Чтение 47–й страницы книги ~Золотые колдуны~

- Черт возьми, что же вы опять принялись за старое?

- Меня наняли с определенной целью, - сказал он.

- В Топях вы взяли на себя обязанность быть моим телохранителем.

- В Корбеке я взял на себя обязанность быть вашим арикей, разве это
неправда?

Это сильно разозлило меня. Он ухмыльнулся, сел и потряс головой,
чтобы прийти в себя. При этом он потирал свои уши, потому что, как я
предположила, наполовину оглох.

- От всех проклятых... и мы во многих милях от Мелкати.

- Я называл имя СуБаннасен?

Его голова была склонена набок, а лоб наморщен. Я заметила, что он
следил за моими губами, и нарочно повернула голову в сторону, говоря с
Мариком.

- Собери наши вещи. Думаю, она не станет ждать нас вечно.

- Хорошо. А что с ним?

- Предоставь это мне. - Я взяла харуры, оценила их вес и решила
оставить у себя нож для метания.

- Можете не упоминать СуБаннасен, - заверила я Блейза, - я, как и
любой другой, умею суммировать факты. Но какое это имеет значение в
настоящей ситуации?

Мне пришлось повторить вопрос. Он сказал:

- Я наемник. Я зарабатываю на жизнь тем, что держу свое слово.
Ненадежным наемникам никто не платит.

- Это то, что погнало вас в Топи - деньги?

Он медленно поднялся. Я протянула ему харуры. Не имело смысла, чтобы
один из нас был безоружен в этой дикой местности.

- Вы легкомысленны, - упрекнул он меня.

- Нет, я буду защищаться, если на меня нападут.

- О, в этом я не сомневаюсь. - В его словах частично звучала прежняя
резкость.

- Скажу вам еще кое-что. Ваше повреждение - это ненадолго, во всяком
случае, я так думаю. До вечера сегодняшнего дня слух у вас восстановится.
- В его глазах не угадывались ни страх, ни облегчение. - Но это только в
первый раз так... Не знаю, что будет с вами во второй или в третий;
кажется, вы гораздо чувствительнее нас к звукам высокой частоты. Если
такое случится еще раз, то вы можете надолго лишиться слуха.

Он сунул мечи в ножны, взглянул на меня и казалось, взвесил, что я
сказала. Появились Мари вместе с дикаркой и позвали меня.

Дикарка уже шла в сторону Стены Мира.

- Вы думаете, что перейдете на ту сторону?

- Она же это сделала.

- Ага, понимаю. Возвращению на юг вы предпочитаете тихую смерть в
горах.

- Оставьте меня в покое со своей наемной моралью. Что же мне теперь,
с этого момента постоянно следить, что делается у меня за спиной?

- Трудное путешествие. - Его взгляд все еще было обращен на стену
гор. - И, как я уже раньше думал... Законы здесь недействительны.

Я ему не верила. Но мы шли дальше вверх по сужавшейся долине между
заснеженными вершинами, возвышавшимися в сияющем небе.

Ходьба стоила адских усилий. Бурый мох был здесь цепким, выносливым и
вырастал по колени. Через него невозможно было пройти, на каждом шаге его
приходилось притаптывать. К тому же он скрывал ямы, трещины, в которые
можно легко угодить и переломать себе кости. Через первые полчаса,
несмотря на ледяной ветер, я даже вспотела.

Старые, высохшие побеги ломались, когда мы наступали на них, а их
семена вцеплялись во что только можно: в волосы, глаза, в одежду и сапоги.

По молчаливой договоренности через каждую пару миль мы устраивали
отдых. Я обессиленно лежала на животе и думала, что дикарка могла бы идти
и дальше, если бы ей не приходилось нас ждать, но, как я предположила, она
чувствовала наше дыхание и замедляла шаги.

Во время вторых сумерек я подняла голову, после того как весь день
при ходьбе смотрела только вниз, чтобы видеть, куда поставить ногу. Меня
поразило, насколько близко мы подошли к горам. Нет, не близко, подумалось
мне, мы уже в них самих.

В нескольких километрах по обе стороны возвышались гигантские
вершины. Эта суровая, без каких-либо деревьев, полоса между вершинами была
обязана своим существованием тектоническому сдвигу во время одного из
ранних периодов. Вот это-то и был упомянутый дикаркой горный проход. Мы
находились уже гораздо выше уровня болот, а подъем все не кончался.

Над холодной водой протекавшей речки клубился туман.

Дикарка достала из трещины на склоне, не заслуживавший даже того,
чтобы называться пещерой, кожаные мешки с пищей и материалом для палатки.
Мы расчистили участок поверхности, чтобы на нем можно было жечь мох, и
укрылись, как смогли, от ветра.

