Филип К.ДИК

ПОСЛЕДНИЙ ВЛАСТИТЕЛЬ

Сознание снова возвращалось к нему. Возвращалось с трудом: груз
веков, невыносимая усталость давили на него. Пробуждение было ужасным, но
он не мог даже застонать. И тем не менее, он начинал ощущать радость.

Восемь тысяч раз таким же образом он возвращался назад, и с каждым
разом это становилось все труднее. Когда-нибудь он уже не сможет этого
сделать. Когда-нибудь он навсегда нырнет в черный бассейн. Но не сегодня.
Он все еще жив. Сквозь боль и безразличие приходило осознание очередной
победы.

- Доброе утро, - произнес звонкий голос. - Ну, не прекрасный ли
сегодня день? Я отдерну шторы, и вы сможете взглянуть.

Он мог видеть и слышать. Но не двигаться. Он тихо лежал и впитывал
впечатления. Ковры, обои, лампы, картины. Стол и видеоэкран. Яркий
солнечный свет струился в окно. Голубое небо. Далекие холмы. Поля, здания,
дороги, фабрики. Рабочие и машины.

Питер Грин был сдержанным деловым человеком. Но сейчас его юное лицо
озаряла улыбка.

- Сегодня предстоит много работы. Масса людей хочет вас видеть.
Подписать счета. Принять решения. Сегодня суббота. Придут люди из дальних
секторов. Я надеюсь, бригада обслуживания проделала хорошую работу. - Он
быстро добавил. - Да, конечно, они сделали все, что нужно. По пути я
переговорил с Фаулером. Все будет в порядке.

Юный приятный тенор хорошо сочетался с ярким солнечным светом. Звуки
и образы, но ничего больше. Он ничего не чувствовал. Попытался пошевелить
рукой, но ничего не получилось.

- Не беспокойтесь, - сказал Грин, уловив его страх. - Скоро вы будете
в норме. Должны быть. Как мы сможем выжить без вас?

Он расслабился. Видит бог, это случалось довольно часто и прежде. Но
постепенно вскипала злость. Почему они не координируются? Получить все
сразу, а не по кусочкам! Он обязан изменить их планы. И заставить их быть
более организованными.

Приземистый металлический автомобиль завизжал тормозами под окном и
остановился. Люди в униформе высыпали из него, собрали полные охапки
оборудования и заспешили к главному входу здания.

- Они прибыли, - с облегчением воскликнул Грин.

- Поздновато, а?

- Дважды останавливали движение, - фыркнул Фаулер, входя.

- Снова что-то произошло с сигнальной системой. Загородный поток
смешался с городским, все временно остановились. Я хотел бы, чтобы вы
изменили закон...

Все вокруг него пришло в движение. Неясно вырисовывались очертания
Фаулера и Маклина. Лица профессионалов озабоченно вглядывались в него.

Его перевернули на бок. Приглушенное совещание. Напряженный шепот.
Звон инструментов.

- Здесь, - бормотал Фаулер. - Теперь здесь. Нет, это потом.
Осторожней. Теперь пройдитесь здесь.

Работа шла в напряженном молчании. Он ощущал их близость.
Расплывчатые очертания. Его переворачивали туда-сюда, швыряли, как мешок с
мукой.

- О'кэй, - сказал Фаулер наконец. - Обмойте это.

Снова длительное молчание. Он тупо глядел на стену, на чуть выцветшие
голубовато-розовые обои. Старый рисунок, изображавший женщину в кринолине,
с легким зонтиком над изысканной прической. Белая блузка с оборками, носки
крохотных туфелек. Удивительно чистый щенок рядом с ней.

Затем его повернули еще раз, лицом вверх. Пять призраков стонали и
корячились над ним. Их пальцы летали, мускулы скрипели под рубашками.
Наконец они выпрямились и отошли. Фаулер вытер пот с лица; все были в
изнеможении.

- Давайте, - проскрипел Фаулер. - Включайте.

Удар потряс его. Он жадно глотнул воздух. Его тело выгнулось, затем
медленно осело. Его тело. Он мог чувствовать его. Сделал пробные движения
руками, коснулся лица, плеча, стены. Стена была реальная и твердая. Сразу
же мир снова стал трехмерным.

- Слава Богу, - с облегчением вздохнул Фаулер, как бы осев. - Как вы
себя чувствуете?

После краткой паузы он ответил:

- Все в порядке.

Фаулер попросил остальных членов бригады оставить их. Грин топтался в
углу.

Фаулер сел на край постели и раскурил трубку.

