Чтение 31–й страницы книги ~Нарушенное время Марса~

В рисунке мальчика он заметил нечто большее. Интересно, заметил ли
отец? Огромные кооперативные дома, набрасываемые мальчиком, зловеще
эволюционировали у них на глазах. Некоторые детали вызвали пристальное
внимание Лео, он запыхтел и посмотрел на сына.

Здания выглядели старыми, разрушающимися от времени. Огромные зияющие
трещины покрывали их до самого верха. Окна были разбиты. И что-то похожее
на жесткие высокие травы росло вокруг. Он рисовал картину разрушения и
тяжелого, вечного, мертвого уныния.

- Джек, он рисует трущобы! - воскликнул Лео. Да, он действительно
рисовал гниющие развалины. Здания, простоявшие годы, возможно,
десятилетия, они давно миновали эпоху расцвета и клонились к закату своего
существования, к дряхлости и полной запущенности.

Показывая пальцем на зияющую трещину, которую он только что
пририсовал, Манфред неожиданно сказал:

- Баб... биш...

Его рука стремительно чертила сорные травы и зияющие провалы разбитых
окон. Он снова произнес:

- Габ... биш...

И смотрел на изображенное, испуганно улыбаясь.

- Что это значит, Манфред? - спросил Джек.

Ответа не последовало. Мальчик продолжал стремительно рисовать. Под
его рукой с каждым новым штрихом прямо на глазах здания становились все
старше и старше.

- Пошли, - хрипло сказал Лео.

Джек забрал у мальчика бумагу, карандаши и поставил его на ноги. Все
трое забрались в вертолет.

- Посмотри, Джек, - сказал Лео. Он внимательно разглядывал рисунок
ребенка. - Он что-то написал над входом в здание.

Кривыми, неровными буквами Манфред написал: "AM-WEB".

- Название дома, наверное, - предположил Лео.

Сразу узнав аббревиатуру, которая означала сокращенный девиз их
кооператива "Alle menschen werden bruder", Джек сказал сдавленным голосом:

- Это "Все люди станут, как братья" - написано на вывеске
кооператива. - Он хорошо помнил эту фразу.

Снова взяв цветные карандаши, Манфред продолжил работу. Он начал
что-то дорисовывать в верхней части рисунка. Джек узнал темных птиц.
Огромных, черных, похожих на стервятников птиц.

В одном из разобранных окон Манфред нарисовал круглое лицо с глазами,
с носом и со скорбно опущенными уголками рта, сведенного в немом отчаянии.
Кто-то в здании, глядящий тихо и безнадежно, словно попал в капкан.

- Да, - сказал Лео, - интересно. - Его лицо приняло крайне сердитое
выражение. - Почему ему захотелось нарисовать такое запустение? Мне
кажется, ему не нравятся эти дома. А иначе почему он не нарисовал их
новыми, чистыми, с играющими перед ними детьми, с домашними животными,
довольными людьми?

- Вероятно он рисует то, что видит.

- Ну, если мальчик так видит, то он действительно больной, -
возмущенно сказал Лео. - Столько ярких, удивительных вещей он мог бы
нарисовать вместо этого. Почему он не хочет их замечать?

- Возможно, у него нет выбора, - сказал Джек. "Габбиш", - мысленно
повторил он. Хотелось бы знать, могло ли это слово означать время? Силу,
которую хотел изобразить мальчик, означавшую разложение, ухудшение,
разрушение и наконец саму смерть? Сила, проявляющаяся везде, во всем, во
вселенной. И все это он видит?

"Если так, - думал Джек, - неудивительно, что ребенок страдает
аутизмом и не может общаться с нами." Вид распадающегося космоса не
является полным отражением сущности времени. Потому что время является еще
элементом созидания, процессом созревания и роста. И, очевидно, Манфред не
ощущает времени в таком аспекте.

Неужели он болен оттого, что видит распад вещей? Или, наоборот, он
видит его из-за своей болезни? Бессмысленный вопрос - один из тех, на
которые не существует ответа. Так или иначе, взгляд Манфреда на
реальность, когда он видит только разрушительную силу времени и не
замечает созидающей, является патологическим, и с нашей точки зрения он -
безнадежно больной человек. Ребенок воспринимает жизнь только в наиболее
отталкивающем ракурсе.

"И люди говорят о душевной болезни, как о бегстве от сложностей
реальной действительности", - подумал Джек. Его лихорадило от собственных
мыслей. Недуг представлял собой чудовищное сжатие и сужение многообразной
жизни в единственную нить, приводящую в конце концов в сырую,
разлагающуюся могилу, место, где ничего не происходит.