Уснуть было нелегко. Мы надели на себя всю одежду, какая у нас до сих
пор сохранилась, и все равно нас пробирало до костей. Я много раз
просыпалась и растирала себе руки и ноги, чтобы активизировать
кровообращение.

Я думала, что если погода не изменится, тогда возможно, у нас есть
шанс. Если же усилится ветер... или будет мороз... или пойдет дождь...

Если мы за день-то есть завтра - не осилим этот перевал и не
доберемся до лежащих за ним земель, шансы будут против нас.

Я погрузилась в сон, не спрашивая себя, что могло находиться по ту
сторону гор.

В предрассветных сумерках на фоне неба, усыпанного звездами словно
пылью, стали видны бледные скалы всех молочных оттенков - от голубого до
светло-серого, - казавшиеся мягкими, и все же один их вид создавал у меня
впечатление острых, как лезвие ножа, кромок и обжигающе-холодных ветров.
Здесь я вплотную могла почувствовать ледяную реальность скал: темную,
влажную, массивную и твердую.

Перед нами и всюду вокруг нас в северное небо взлетали скалистые
стены. Три, пять, шесть тысяч метров высотой при поразительной крутизне. А
голубая даль смягчала их очертания серыми и белыми оттенками.

Наступало утро, а у нас был впереди долгий день.

Чем выше мы лезли, тем хуже рос мох - блаженством было идти вдруг без
прежних усилий, - а на крутом склоне валялись большие, отколотые обломки
скал. Холод, исходивший из камней, мучил наши тела сквозь бекамиловые
пальто, а в воздухе висел пар от дыхания.

К полудню с вершин поползли первые хвосты тумана.

На северных сторонах глыб, неподвластных погоде, лежал старый,
смешанный с грязью снег прошлой зимы. Слышалось эхо шорохов. Я слышала и
шум, мчавшейся в долину воды.

Обжигающая боль поселилась у меня под ребрами. Воздух сушил горло и
легкие. Холод в сочетании с физической усталостью не допускали
удовольствия вести разговоры; так как каждый из нас продолжал лезть вверх,
замкнувшись в своем внутреннем мире. Дикарка всегда шла впереди, то
исчезала в сгущавшемся тумане, то снова возникала, как виденье.

Для того, чтобы поставить одну ногу впереди другой, требовалась
концентрация всего моего внимания и всех усилий. Туман оседал на меня в
виде капель воды на волосах и промочил их, мои губы с каждым вздохом
становились холоднее.

Дважды я мгновенно засыпала, когда приседала, чтобы отдохнуть, но
холод снова будил меня. И каждый раз становилось все труднее подыматься.

Меня испугало то, что я так скоро и так сильно устала. Было и еще
одно чувство, которое я испытала, но не могла определить - это было скорее
опустошенность, чем усталость, - которое напугало меня гораздо больше,
если бы я была в состоянии побеспокоиться об этом.

Туман клубился, шел волнами, он промочил нас насквозь, как мелкий
моросящий дождь, и прошло много времени, пока до меня не дошло значение
этого обстоятельства - сейчас мы шли вниз по склону.

Я увидела рядом с собой стекавшую в долину ледяную воду, туман
рассеялся, когда мы достигли нижней границы облачности, и мы все
остановились, чтобы приготовиться к длительному спуску.

Холод уменьшился, когда подул ветер. Не было никакой радости от того,
что мы оставили перевал позади себя, не было и момента, чтобы посмотреть
назад; теперь мы могли лишь продолжать идти.

- Нам повезло, - нехотя сказал Блейз, когда мы отдыхали, - чуть позже
этот перевал перекрывается снегом. Сейчас, наверное, идет вторая или
третья неделя риардха.

Я вздрогнула от неожиданного движения. Дикарка опять уже была на
ногах и начала спуск по длинному склону. Скалы тянулись вниз множеством
разломов и поперечных холмистых структур. На тундре лежал ясный свет и
окрашивал ее в цвет светлого золота.

Даже я понимала, что при более плохой погоде у нас не было бы шансов
выжить и что даже при хорошей погоде, находясь на верху более длительное
время, мы не могли надеяться на благоприятный исход. Здесь ничто не росло,
а охотой мало что можно было добить. Здесь перед нами лежали ребра суши и
кости всей Орте. Это была суровая земля; нам предстояло приспособиться к
ее условиям, или она погубила бы нас.

Дикарка шла вперед - единственный наш проводник.

Запас пищи был спрятан в ущелье, проходившем вниз от стены Мира,
однако половина его испортилась.

Узкие, белые ручейки, текшие с вершин, становились в долинах ревущими
потоками, стремившимися вниз с огромной силой. Они были так холодны, что в