Лоуренс ДЖЕЙМС

ДРЕМЛЕТ ЗЕМЛЯ

ПРОЛОГ. ЛИЦОМ К ЛИЦУ СО СМЕРТЬЮ

- Клянусь ранами божьими, милорд. Эти собаки бегут через кустарник
как загнанные кролики.

- Да, сержант, постараемся их не затоптать, чтобы нам все же
досталась парочка добрых кроличьих шкур.

Глубоко в кустах четверо людей дрожали и задыхались, прислушиваясь к
голосам своих преследователей. Все они были одеты одинаково, в лохмотья,
прикрывавшие их тощие тела, и еще сильнее изодранные колючим кустарником.
Лица их были бледными и измученными, глаза - затуманенными, а широко
раскрытые рты проталкивали воздух в пылающие огнем легкие.

Почувствовав, как задрожала земля под копытами всадников, они
переглянулись в безмолвном отчаянии.

- Молчите, не шевелитесь: может быть, божьей милостью, они проедут
мимо и устанут нас преследовать. Тише!

Со всех сторон убежища, где лежали крестьяне, разъезжали всадники,
разыскивая свою добычу. Постепенно крики и топот умолкли, и снова на лес
опустилась тишина.

- Отец, они уехали. Мы спасены. Идем, мать, не плачь. На этот раз они
нас потеряли.

- Да, Томас, но мы потеряли свой дом. Теперь мы должны скитаться, как
волки, жить в лесу и есть коренья.

- Что с того, мать? Вряд ли нам лучше было жить под бароном
Мескарлом. По крайней мере, мы будем свободными.

Несколько минут прошло в тишине, нарушаемой только стоном ветра и
слабым криком одинокого кроншнепа. Потом густой вересковый кустарник
затрясся и зашелестел. Шелест распространялся из глубины кустарника к его
краю.

Медленно, осторожно, боязливо из кустов выползли четыре человека.
Мужчина, сутулый и морщинистый, выглядевший лет на шестьдесят. За ним,
болезненно морщась, ползла на четвереньках женщина такого же облика и
примерно того же возраста. Потом появились двое мальчиков, оборванных и
грязных. Одному было лет пятнадцать, другому на два-три года меньше.
Внимательно оглядев полянку, они наконец направились от своего убежища к
мрачному густому лесу.

Они прошли примерно полпути, когда тишину прорезал резкий звук
охотничьего рога и кто-то закричал:

- Сюда, милорд! Добыча поймана.

Крик подхватили другие голоса, зазвенела сбруя, и из леса перед
крестьянской семьей вылетели кони.

Старший сын резво повернулся и увидел, что путь к бегству отрезан
отрядом ухмыляющихся всадников, одетых в кольчуги с гербом своего хозяина
на груди и щитах.

Кольцо всадников уверенно сжималось вокруг своих жертв. Отец стоял
молча, покорно опустив плечи. Мать упала на колени и беззвучно плакала. Ее
тонкие плечи дрожали от глубочайшего отчаяния. Она сжала руки у груди, как
при молитве. Младший мальчик стоял между родителей. Он вряд ли понимал,
что происходит, но тем не менее ненавидел и боялся тех людей, что
охотились за ними. Только старший мальчик попытался сопротивляться. Он
нащупал у себя на поясе рукоятку и вытащил старый нож.

- Смотри-ка, Мэтью, у кабанчика еще остался один клык.

- Осторожнее, люди! Он раскроит вас этим страшным оружием от шеи до
паха!

С низким стоном, зародившимся глубоко в его горле, с воплем отчаяния
юный Томас бросился на ухмыляющегося высокородного предводителя отряда
охотников. Восторженно рассмеявшись неожиданному развлечению, Анри
Шерневаль де Пуактьер дернул за узду своего вороного скакуна, заставив его
осесть на задние ноги и замолотить по воздуху железными копытами. Одно
копыто попало мальчику прямо в грудь и отшвырнуло его прямо на мягкую
лесную землю. Когда он упал, раздался громкий хруст, и когда мальчик
поднялся, его правая рука висела под неестественным углом. Солдаты
подбадривали его, как это делают на петушиных боях и при травле медведя.
Не обращая на них внимания, мальчик наклонился, неуклюже подобрал рукой
нож и на сей раз осторожнее начал приближаться к всаднику.

Отец попытался было задержать его, но он отстранил старика.

- Нет, отец. По крайней мере я сам выберу, как мне умереть.

Де Пуактьер откинул назад голову и рассмеялся. Сочный, глубокий смех
лаем вырывался из зарослей его черной бороды.

- Хорошо сказано, щенок. Клянусь чревом Марии, если бы я не должен
был убить тебя, я взял бы тебя на службу, хотя ты уже и совсем взрослый.