"Бедный, проклятый Богом ребенок, - с жалостью думал Джек. - Как он
живет день за днем, глядя на мир такими глазами?"

В мрачном настроении он сосредоточился на управлении вертолетом. Лео,
созерцая пустыню, выглядывал в окно. А Манфред со скорбным, испуганным
выражением на лице продолжал стремительно водить карандашом по бумаге.

...Они габлдали и габлдали. Он закрыл руками глаза, но продукты
распада стали проникать через нос... А затем он увидел место. То, где он
состарился. Они бросили его там и габбиш кучами лежал на нем и наполнял
собой воздух.

- Как тебя зовут?

- Стинер, Манфред.

- Возраст.

- Восемьдесят три.

- Привит против оспы?

- Да.

- Какие-нибудь венерические заболевания?

- Ну, немного триппер и все.

- Этого мужчину в венерическое отделение.

- Сэр, мои зубы. Они - в сумке, вместе с глазами.

- Ваши глаза... ах, да. Дайте мужчине его зубы и глаза, прежде чем
отправите в венерическое отделение. А как ваши уши, Стинер?

- Я нацепил их, сэр. Спасибо, сэр.

Они привязали его руки к кровати, так как он пытался оттолкнуть
катетер. Повернувшись лицом к окну, он лежал, глядя через запыленное
треснувшее стекло окна.

За окном непонятное насекомое на длинных ногах пробиралось по
каким-то кучам. Оно ело, когда нечто раздавило его и двинулось дальше, а
насекомое так и осталось, расплющенное, с мертвыми челюстями, вонзенными в
то, чем оно питалось до того. А потом и зубы вылезли изо рта по обе
стороны.

Он пролежал там сто двадцать три года, а когда вышла из строя
искусственная печень, то ослабел и умер. Они отняли ему руки и ноги от
туловища, так как те сгнили.

Он больше не мог пользоваться конечностями. Без помощи рук ему не
оттолкнуть было катетер, что им очень не нравилось.

"Я долгое время провел в AM-WEB, - сказал он. - Нельзя ли раздобыть
транзитный приемник? Мне очень нравится передача "Утренний клуб друзей
Фреда", там звучит много популярных мелодий старых времен. Что-то за окном
вызывает у меня сенную лихорадку. Должно быть, желтые цветущие травы.
Зачем им позволяют так сильно вырастать?"

Два дня он пролежал на полу в большой грязной луже, а потом его нашла
хозяйка квартиры и вызвала карету скорой помощи, которая доставила его
сюда. Он все время храпел, а теперь от этого проснулся. Когда ему подали
грейпфрутовый сок, мог пошевелить только одной рукой, другая навсегда
отнялась. А ему так хотелось продолжать изготовлять кожаные ремешки, они
были такие очаровательные и на них приходилось тратить уйму времени.
Иногда он продавал их людям, которые появлялись в выходные.

- Ты знаешь, кто я, Манфред?

- Нет.

- Я - Арни Котт. Почему ты не смеешься или иногда хотя бы не
улыбаешься, Манфред? Ты не любишь бегать и играть?

Габбиш посыпался из обеих глаз мистера Котта.

- Обычно он не слышит, Арни. Во всяком случае, нас интересует совсем
другое.

- Что ты видишь, Манфред? Скажи нам, что ты видишь. Все эти люди, они
собираются жить там? Это правда, Манфред? Ты видишь много людей, живущих
там?

Он закрыл лицо руками и беспрерывный габл прекратился.

- Я не понимаю, почему этот ребенок никогда не смеется.

- Габл, габл...

Кожа мистера Котта скрывала мертвые кости, блестящие и влажные. Целый
мешок костей, отливающих влажным блеском. Прозрачный череп глотал зелень,
которая мгновенно распадалась.

Он видел кишащую габбишем жизнь, бурно протекающую под внешним
покровом мистера Котта. А тем временем поверхностная человекоподобная
оболочка произнесла:

- Я люблю Моцарта. Давайте послушаем эту запись. - На этикетке
коробки было написано: "Симфония N_40 I.К.550". Мистер Котт стал вертеть
ручки усилителя. - Дирижирует Бруно Вальтер, - объявил он гостям. -
Огромная редкость времен золотого века грамзаписи.

Отвратительные вопли и визги, похожие на предсмертные вскрики,
раздались из громкоговорителей. Мистер Котт выключил магнитофон.

- Извините, - пробормотал он. Котт узнал звуки старого кодированного
письма или от Рокингэма, или от Тимпла, или от Анны, от кого-нибудь из