кровать рядом с нею. - Как себя чувствуешь?
сообщила она.
как сентиментальность все больше овладевает им.
- кисло-сладкая сценка, напомнившая ему его собственную последнюю женитьбу
за четыре месяца до этого.
хотела сказать, что это он хоть в чем-то виноват, она вообще не вкладывала
в свои слова и частицы настоящего чувства, просто как бы продолжала
разговор, прерванный вчера вечером.
- Мне нравится Винс, но он такой бестолковый, такой непутевый, он никак не
может повзрослеть и по-настоящему взвалить на себя бремя жизни; он всегда
как бы продолжает играть в свои игры, вообразив, будто но само воплощение
современной, хорошо организованной общественной жизни, человек из
истэблишмента, чистый и простой, в то время как он таким совсем не
является. Но он еще такой молодой, такой зеленый.
потому что воздух этот был холодным, равнодушным, он лишний раз только
подтверждал, что Винс как бы перестал для нее существовать. Она списала
его со своего жизненного счета, отторгала от себя еще одно человеческое
существо, перерезая пуповину, которая связывала ее с Винсом, и вкладывала
в констатацию этого факта столь ничтожные эмоции, что со стороны можно
было подумать, будто она возвращает книгу, взятую в домовой библиотеке.
любила его. Ты спала с ним, жила с ним, знала о нем все, что только можно
было знать - фактически, ты знала его куда лучше, чем я, а он мой брат уже
больше времени, чем ты прожила на этом свете. Сердце у женщин, решил он,
тверды как камень. Ужасно тверды.
произнес Чик.
прочел вчера вечером в газете о том, что такая речь намечается. Ему было
решительно наплевать на все, о чем бы там ни толковал этот старец.
за работу?
красивые у нее глаза, они напоминали хорошо отшлифованный бриллианты,
великолепные качества которых особенно проявляются, когда на них падают
лучи света. У нее была также несколько необычная квадратная нижняя челюсть
и чуть крупноватый рот, ее неестественно красные губы загибались уголками
книзу, как у древнегреческих трагедийных масок. Фигура у нее была просто
отличная, с закругленными формами, и она хорошо одевалась, вернее,
выглядела великолепно, что бы на себя она не одевала. Ей шла любая одежда,
даже хлопчатобумажные платья массового пошива, доставлявшие столько
неприятных минут другим женщинам. Вот и сейчас она стояла все в том же
оливкового цвета платье с круглыми черными пуговицами, в котором она была
вчера вечером - дешевое платье, но даже в нем она выглядела элегантно. У
нее была аристократическая осанка и благородная структура скелета. На это
указывали ее скулы, ее нос, ее отличные зубы. Немкой она не была, но
происхождения явно нордического - то ли шведских, тол ли датских кровей.
Глядя на нее, он подумал, что годы почти не оказывают на нее никакого
влияния, она казалась совершенно несломленной теми превратностями судьбы,
что выпадали на ее долю. Он даже представить себе не мог, что она может
стать неряшливой, толстой и обрюзгшей.
интонации.
дурноголовый младший брат, - сказала Жюли.
грубый с ним тон; он хорошо ее знал, знал, что она бесцеремонна, но
неужели нельзя хоть на какое-то время стать терпимее, снисходительнее?
Неужели она сюда принесла вместе с собою и то свое настроение, которое
было у нее в ее последние часы с Винсом? Разве не медовый месяц предстоял
им теперь?
Боже, может быть, она уйдет отсюда куда-нибудь? Надеюсь, что это будет
именно так. А все, о чем поначалу думалось, было ребяческими грезами,
надеждами, смешными для взрослого зрелого мужчины. Ни один настоящий
мужчина не стал бы испытывать подобных чувств. Теперь он это четко
понимал.
Жюли осталась в спальне, приводя в порядок прическу.
напрягшись в своем последнем жесте, высохшее лицо ничего не выражало.
Симулакрон теперь молчал, и телевизионные камеры автоматически выключались
одна за другой; им больше нечего было передавать, и техники, управлявшие
ими, все без исключения приты, знали об этом. Теперь все они смотрели на
Гарта Макри.
- сыны Иова - действуют мне на нервы. Мне кажется, что после этой утренней
речи подрассеются многие из моих вполне обоснованных опасений. Он
вопросительно посмотрел на Макри, ожидая подтверждения своих слов, как и
все остальные, кто находится в аппаратной - в основном инженеры фирмы.
манекену, изображавшему Кальбфлейша, он осторожно притронулся к его плечу,
и как бы рассчитывая на то, что, побужденный таким образом, тот
восстановит свою активность. Однако этого не произошло.
как вы сами понимаете, сравнив сыновей Иова с нацистами, а Гольца с
Гитлером более непосредственно.
не соответствовало истине на самом деле. Вы не политик. Вам непонятно, что
правда это далеко не самое лучшее, чего следует придерживаться в политике.
Если мы хотим остановить Бертольда Гольца, нам вовсе не нужно выставлять
его как еще одного Гитлера, и знаете почему? Просто потому что в глубине
души пятьдесят один процент местного населения только и мечтает о новом
Гитлере.
какой-то растерянный вид, будто терзали самые недобрые предчувствия.
сказал Карп. - Намерен ли Кальбфлейш усмирить этих сыновей Иова, способен
ли он на это? У вас есть аппаратура фон Лессинджера - вот и скажите мне.
следующем месяце.
слов услышать от него Карпу, - ответа на вопрос, который инстинктивно, как
безусловный рефлекс, должен был возникнуть у Антона и Феликса Карпов, да и
у всех сотрудников фирмы "Карп Верке", вопрос первостепенного значения.
"Будем ли мы сооружать следующего симулакрона?" - вот какой вопрос задал
бы Карп, если бы настолько осмелел, что ему удалось бы переделать
собственную робость. Однако Карп был большим трусом, и Макри это было
известно. Прямота и честность были давным-давно в нем выхолощены - иначе
он не был бы способен должным образом функционировать в деловых и
промышленных кругах; духовная, моральная кастрация была в те дни
непременной предпосылкой принадлежности к классу Гест, к правящей элите.
Только зачем? Ему не нравился Карп, который создал, а теперь обеспечивал
эксплуатацию симулакрона, поддерживал его функционирование на том уровне,
какой от него требовался, и притом - без малейшего намека на колебания или
нерешительность. Любая неудача разоблачила бы эту "Гехаймнис", то есть,
тайну перед простыми людьми - испами. Обладание одной или большим числом
тайн и делало представителей правящей элиты, истэблишмента Соединенных
Штатов Европы и Америки, гехаймнистрегерами, то есть носителями тайны,
поднимая ее на недосягаемую высоту на бефельтрегерами - простыми