поглощен миссией, возложенной на него Мастерами, заданием, которое могло
завершиться тяжким увечьем или даже смертью.
совсем другим.
приснился сон - один из немногих. И теперь она будет помнить его всегда. В
нем она услышала звуки охотничьих рожков; слабые, доносящиеся издалека,
они докатились до нее в морозном воздухе поверх покрытых колючим снегом
холмов, словно зов, которого всегда ждало ее сердце. Рога пропели вновь, а
когда она выпрямилась, прислушиваясь - еще раз. Но ближе не становились.
она то ли сидела, то ли лежала, словно холод не мог коснуться ее своим
дыханием, виднелся край холмов; наверное, рога и те, кто играл на них,
были с другой стороны. Однако она так и не пошевелилась. Сон
демонстрировал ей то, чего она никогда не видела раньше, но сама она
оставалась прежней.
на лошадях люди. Кони рвались вперед, из их ноздрей вырывались клубы пара,
а копыта взрывали снег, так, что светлое легкое покрывало, казалось,
кипело. Она слышала скрип кожаной упряжи, злые окрики и многочисленные
проклятия всадников - склон доносил до нее каждый звук, словно резонатор.
Она попыталась игнорировать эти звуки и снова услышать пение рогов, но
всадники внезапно развернулись на холме и, разметая снег, помчались к
деревьям - прямо к ней.
яростную ненависть, жажду пролить кровь. Длинные мечи, казалось, сами
вылетели из ножен и взметнулись в высоко вскинутые руки всадников. Эти
люди собирались втоптать ее в снег, уничтожить.
как пощечина, и мучительным, словно заноза. Она не знала, все равно ей или
нет, что во сне она будет убита. Может быть, это наконец покончит с
пустотой в ее жизни. В ней поднималась лишь слабая волна жалости; она не
услышит снова звуков рогов и не узнает, почему они заставляют так
трепетать ее сердце.
ней и всадниками. Он был безоружен и не защищен броней - его одеяние
состояло из широкого коричневого плаща, штанов из того же материала,
кожаных ботинок, - но он не колебался и рискнул собой, встав на пути
лошадей. Когда первый всадник взмахнул клинком, мужчина резко рванул
скакуна за поводья, и лошадь, потеряв равновесие, сбросила седока на
второго атакующего. Оба, и лошадь и всадник, повалились наземь, поднимая
густые, как туман, облака снега.
завладел клинком одного из нападавших и проткнул им другого. Он управлялся
с мечом неуклюже, хотя и с кипучей энергией, и было ясно, что он не знаком
с искусством фехтования, но зато не колебался. В результате яростной атаки
он пригвоздил своего соперника к стволу дерева прежде, чем тот успел снова
вскочить в седло.
нападавших, заехал за спину юноши, выступившего на ее защиту, - конь уже
стоял в положении для нанесения удара, меч, удерживаемый обеими руками,
высоко занесен. Хотя она не понимала, что происходит, она знала, что ей
следует что-то сделать. Простая жалость и благодарность к ее защитнику уже
должны были бросить ее по направлению к всаднику. Он не смотрел в ее
сторону, и наверняка она смогла бы ухватить его за пояс и стащить из седла
прежде, чем он успеет нанести удар.
морщинка появилась на ее челе, пока она пребывала в неподвижности. Именно
таково было обычное течение ее жизни - тупое ничегонеделание. Единственно,
что ее оправдывало, так это неуверенность в своем собственном
существовании. Как она могла при этом действовать? Действие - для тех, кто
не сомневается в своем физическом присутствии в этом мире. В течение
двадцати с лишним лет жизни возможностей для действия у нее было так
немного, что она обычно не распознавала их, пока они не оставались в
далеком прошлом. Она не знала, как заставить двигаться свои ноги.
на нее напали, не сознавал опасности; он пытался вытащить клинок из тела
убитого, упавшего ничком.
она крикнула:
Она находилась в собственной постели. От надрывного крика болело горло, от
непривычного ужаса кровь бежала как в лихорадке.
находившимся на стене за постелью, она была не более чем тенью,
отражавшейся в зеркалах вокруг нее; но она снова стала собой, той самой
тенью, какой была всегда.
капли пота, ей показалось, что сквозь неприятные шумы города она слышит
дальнее пение рогов, слишком слабое, чтобы быть уверенным на сто
процентов, - и слишком знакомое, чтобы игнорировать этот зов.
когда зазвонил будильник, и ее отражение в зеркалах было таким же мятым и
тусклым, как обычно. Хотя она какое-то время поизучала свое лицо, пытаясь
понять, почему люди на лошадях могли так сильно ненавидеть ее, оно
казалось таким же безжизненным и ничего не выражающим, как и всегда -
настолько, что она даже изумилась, обнаружив, что зеркало все еще отражает
ее. Может быть, она уже начинает исчезать? Может быть, в один прекрасный
день она проснется, глянет в зеркало и не найдет там ничего? Возможно, но
не сегодня. Сегодня она выглядела такой же, какой себя помнила, -
прекрасно сложенной, но никому не нужной и немного печальной.
просторный свитер, в которых предпочитал ее видеть отец, поела как обычно
- глядя на себя в зеркало, пока откусывала кусочки тостов - и, надев плащ,
покинула квартиру и отправилась на работу. Ни в ее внешнем виде, ни в
апартаментах, когда она покидала их, ни в лифте, который опустил ее вниз,
в холл ее дома, не появилось ничего необычного. Необычными были только ее
чувства.
лице, она прокручивала в памяти свой сон.
крышах автомобилей, заглушая звуки дорожного движения. Испугавшись серой
мглы и сырости, она повязала на голову пластиковую косынку, затем прошла
мимо охранника (который, как обычно, проигнорировал ее появление) и вышла
сквозь вращающиеся двери наружу, под потоки воды.
направлении миссии, где работала.
услыхала звуки рогов.
огляделась, словно насмерть перепуганная женщина. Это не были клаксоны
автомобилей; это были духовые инструменты, которые используют музыканты
или охотники. Но зов их был так далек, что она, вероятно, не должна была
слышать его здесь, в этом городе, сквозь этот дождь, сквозь мощное уличное
движение, запрудившее дороги не хуже ливня. Но ощущение того, что она
слышит эти звуки, сделало все, что Териза видела, более отчетливым, ярким,
менее пугающим и более значимым. Дождь целеустремленно поливал улицы;
серость зданий навевала меньшее отчаяние и больше походила на то время
суток, что отделяет день от ночи; люди вокруг, казалось, шли вперед,
движимые решимостью и целеустремленностью, а не отвращением к мерзкой
погоде и страхом перед работодателями. Все вокруг нее было пропитано такой
жизненной силой, какой она никогда раньше не ощущала.
отклик в ее сердце. А затем и совсем исчезло.
Усевшись в административном помещении за стол, на котором громоздилась
древняя пишущая машинка, она обнаружила записку от преподобного Тетчера,
уже пожилого человека, все еще заправлявшего миссией; там было сказано,
что лимит расходов на копирование оказался превышен и потому он просит ее
отпечатать двести пятьдесят копий прилагаемого письма вручную, помимо ее
обычных обязанностей. Это письмо должно было быть направлено во множество
организаций, которым не чужда филантропия, и содержало очередную просьбу
помочь деньгами, изложенную витиеватым слогом преподобного Тетчера. Она
старалась не читать то, что печатала; но, естественно, читала письмо снова
и снова, стараясь напечатать его без ошибок.
Самойлова Елена
Орлов Алекс
Володихин Дмитрий
Куликов Роман
Маккарти Кормак
Шилова Юлия