Чтение 9–й страницы книги ~Затерянный мир~

пользуется большой популярностью, несмотря на то, что он шарлатан
чистейшей воды. Так вот, мистер Мелоун, я уделил вам гораздо больше
времени, чем предполагал. Отдельная личность не может монополизировать то,
что принадлежит всему человечеству. Буду рад увидеть вас сегодня вечером
на лекции. А пока разрешите вам напомнить, что материал, с которым я вас
ознакомил, ни в коей мере не подлежит огласке.

- Но мистер Мак-Ардл... это наш редактор... потребует от меня отчета
о беседе с вами.

- Скажите ему первое, что придет в голову. Между прочим, можете
намекнуть, что, если он пришлет ко мне кого-нибудь еще, я явлюсь к нему
сам, вооружившись хорошей плеткой. Во всем остальном полагаюсь на вас: ни
слова в печати! Так, прекрасно. Значит, в восемь тридцать - в
Зоологическом институте.

Он помахал мне на прощание рукой. Я увидел в последний раз его
румяные щеки, волнистую иссиня-черную бороду, дерзкие глаза и вышел из
комнаты.

Глава V. ЭТО ЕЩЕ НЕ ФАКТ!

То ли на мне сказался физический шок, полученный в первый мой визит к
профессору Челленджеру, то ли тут сыграло роль моральное потрясение-
результат второго визита, но, очутившись снова на улице, я почувствовал,
что как репортер я совершенно деморализован. Голова у меня разламывалась
от боли, и все же в мозгу, не утихая ни на минуту, стучала мысль, что этот
человек говорит правду, значение которой трудно переоценить, и что когда
мне будет позволено использовать его рассказ для статьи, наша газета
получит сенсационный материал. Увидев на углу кэб, я вскочил в него и
поехал в редакцию. Мак-Ардл, как всегда, был на своем посту.

- Ну? - нетерпеливо крикнул он. - Говорите, сколько вам надо строк? У
вас такой вид, молодой человек, точно вы явились сюда прямо с поля битвы.
Неужели без драки не обошлось?

- Да, сначала мы немножко не поладили.

- Вот человек! Ну, а потом?

- Потом он образумился, и беседа прошла мирно. Но мне ничего не
удалось у него выудить, даже для маленькой заметки.

- Это как сказать! А подбитый глаз разве не материал для заметки?
Довольно ему нас терроризировать, мистер Мелоун! Поставим его на место.
Завтра же помещу статейку, от которой ему жарко станет. Дайте мне только
материал, и я раз и навсегда заклеймлю этого субгекта. "Профессор
Мюнхгаузен. - что вы скажете о такой шапке? "Воскресший Калиостро.!
Вспомним всех мистификаторов и шарлатанов, которых знала история. Он у
меня получит сполна за все свои мошенничества!

- Я бы не советовал, сэр.

- Почему?

- Потому что этот человек совсем не мошенник.

- Как! - взревел Мак-Ардл. - Вы что же, поверили его россказням про
мамонтов, мастодонтов и морского змея?

- По-моему, у него этого и в мыслях нет. Во всяком случае, я ничего
такого не слышал. Но мне теперь совершенно ясно, что Челленджер может
внести нечто новое в науку.

- Тогда о чем же вы думаете? Садитесь и пишите статью,

- Я бы рад написать, да он обязал меня хранить все в тайне и только
при этом условии согласился говорить со мной. - Я изложил в двух-трех
словах рассказ профессора. - Видите, как обстоит дело?

Физиономия Мак-Ардла выразила глубочайшее недоверие.

- Тогда займемся этим заседанием, мистер Мелоун, - сказал он,
наконец. - Уж в нем-то, наверное, нет ничего секретного. Другие газеты
вряд ли им заинтересуются, потому что о лекциях Уолдрона писалось уже
сотни раз, а о том, что там собирается выступить Челленджер, никто и не
подозревает. Если нам повезет, мы получим сенсационный материал. Во всяком
случае, поезжайте туда и представьте мне подробный отчет. До двенадцати
часов придержу для вас свободную колонку.

Мне предстоял хлопотливый день, поэтому я решил пообедать в клубе
пораньше и, пригласив за столик Тарпа Генри, рассказал ему вкратце о своих
приключениях. С его худого смуглого лица не сходила скептическая улыбка, а
когда я признался, что профессор убедил меня в своей правоте, Тарп не
выдержал и громко захохотал.

- Дорогой мой друг, таких чудес в жизни не бывает! Где это видано,
чтобы люди случайно натыкались на величайшие открытия, а потом теряли все
вещественные доказательства? Предоставьте сочинять небылицы романистам. По
части ловких проделок ваш профессор заткнет за пояс всех обезьян в
зоологическом саду. Ведь это же невероятная чушь!

- А художник-американец?

- Вымышленная фигура.

- Я же сам видел его альбом!

- Это альбом Челленджера.

- Значит, вы думаете, что рисунок тоже его собственный?