- Теперь послушайте меня, - начал он. - У меня плохие новости. и я
хочу о них сообщить, как вы всегда настаивали... откровенно.

- Что же? - требовательно спросил он. И попытался двинуть
конечностями.

Но он уже знал.

Под глазами Фаулера легли темные круги. Он был небрит. Лицо с
квадратным подбородком осунулось и выглядело нездоровым.

- Мы всю ночь провели на ногах. Работая над вашей двигательной
системой. Мы привели ее в порядок, но это не надолго. Не более чем на
несколько месяцев. Все приходит в негодность. Основные части не могут быть
заменены. Когда они изнашиваются, их не починить. Мы можем припаять реле и
провода, но не в состоянии сделать синапсические катушки. Их умели делать
лишь несколько человек, но они умерли более двухсот лет назад. Если
катушки перегорят...

- Есть ли какие-либо изменения в катушках? - перебил он.

- Еще нет. Только в районе двигателя. Особенно руки. То, что
произошло с вашими ногами, может случиться и с руками и, в конце концов,
со всей двигательной системой. Вы будете парализованы к концу года. Будете
видеть, слышать и думать. И передавать сообщения. Но это все.

Помолчав, он добавил.

- Извините, Борс. Мы делаем все, что можем.

- Хорошо, - согласился Борс. - Прощаю вас. Благодарю за искренность.
Я догадывался.

- Вы готовы спуститься к людям? Накопилось множество проблем. Они
терпеливо ожидают вас.

- Пошли.

Он с усилием напряг свой мозг и сосредоточился на неотложных
проблемах.

- Я хочу, чтобы была ускорена исследовательская программа по тяжелому
металлу. Она, как обычно, затягивается. Я намереваюсь снять часть людей с
других работ и перебросить их на генераторы. Уровень воды скоро упадет. Я
хочу запустить питающую энергию по линиям снабжения, пока она еще есть.
Как только я упускаю что-либо из виду, все начинает разваливаться.

Фаулер подал знак Грину, и тот быстро подошел. Вдвоем они склонились
над Борсом, кряхтя от напряжения, подняли его и повели к двери. Затем -
вниз по коридору и наружу.

Здесь они поместили его в приземистую металлическую машину, маленький
грузовичок. Его отполированная поверхность резко контрастировала с
внутренностями: изнутри было заметно, что корпус деформирован, металл во
многих местах покрыт пятнами коррозии. Машина из архаичной стали и
пластика заворчала, когда мужчины прыгнули на переднее сиденье и повели
автомобиль по главной дороге.

Эдвард Толби вытер пот со лба, поправил рюкзак за плечами и, подтянув
оружейный пояс, выругался.

- Папа, - упрекнула его Сильвия. - Прекрати, пожалуйста.

Толби яростно сплюнул в траву на обочине. Затем обнял дочь.

- Извини, Сильви. Я не хотел никого обидеть. Проклятая жара.

Поднимавшееся утреннее солнце ярко освещало унылую, пыльную дорогу.
Облака пыли поднимались вокруг от их медленного движения. Они были страшно
вымотаны. Лицо Толби побагровело и распухло. Незажженная сигарета
свешивалась из уголка рта. Его большое, сильное тело упрямо наклонялось
вперед. Хлопчатобумажная рубашка его дочери прилипла к рукам и груди,
потемнев от пота на спине. Она еле переставляла ноги, обтянутые джинсами.

Роберт Пенн плелся чуть сзади них, держа руки в карманах и не отрывая
глаз от дороги. Он ни о чем не думал, оглушенный двойной дозой гексобарба,
которую он принял в последнем лагере Лиги. Жара его убивала.

По обеим сторонам дороги расстилались поля, травяные и камышовые
пастбища, отдельные группки деревьев. Разрушенный фермерский дом. Древние,
двухсотлетней давности останки бомбоубежища... Иногда попадалась грязная
овца.

- Овца, - констатировал Пенн. - Они съедают всю траву вокруг. Она уже
не вырастет.

- Теперь он фермер, - обратился Толби к дочери.

- Папа, - сверкнула глазами Сильвия. - Не будь таким мерзким.

- Это из-за жары, - Толби снова выругался, громко и тщательно. - Все
дело не стоит того. За десять пинксов я вернусь назад и скажу им, что было
много свиного пойла.

- Может быть, и так, - мягко согласился Пенн.

- Хорошо, ты возвращаешься, - проворчал Толби. - Ты возвращаешься и
говоришь им, что это было свиное пойло. Они наградят тебя медалью. Может,
повысят в чине.

Пенн засмеялся.

- Замолчите вы, оба. Впереди какой-то городок.