- Подлый ублюдок! Я бы скорее тысячу раз умер, чем стал служить тебе.
Мы и здесь, в лесах, знаем о тебе, де Пуактьер. Мы видели, как ты виляешь
хвостом перед своим мерзким хозяином Мескарлом. Так что конец здесь может
быть только один. - Он медленно подходил все ближе к вельможе. - Моя
смерть так же неизбежна, как восход солнца. Я умру сегодня. Но и твоя
смерть недалека, милорд. Она рядом!!!

Выкрикнув последнее слово, он метнулся вперед и вверх, едва не застав
де Пуактьера врасплох. Но Томас поскользнулся на гнилом пеньке, скрытом
палыми листьями, и ему для точного удара не хватило какого-то ярда. Нож
его не попал в горло человеку, а вспорол шею коня, и тот вскрикнул высоко
и тонко, как раненная девушка.

Шпоры его всадника вонзились ему в бока, заставляя вновь
повиноваться. Одновременно де Пуактьер схватился за узорчатую рукоять
своего меча. Тонкая сталь с шелестом выскочила из ножен. Томас подбирался
ко второму броску, наставив нож здоровой рукой.

Все произошло так быстро, что движение было трудно уловить глазом.
Свистнула смерть, и Томас тупо уставился на обрубок левой руки, из
которого фонтаном била кровь и бесшумными каплями падала на рыжую землю.
Солдаты глазам своим не поверили - так быстро все произошло - а мать
закрыла глаза и упала в обморок.

- Прощай, собака, - слова эти были бесстрастными, но последними.
Томас взглянул вверх, на свою смерть, и глаза его сделались усталыми. Меч
снова взметнулся и упал. Что-то коротко и тяжело стукнулось о землю, потом
раздался звук более мягкого, более тяжелого и более медленного падения.

- Убить старика, милорд?

- Да. Он сам прекрасно знает причину своей смерти. Милорд Мескарл
слишком высоко цени своих оленей, чтобы какой-то крестьянин мог
пользоваться тайком чужими запасами. Повесь и его, и женщину. Мэтью,
шлепни ее по лицу, чтобы он вернулась в этот мир и могла бросить на него
последний взгляд, прежде чем успокоится навеки. Потом повесь их обоих на
молодом дубке.

Трое солдат спешились, чтобы выполнить приказ де Пуактьера. Сам де
Пуактьер подъехал к спящему мальчику и осторожно положил сочащееся кровью
лезвие меча на плечо паренька. Лезвие оставило кровавый след на его
бледной шее.

- Стой спокойно, щенок, и ты еще можешь выжить. Побежишь - погибнешь
так же, как твой храбрый брат. - Он заставил своего жеребца немного пройти
вперед, чтобы загородить от мальчика приготовления к повешению. - Не нужно
на это смотреть, - произнес он почти дружелюбно.

Мальчик посмотрел вверх, на дворянина, и глаза его были такими же
чистыми, как горные озерца, питаемые водопадами. В первый и последний раз
за этот день он заговорил.

- Спасибо, добрый господин. Но я должен все это видеть, чтобы
запомнить.

И он встал в сторонке от людей Мескарла и молча смотрел, как умирали
его родители. Вначале пеньковая веревка захлестнула шею его отца, и грубый
узел затянулся под его правым ухом. Старику связали руки сыромятным ремнем
и посадили на лошадь, а потом конец веревке привязали к ветке дуба.

- Молиться будешь, старик? Нет?

Де Пуактьер кивнул, и один из его людей шлепнул лошадь по крупу
тяжелой перчаткой. Она рванулась вперед, и тело неуклюже соскользнуло с ее
спины. Тело старика было настолько легким, что шея не сломалась, и он
заплясал, замолотил ногами по воздуху, пока наконец благодетельная пелена
не застлала его мозг. Глаза его были полузакрыты и казались почти
безразличными. Язык его посинел, разбух и выпал изо рта.

Солдатам наконец-то удалось вернуть женщину к жизни, и та очнулась
как раз вовремя, чтобы увидеть последние мгновения своего мужа. Она
смотрела на надменного лорда снизу вверх, и тот казался ей гигантом. И тут
вдруг она поняла, что больше ничего не боится.

- Прошу милосердия. Выполните последнюю просьбу. Пусть я умру сейчас,
а мой мальчик останется жить.

Лорд расхохотался.

- Нет ничего проще. Взгляни, женщина, веревка приготовлена только для
твоей морщинистой шеи. У барона Мескарла твой отпрыск станет большим
человеком. Может быть, даже слугой. Кончайте с ней. Саймон, дерни ее за
ноги, чтоб побыстрее. Не хочу два раза за день смотреть на эти пляски.

Она умерла гораздо быстрее своего мужа. Когда она усаживалась верхом
на большого боевого коня, ее рваное платье задралось и обнажило ее бедра.
Однако она держалась с таким неожиданным достоинством, что грубые мужчины,
которые, казалось, должны были обменяться непристойными шуточками,
промолчали. Прежде, чем жеребец сбросил ее в небытие, она перевела взгляд
на своего младшего сына, молча смотревшего на нее.

- Запомни все это. В какое бы рабство ты ни попал, не позволяй им
затронуть свой разум.