одним резким движением заставил легкие Неверящего заработать.
Прошло некоторое время прежде чем он подал признаки вернувшегося сознания,
однако кольцо его все еще пульсировало, как бы поддерживая его. Наконец он
открыл глаза и посмотрел на Баннора.
клинго. Баннор представлялся ему одним из тех джиннов, которые наблюдали
за приговоренными. Но затем он расслабился. Он осознал, где находится, как
сюда попал и что осталось позади, и беззащитно наблюдал, как Баннор
развязывает веревки, которыми он был привязан к лодке.
позади нее Меленкурион Скайвейр, уменьшающуюся по мере того как лодка
стремительно неслась вниз по реке. Из расселины поднимались клубы черного
дыма, сгустки которого отражали периодические всплески той битвы, что шла
глубоко в горах. Приглушенные взрывы раздирали внутренности скалы,
подвергая разрушению самое ее вековое основание. Кавинант ощущал, как до
него доносятся волны опустошения и разрушения.
обнаружил, что оно все еще пульсировало, как бы жило своей жизнью, и
инстинктивно накрыл кольцо правой рукой, пряча его. Затем повернулся лицом
по ходу лодки, отвернувшись от Баннора и Расколотой Скалы, как бы скрывая
свое замешательство.
дня. Он не разговаривал с Баннором, не помогал ему вычерпывать воду из
лодки, не оглядывался назад. Поток, вырвавшийся из Расколотой Скалы,
поднял воду в реке Черной так, что она вышла из берегов, сильно превысив
паводковый уровень, и легкое суденышко Земного Корня неустрашимо неслось
по течению, огражденному хмурыми стенами деревьев. Утреннее солнце
сверкало и, отражаясь от темной воды, слепило Кавинанта, но он смотрел не
щурясь, словно защитный рефлекс его век был истощен. Ничто не привлекало
его невидящий взор. Он автоматически съел промокшую еду, предложенную ему
Баннором, спрятав руку с кольцом между колен. Утро и день прошли
незаметно, и когда наступил вечер, он все еще продолжал сидеть сгорбленным
на сиденье, прижимая к груди кольцо, как бы готовясь защитить себя от
какого-то заключительного удара.
музыку. Воздух Удушителя был наполнен звуками песни без голоса, жуткая,
сверхъестественная мелодия которой, казалось, поднималась подобно страсти
из слабого шелеста листьев. Она резко контрастировала с отдаленным
яростным грохотом Меленкурион Скайвейр, песней ярости, вырывавшейся из
Расколотой Скалы. Он постепенно поднял голову и прислушался. В песне
Удушителя звучало терпение, как будто щадяще намеренно сдерживалось
яростное неистовство мелодии. В свете Оркреста он увидел, что Баннор
направляет лодку к высокому холму без деревьев, который возвышался в
ночном небе недалеко от южного берега. Холм выглядел пустынным и
безжизненным, будто его навечно лишили способности взрастить хоть
какие-нибудь самые неприхотливые растения. При всем этом он, казалось,
являлся, источником песни Удушителя. Мелодия, которая неслась от холма к
реке, звучала так, словно исполнялась сонмом довольных фурий.
удивляться подобным местам. Все его измученное сознание было сосредоточено
на звуках битвы, доносившихся с Меленкурион Скайвейр, и на том, чтобы
спрятать кольцо. Когда Баннор привязал лодку и взял его за правый локоть
чтобы помочь выйти на берег, Кавинант оперся на Стража Крови и безжизненно
последовал за ним.
Кавинант начал с ним преодолевать подъем. Несмотря на усталость, холм
вторгался в его сознание. Он ощущал ногами его мертвенность, словно ступал
по трупам. Тот был полон удовлетворения от желанных смертей, его атмосфера
была густой от резни врагов. Это воплощение ненависти причиняло ему боль в
суставах, когда он взбирался по нему. Он начал потеть и дрожать, будто нес
на плечах вес своей жестокости.
Оркрест. В его свете Кавинант увидел виселицу по ту сторону гребня холма.