- Ну, конечно! А чей же еще?

- А фотографические снимки?

- На них ведь ничего не видно. Вы же сами говорите, что разглядели
только какую-то птицу.

- Птеродактиля.

- Да, если верить его словам. Вы поддались внушению и поверили,

- Ну, а кости?

- Первую он извлек из рагу, вторую смастерил собственными руками.
Нужны только известная смекалка да знание дела, а тогда все что угодно
сфальсифицируешь - и кость и фотографический снимок.

Мне стало как-то не по себе. Может быть, действительно я слишком
увлекся? И вдруг меня осенила счастливая мысль.

- Вы пойдете на эту лекцию? - спросил я.

Тарп Генри на минуту задумался.

- Ваш гениальный Челленджер не пользуется особой популярностью, -
сказал он. - С ним многие не прочь свести счеты. Пожалуй, во всем Лондоне
не найдется другого человека, который вызывал бы к себе такое
неприязненное чувство. Если на лекцию прибегут студенты-медики, скандалов
там не оберешься. Нет, что-то мне не хочется идти в этот сумасшедший дом.

- По крайней мере отдайте ему должное - выслушайте его.

- Да, пожалуй, справедливость этого требует. Хорошо, буду вашим
компаньоном на сегодняшний вечер.

Когда мы подгехали к Зоологическому институту, я увидел, что сверх
моих ожиданий народу на лекцию собирается много. Электрические кареты одна
за другой подвозили к подгезду седовласых профессоров, а более скромная
публика потоком вливалась в сводчатые двери, свидетельствуя о том, что в
зале будут присутствовать не только ученые, но и представители широких
масс. И в самом деле, стоило нам занять места, как мы сразу убедились, что
галерея и задние ряды ведут себя более чем непринужденно. Там сидели, судя
по всему, студенты-медики. Вероятно, все крупные больницы отрядили сюда
своих практикантов. Публика была настроена добродушно, но за этим
добродушием крылось озорство. То и дело раздавались обрывки популярных
песенок, распеваемых хором и с большим подгемом, - весьма странная
прелюдия к научной лекции! Склонность аудитории к бесцеремонным шуткам
ясно давала себя чувствовать. Это сулило в дальнейшем массу развлечений
для всех, кроме тех лиц, к кому эти сомнительные шутки должны были
непосредственно относиться.

Например, как только на эстраде появился доктор Мелдрам в своем
знаменитом цилиндре с изогнутыми полями, со всех сторон раздались дружные
крики: "Вот так ведро! Где вы его раздобыли?." Старик сейчас же стащил
цилиндр с головы и украдкой сунул его под кресло. Когда страдающий
подагрой профессор Уэдли заковылял к своему месту, шутники, к его
величайшему смущению, хором осведомились о том, не болит ли у профессора
пальчик на ноге. Но самый горячий прием был оказан моему новому знакомцу,
профессору Челленджеру. Чтобы добраться до своего места - крайнего в
первом ряду, - ему пришлось пройти через всю эстраду. Как только его
черная борода показалась в дверях, аудитория разразилась такими бурными
приветственными криками, что я подумал: опасения Тарпа Генри подтвердились
- публику привлекла сюда не столько сама лекция, сколько возможность
посмотреть на знаменитого профессора, слухи о выступлении которого,
по-видимому, успели разнестись повсюду.

При его появлении в передних рядах, занятых хорошо одетой публикой,
раздались смешки - на сей раз партер относился сочувственно к бесчинству
студентов. Публика, приветствовала Челленджера оглушительным ревом, точно
хищники в клетке зоологического сада, заслышавшие вдали шаги служителя в
час кормежки. В этом реве ясно звучали неуважительные нотки, но, в общем,
шумный прием, оказанный профессору, выражал скорее интерес к нему, чем
неприязнь или презрение. Челленджер улыбнулся устало и снисходительно, как
улыбается добродушный человек, когда на него налетает свора тявкающих
щенков, потом медленно опустился в кресло, расправил плечи, любовно
погладил бороду и, прищурившись, надменно глянул в переполненный зал. Рев
еще не успел стихнуть, как на эстраде появились председатель, профессор
Рональд Меррей, и лектор, мистер Уолдрон. Заседание началось. Надеюсь,
профессор Меррей извинит меня, если я упрекну его в том, что он страдает
недостатком, свойственным большинству англичан, а именно - невнятностью
речи. По-моему, это одна из загадок нашего века. Почему люди, которым есть
что сказать, не желают научиться говорить членораздельно? Это так же
бессмысленно, как переливать драгоценную влагу через трубу с закрытым
краном, отвернуть который до конца можно без всякого труда.

Профессор Меррей обратился с несколькими глубокомысленными
замечаниями к своему белому галстуку и графину с водой, затем шутливо
подмигнул серебряному канделябру, стоявшему по правую его руку, и
опустился в кресло, уступив место известному популярному лектору мистеру