проходившей от двери в ванную комнату, заполняла емкость, которая имела
такой вид, как будто ее вырубили из цельной гранитной глыбы. Комнату
наполнял вызывавший головную боль запах лапуура, древесина которого
превосходно горит.
почти невыносимо горячей воде. Это было блаженство. Напротив, тоже на
одном из подобных сидений, сидела Рурик, ее черная укороченная грива
лежала на воде, как водоросли. Она окунула голову, зажмурила глаза,
промыла их и стала массировать обрубок своей правой руки. Она была
отделена на середине между локтем и плечом и представляла собой обтянутую
гладкой кожей часть тела, выглядевшую не пугающе, но неестественно.
с фырканьем выпрямилась. - Этим я тоже обязана Мелкати и Алес-Кадарету.
хотелось послушать.
если бы дело было не в этом.
подняла голову, Рурик сказала:
телестре, так что наберитесь терпения.
мире люди, принадлежащие к одному дому, живут отдельно, в разных странах и
это не считается позором?
жила в различных частях Британских островов. На юге, когда еще были живы
мои родители - они умерли когда мне было тринадцать, - а потом в Лондоне,
в семье де Лайл, которая является ветвью нашего рода. - Я машинально
добавила: - Они никогда не были чем-то обязаны семье Кристи, но не могли
отказаться принять меня к себе.
глаза.
были достаточно хороши для де Лайлов. Я предполагаю, что решила
воспользоваться ими для своей пользы - они были старинной семьей
дипломатов, - но не уверена в том, не воспользовались ли они мной, сделав
из меня еще одного профессионального дипломата. - Я перестала говорить.
Усталость давал себя знать, но я заставила себя продолжить.
спросила Рурик. - Я не стала бы солдатом, а вы - послом. То есть, это был
род вашей матери или вашей кормилицы, няньки?
это не мешает вам рассказывать мне о Мелкати.
искренним. Это был тот момент (хотя тогда я это вряд ли осознавала), когда
мое отношение к ней изменилось и она стала для меня личностью.
на это также. Это то, что случилось с вами, обитателями другого мира. Вы -
амари, лишенные матери. И земли.
был Говорящий с землей, который вел бы нас по правильному пути, то было бы
иначе, однако церковь в Мелкати всегда имела слабые позиции. А Орландис -
это бедная телестре, она может прокормить только тех, кто там живет.
Думаю, что я была лишней, как и вы. И, к тому же, у меня желтые глаза.
на корабле из Алес-Кадарета, а спустя семь лет вернулся, не имея ничего
кроме одежды, что было на нем, и ребенка. Этим ребенком была я. Он знал,
что будет обузой для телестре, если останется, и потому он и его брат со
своими сыновьями отправились в Алес-Кадарет, чтобы заработать денег. Это
было в лето Белой Эпидемии. Она убила его и пощадила остальных.
покрытую шрамами верхнюю часть туловища.
они служили л'ри-анами у т'Ан Мелкати, которая в то время также
принадлежала к телестре СуБаннасен. Я об этом не знала, и это меня не
волновало. Как только я вышла из возраста аширен, я отправилась в Таткаэр
и поступила на военную службу. Мне следовало бы вернуться. Но что тут
будешь делать?
мятежный город. Телестре в Мелкати все без исключения очень бедны. Если бы
это зависело от меня, то я бы изменила границы, вывезла бы половину людей,
чтобы земля могла прокормить остальных... Но против церкви не пойдешь. -
Она вздохнула и продолжила: - Это было четыре года назад. Я выступила с
войском, обеспечила пути подвоза и эвакуации и осадила город. Уверенные в
победе, телестре начали отводить свои силы поддержки. Но кадарет держался.
Наше положение стало ухудшаться, и длилось это четыре времени года до
снятия блокады. Под конец было не ясно, не перемрут ли все они от голода,
прежде чем нас истребит эпидемия; стояло очень жаркое лето, и нас стали
одолевать все мыслимые болезни. Я использовала катапульты, чтобы
перебрасывать наших мертвых через городские стены. Это открыло для нас
город. Была жаркая битва, прежде чем СуБаннасен сдалась. Во время нее я и
была ранена в руку, после чего началась гангрена. Потом мне пришлось
судить кадарет по закону Короны.
поверила, что все было так, как она рассказывала: она планировала,
выполняла и убивала.
Что я могла сделать? Если бы я пощадила их, то это было бы противозаконно.
Но я их ненавидела. О, Богиня, как же я ненавидела всю мою родню! Как
можно было по справедливости обращаться с кем-то, кого охотнее всего
выпотрошила бы, как рыбу? Они принялись умолять меня, потом обвинили меня
в злоупотреблении законом Короны, чтобы отомстить им.
стенах Алес-Кадарета. И я по сей день не знаю, правы ли они были в том,
что говорили.
т'Ана Мелкати, брата Сулис. Она в то время была с'ан, а после этого сама
стала т'Ан Мелкати. Разумеется, она очень бы хотела моей смерти. Вот это и
есть та история, в которую вы попали.
находиться вне пределов ее досягаемости. - Она смыла с себя мыло, встала и
непринужденно вылезла из ванны, чтобы взять полотенце. Рурик в отличие от
того, как это было принято в Имире, так разместила пуговицы на своей
одежде, что одевалась с помощью одной руки.
рурик пристально меня разглядывала. Она рассматривала меня с ног до
головы. Я чувствовала, как покраснела до ушей.
- Ваш мир, должно быть, поистине очень необычен. Я спрашиваю себя, как к
нему относиться?
представителей хозяйства, число которых, казалось, охватывало все степени
родства вплоть до шестого кузена и далее, л'ри-анов и аширен,
воспитывавшихся здесь, собрались еще и солдаты-кавалеристы Кема.
огнем, пылавшим в шести больших каминах, очень ярко освещали помещение.
Потолок был низким, зал - длинным, а своды из бледно-желтого камня
отбрасывали мягкие тени. Между колоннами были расставлены столы и длинные
скамьи.
возле каминов. Одни беседовали друг с другом, другие пели - ортеанцы поют
всюду, где для этого есть хотя бы малейший повод - или обменивались
сплетнями и слушали солдат, рассказывавших им городские новости. Молодые
ортеанцы сидели на мягких шкурах вирацу, били сторожевых животных,
боролись друг с другом или спали.
один или два раза заново с интервалом в столетия. Там, где сидела я, на
скамье в углу возле камина, имевшем размеры небольшой комнаты, камень был
серого цвета с голубыми прожилками, старый и потертый.
смущен; он впервые выехал из своего города. Рурик и Садри сидели рядом со
мной и разговаривали.
ощущением чистой и сухой одежды, глядя поверх камина на звезды, блестевшие
в бездымном жаре пламени.
меланхолии, когда оглядываешься назад и чувствуешь каждый отрезок пути,