей этой неразберихи
в Берлине. Все сейчас слишком заняты домашними делами. Но эта книга, -
подумал Рейсс, - очень опасна. Если бы Абенштейна нашли в одно прекрасное
утро висящим под потолком, это было бы отрезвляющим предупреждением
любому, кто находится под влиянием этой книги. Последнее слово должно быть
за нами. Написанный кровью постскриптум. Для этого нежен, разумеется,
кто-нибудь из белых. Интересно, что сейчас делает Отто Скорцени?

Голос еще раз перечел все, что было написано на суперобложке книги.
Этот оборотень забаррикадировался высоко в замке. Дураков нет. Попав туда,
можно и не вернуться назад.

Может все это ребячество? Ведь книга уже напечатана, сейчас уже
поздно. И эта контролируемая японцами территория, эти желтые малютки
поднимут ужасный шум.

И все следовало бы провернуть половчее, только бы как следует
взяться.

И тут сразу, без всякого перехода он почувствовал, что него кружится
от бешенства голова.

Фрейер Гуго Рейсс сделал пометку в своем еженедельнике обсудить этот
вопрос с генералом СС Отто Скорцени, или еще лучше с полковником
Олендорфом, который возглавлял эйнзатцгруппу Д.

"Я думал, что все это прошло, - сказал он себе. - Неужели это будет
длиться вечно. Война закончилась много лет назад. Мы думали, что тогда все
и кончилось. Но это фиаско в Африке, безумный Зейсс-Инкварт, воплощающий в
жизнь проекты Розенберга. Этот герр Хоуп прав, - подумал он. - С этой
своей шуткой о Марсе, населенном евреями, мы бы наверняка увидели их там,
даже если у них было две головы, и стояли бы они на одной ноге. Но мне
хватает обычных неотложных дел, - опомнился он. - У меня нет времени на
эти безрассудные авантюры, эту посылку эйнзатцкоманды за Абенштейном. С
меня достаточно приветствий немецких моряков и ответов на шифрованные
телеграммы. Пусть уж кто-нибудь повыше возьмет на себя инициативу
осуществления подобного проекта, это их дело. В любом случае, - решил он,
- если бы даже я затеял это и оно привело бы к нежелательным результатам,
можно только гадать, где бы я очутился: под Защитной Опекой где-нибудь в
Восточном Генерал-губернаторстве, если не в камере, куда напустят газа
Циклон-В".

Потянувшись, он тщательно вычеркнул пометку из еженедельника. Этого
ему показалось недостаточно, и он сжег эту бумагу в керамической
пепельнице.

Раздался стук и дверь в кабинет отворилась. Внутрь вошел секретарь с
ворохом бумаг.

- Речь доктора Геббельса во всей своей полноте.

Пфердхоф разложил листы на столе.

- Вы должны ее прочесть. Очень хороша. Пожалуй, одна из лучших его
речей.

Закурив еще одну сигарету "Саймон Артц" Гуго Рейсс начал читать речь
доктора Геббельса.

После двух недель непрестанной работы фирма "ЭдФрэнк" наконец
закончила первую партию своих товаров. Изделия лежали на двух листах
фанеры, оклеенных черным бархатом, каждый из которых входил в квадратную
плетеную корзину японского производства. Кроме того Эд Мак-Карти и Фрэнк
Фринк сделали визитные карточки.

Для этого они использовали ластик из искусственной резины, на котором
вырезали свои фамилии. Затем они сделали отпечаток красного цвета на
бумаге для высококачественных рождественских открыток с помощью простого
типографского пресса, найденного среди разного хлама. Эффект был
потрясающим.

Они были профессионалами во всем, что бы ни делали. Самая тщательная
проверка их ювелирных изделий, этикеток и упаковок не указывала ни на
малейшее проявление любительского подхода. Фрэнк Фринк подумал, что иначе
и быть не могло, ведь они всегда были профессионалами умельцами, если не в
ювелирном деле, то в производстве разных поделок и высокосложных деталей
во всяком случае.

На фанерных стендах было порядочное разнообразие вещей. Здесь были
браслеты из меди, бронзы, латуни, даже из искусно обработанного железа.
Кулоны, подвески, в основном с медным орнаментом и небольшим количеством
серебра. Серебряные серьги, заколки из меди и серебра. Серебро им
обходилось далеко не дешево. Даже серебряный припой резко увеличивал
себестоимость изделий.

Они купили несколько полудрагоценных камней для того, чтобы вставить
в булавки, причудливые жемчужины, шпинели, нефриты, осколки огненного
опала. А если дела пойдут в гору, то они попробуют изготовить что-нибудь
из золота с небольшими бриллиантами.

Только золото могло обеспечить им нестоящую прибыль. Они уже начали
поиски источника золотого лома, старинных предметов не имеющих
художественной ценности, чтобы потом переплавить их. Это получилось бы
намного дешевле, чем покупка обычного золота.

Но даже в этом случае требовались громадные расходы. Тем не менее,
одна золотая могла принести доход больший, чем сорок латунных. Они могли
бы назначить практически любую цену за оригинальную по форме и современную
по исполнению золотую булавку, при условии, как подчеркнул Фрэнк, что их