незнакомку.
каждой стороны алтаря метались на сквозняке огоньки одиноких тонких
свечек. Их слабый неуверенный свет не мог, конечно, рассеять настоявшуюся
темноту огромного собора, и только на драгоценных каменьях и золоте алтаря
мерцали слабые блики. Спархок тихо шел по боковому нефу. Его охватило
страшное напряжение, все чувства напряглись. Время было уже позднее, но
кто-нибудь из священников, живущих при храме, мог еще бродить здесь, а
Спархоку хотелось избежать шумных встреч.
темному решетчатому коридору, ведущему из бокового нефа к главному алтарю.
Впереди показался свет, тусклый, но ровный. Спархок прижался к стене и
продолжал красться дальше. Вскоре он оказался перед задрапированной аркой.
Осторожно отодвинув пурпурный бархат, он взглянул внутрь.
суровое монашеское одеяние, преклонил колена перед маленьким каменным
алтарем часовни. Черты изможденного лица первосвященника были полны
ненависти, побелевшие пальцы заломленных рук, казалось, вот-вот будут
вырваны из ладоней. По иссеченным резкими морщинами щекам Энниаса катились
слезы, дыхание агонизирующе клокотало в горле.
двери было бы бесполезным и жестоким делом. Другое дело - первосвященник,
один быстрый бросок, удар, и его скверна исчезнет из этого мира.
держал в своей руке Спархок, впервые в жизни замысливший убийство
невооруженного человека. Но вдруг Спархоку послышался девичий голос, и
перед его глазами встали ее немигающие серые глаза. С сожалением он
опустил бархатный занавес, и отправился исполнять свой долг перед
королевой, даже в предсмертном сне протянувшей руку, чтобы не дать
погибнуть его душе.
храмом и в него вели каменные ступени. Единственная высокая свеча в
отекшем воском канделябре освещала лестницу. Спархок бесшумно переломил ее
пополам, зажег оставшуюся в канделябре половинку и начал спускаться по
лестнице, освещая себе путь раздобытой свечкой. Лестница внизу упиралась в
дверь из тяжелой бронзы. Он обхватил рычажок запора и медленно давил на
него, пока не почувствовал, что замок отворился. Мало-помалу он открыл
массивную бронзовую дверь. Слабый скрип петель показался ему очень громким
в мертвой тишине склепа.
плесени. Свеча Спархока выхватила из обширной темноты небольшое пятно
желтизны. Мощные контрфорсы были покрыты паутиной, в изломанных углах
скопились вековые тени. Спархок навалился спиной на дверь и медленно
закрыл ее. Звук закрывшейся двери раскатился по склепу эхом роковой
судьбы.
потолком в источенных веками мраморных гробницах с пыльными свинцовыми
барельефами на крышке лежали царственные властители Элении. Два
тысячелетия обращались в прах в этом сыром подвале. Грешник лежал рядом с
добродетельным. Глупец покоился по соседству с мудрецом. Смерть уравняла
всех и всех примирила. Слепые глаза посмертных статуй по углам саркофагов
привычно буравили мертвый воздух молчаливой гробницы.
эта холодная пыльная тишина была чуждой ему. Он не знал, что делать теперь
- призрак Таниса ничего не говорил ему об этом. Поэтому он просто стоял
подле бронзовой двери и ждал. Понимая, что это глупо, он все же не
выпускал из руки рукояти меча, больше просто по привычке, ведь какая могла
быть польза от оружия в этом святилище забвения?
слабое колебание спертого воздуха, но звук повторился и на этот раз
громче.
не успели еще покрыться толстым слоем пыли и паутины. Спархок сначала
медленно, потом со все возрастающей уверенностью двинулся к ним. В конце
концов он остановился у последнего саркофага, на котором было высечено имя
короля Алдреаса, отца королевы Эланы. Он стоял перед свинцовым
изображением человека, которому присягнул на верность, но к которому питал
лишь малую толику уважения. Скульптор, отливавший статую, попытался
придать посмертному изображению монарха царственное величие, но слабость
короля сквозила и здесь - в беспокойном выражении лица и безвольном
подбородке.
мраморной гробницы.
Рыцарь?
памяти Спархока, вспомнились долгие годы преследовавших его оскорблений и
клеветы - все это он получил от человека, чья скорбная тень говорила
сейчас из глубины погребального саркофага. Но жестоко и глупо поворачивать
нож в сердце уже умершего. Спархок мысленно простил своему королю все
обиды.
это все, что мне нужно было знать.
мое бесплотное сердце больше, чем любой упрек.
- Происходило множество событий, сути которых я не понимал, и люди,
которых я считал друзьями, ими вовсе не были.
так, Спархок? - тень отчаянно пыталась оправдать то, что Алдреас делал при
жизни. - Я глубоко почитал Церковь и доверял первосвященнику Симмура
больше, чем всем другим. Откуда мне было знать, что он обманывает меня?
Алдреас больше не был врагом, и если эти слова могли утешить его одержимый
виной призрак, то слова эти затруднили Спархока не больше, чем дыхание, с
которым они были произнесены.
ребенку, - произнес Алдреас голосом полным печали. - Это то, что сокрушает
меня более всего. Первосвященник отвратил меня от нее, но я не должен был
слушать его лживых наветов.
короля произнесла будто сквозь стиснутые от ненависти зубы.
там до смерти.
положив рядом со мной мою убийцу.
препровождал ее ко мне, и она обманывала меня с дьявольской
непринужденностью. Обессиленный, я принял чашу с питьем из ее рук, а в
питье этом была моя смерть. Она хохотала, стоя над моим бессильным телом
во всей своей бесстыдной наготе, и лицо ее было искажено ненавистью и
презрением. Отомсти за меня, мой Рыцарь! Возьми в свои руки месть за меня
моей грязной сестре и ее низкому любовнику, ибо они низвергли меня и
лишили всех прав мою единственную законную наследницу, мою дочь, которую я
преступно отторг от себя и презирал все ее детство.
мой король, - поклялся Спархок.
заклинаю тебя, Спархок, скажи ей, что я ее любил, поистине любил.
Элана - законная наследница короны. Я вверяю тебе эленийский трон, не
позволь, чтобы на него уселся плод нечистой связи моей сестры и
первосвященника Энниаса.
- Все трое посмотрят в глаза своей смерти еще не успеет кончиться эта
неделя!
лишившись защиты своего Рыцаря.
жизни.
короля. - Первое, что ты должен сделать - это восстановить на троне мою
дочь Элану. Для этого я должен открыть тебе некоторые истины. Никакая
панацея, никакой талисман не спасет мою дочь, кроме Беллиома.
месте, где он покоится, и еще раз всколыхнет мир своим могуществом. Он сам