На ней висел великан. А между ним и виселицей, уставившись на него, словно
он был концентрированным кошмаром, стояли люди, люди, которых он знал.
левой руке он сжимал свой посох, и его склоненное лицо имело строгий вид.
За ним стояли Лорд Каллендрилл и два Стража Крови. Мягкие глаза Лорда
светились темным взглядом неудачника. С ним были Кеан и Аморин. А справа
от Морэма, поддерживаемый правой рукой Лорда, стоял Хайл Трой.
его черепа жмурились, будто он старался что-то увидеть. Он пригнул голову
и поводил ей из стороны в сторону, пытаясь фокусировать слух. Кавинант
интуитивно понял, что Трой потерял свое обретенное в Стране зрение.
высокий беловолосый человек с тускло светящимися серебряными глазами,
напевающий что-то про себя, как бы орошая мелодией землю. Кавинант без
размышлений понял, что это Сиройл Вейлвуд - защитник леса Дремучий
Удушитель.
напомнило Неверящему о том, кем он здесь является. Наконец он разглядел
страх на лицах, смотрящих на него. Он отринул поддержку Баннора и принял
весь вес собственного бремени на свои плечи. Чтобы перебороть дрожь перед
ними, он смотрел взглядом столь напряженным, что лоб его затрясся. Но
когда он был готов уже говорить, жестокое сотрясение от Расколотой Скалы
встряхнуло его кости и выбило из равновесия. В попытке опереться, протянув
руку к Баннору, он обнажил свой стыд - активность своего кольца.
мог:
изо рта разбитыми, как осколки его сердца.
рокот Расколотой Скалы. Он чувствовал каждый порыв битвы как собственное
страдание. Но смерть под ногами чувствовалась им все острее и острее. И
повешенный великан болтался перед ним с немой настойчивостью, которую он
не мог игнорировать. Он начал сознавать, что стоит перед людьми, выжившими
в своих собственных тяжелых испытаниях. Он отступил, но не упал, когда они
начали протестовать - когда Трой издал приглушенный сдавленный крик:
Что с ней случилось?
сдвоенным отблеском в глазах Сиройла Вейлвуда и огнем Оркреста, Кавинант
стоял, опершись на Баннора, как искалеченный свидетель против самого себя,
и описывал, запинаясь, то, что случилось с Высоким Лордом Еленой. Он не
упомянул о ее взгляде, ее расточительном увлечении, но рассказал все
остальное - свою сделку, конец Амока, вызов Кевина Расточителя Страны,
одинокое противоборство Елены. Когда он закончил, ответом ему было
ошеломленное молчание, которое обвинением звенело у него в ушах.
отбросы собственной никчемности, он добавил: - Но я люблю ее. Я бы спас
ее, если бы мог.
бессвязен, чтобы в полной мере выразить его страдание.
перенести услышанное по отдельности.
Морэма от этого дернулась, и он повернулся к Кавинанту со слезами,
бегущими по щекам:
единственная опасность, таящаяся в наших снах.
слова. Отрицание того, что он ответственен, не было принято им. Однако
Баннор заметил нечто иное в тоне Лорда. Он подошел к Морэму как бы для
того, чтобы исправить несправедливость. Подойдя, он достал из своего тюка
скульптуру Кавинанта, сделанную из кости.
понимающе засветились. Он понял узы, связывающие Елену и ранихинов, и
понял, что означал этот дар Кавинанту. Слезы умиления увлажнили его лицо.
Но это почти моментально прошло, к нему вернулось самообладание. Его
изогнувшиеся губы приняли свою обычную форму. Повернувшись обратно к
Кавинанту, он мягко сказал:
Кавинанта. Но у него не было сил уделять внимание кому-либо из них. Его
взгляд замер на Хайле Трое. Вомарк безглазо морщился от повторяющихся
порывов осознания, и внутри у него бушевала буря. Он пытался мысленно
увидеть Елену, вспомнить ее, почувствовать ее красоту, смаковал всю силу
своего видения, которому научила его она. Он пытался представить себе ее
бесполезный одинокий конец.
Одна?
выплевывал слова, как будто это были самые страшные проклятия, какие он
знал.