Харлан ЭЛЛИСОН

ФЕНИКС

Я похоронил Таба в неглубокой могиле под текучим красным песком. Она
не могла помешать ночным хищникам найти тело и разорвать его на части, но
так я все же чувствовал себя лучше. Сначала я не мог смотреть на Маргу и
ее скотину-мужа, но нужно было двигаться, и пришлось переложить большую
часть того, что нес Таб, в наши рюкзаки. Нелегко было вынести их
ненавистные лица, но еще десять миль по этой ненавистной пустыне сделали
невозможное возможным. Они знали то же, что и я... нам нужно было
держаться вместе. Это единственный шанс выжить.

Солнце висит над нами, как гигантский глаз, пронзенный острым
пламенным лезвием... истекающий кровью глаз, окрашивающий пустыню в
кровавый цвет. Вопреки всякой логике, мне захотелось кофе.

Воды. Я хочу и воды. И лимонада. Стакан лимонада со льдом.
Мороженого. Можно на палочке. Я трясу головой... Начались галлюцинации.

Красные пески. Но это невозможно. Песок бывает желтый, коричневый,
серый. Он не бывает красный. Если только не попадешь солнцу в глаз, и оно
не зальет кровью весь мир. Я хотел бы оказаться в университете. Рядом с
моим кабинетом - фонтанчик с охлажденной водой. Мне его так недостает. Я
ясно его помню. Помню прохладу алюминия, нажатие на педаль и струю воды. О
Боже, я ни о чем не могу думать, кроме этой прекрасной холодной воды.

Какого дьявола я здесь делаю?!

Ищу легенду.

Легенда уже стоила мне всех сбережений, всего отложенного на черный
день. Это не черный день, это просто безумие. Безумие, которое уже унесло
жизнь моего друга, моего партнера... Таб... смерть... тепловой удар...
Тяжелое дыхание, выпученные глаза, высунутый язык, почерневшее лицо и
взбухшие жилы на висках... Я пытаюсь не думать об этом, но ни о чем другом
думать не могу. Вижу только его лицо. Оно висит передо мной в воздухе, как
демон жары, мертвое лицо, которое я засыпал красным песком. И оставил его
во власти ночных хищников пустыни.

- Мы остановимся когда-нибудь?

Я оборачиваюсь и вижу мужа Марги. У него есть имя, но я его забыл. Я
сам захотел забыть его. Это глупый безвольный подонок, с длинными прямыми
волосами, по которым стекает пот. Он отбрасывает волосы со лба, и они
свисают гладким покровом, завиваясь на ушах. Его зовут Курт, или Кларк,
или еще как-нибудь. Не хочу знать. Не хочу видеть его на ней в прохладной
белой постели где-нибудь в комнате с гудящим кондиционером, где их тела
переплетаются в страсти... Не хочу знать это ничтожество. Но вот он,
тащится в десяти шагах за мной. Согнулся почти вдвое под рюкзаком.

- Скоро остановимся, - говорю я, продолжая идти.

Под укрытием причудливой скалы посреди безжизненного ничто мы
устанавливаем переносную химическую печь, и Марга готовит ужин. Невкусное
высохшее мясо - плохой рацион для подобной экспедиции. Это еще один пример
глупости ее скотины-мужа. Я жую, жую и хочу забить мясом его уши. Десерт -
нечто вроде пирога. Немного воды. Последняя вода. Я жду, что эта свинья
предложит вскипятить нашу собственную мочу, но, к счастью, он не знает о
такой возможности.

- Что мы будем делать завтра? - ноет он.

Я не отвечаю.

- Ешь, Грант, - говорит Марга, не поднимая голову. Она знает, что я
могу не выдержать. Какого дьявола она не говорит ему, что мы знали друг
друга раньше? Почему не говорит хоть что-нибудь, чтобы нарушить это
молчание? Сколько это может продолжаться?

- Нет, я хочу знать! - требует этот паразит. Он говорит, как
капризный ребенок. - Это вы завели нас сюда! И должны вывести!..

Я не обращаю на него внимания. Пирог по вкусу напоминает замазку.

Подлец швыряет в меня пустую жестянку:

- Отвечайте мне!

Я бросаюсь на него. Прижимаю коленом горло.

- Послушай, сопляк, - я не узнаю собственного голоса, - перестань
зудеть мне в уши. Хватит с меня. Если мы вернемся с победой, ты же
заявишь, что это ты все организовал. А если мы погибнем здесь, ты будешь
обвинять меня. Теперь мы знаем, что нас ждет, и поэтому молчи. Ешь свой
пирог, лежи или умирай, но не разговаривай, иначе я разорву тебе глотку!

Не знаю, понял ли он меня. Я чуть не сошел с ума от ярости, ненависти
и жары. Его лицо почернело.

Марга оттащила меня.

Я возвращаюсь на свое место и смотрю на звезды. Их нет. Неподходящая
ночь для звезд.

Несколько часов спустя она садится рядом со мной. Я не сплю, несмотря
на пронизывающий холод и возможность забраться в спальный мешок с
подогревом. Мне нужен холод - чтобы заморозить ненависть, сбить
температуру убийственного гнева, кипящего во мне. Она сидит, глядя на
меня, пытаясь разглядеть в темноте, открыты ли мои глаза. Я открываю их и
говорю:

- Что тебе нужно?

- Я хочу поговорить с тобой, Ред.

- О чем?

- О завтра.

- Не о чем говорить. Либо доберемся, либо нет.

- Он испуган. Ты должен...

- Ничего я не должен. Ты не дождешься от меня благородства, которого
нет у твоего мужа.

Она закусила нижнюю губу. Ей больно. Я знаю это. Я все отдал бы,
чтобы коснуться ее волос.

- Ему так не везет, Ред. Любое дело оборачивается неудачей в его
руках. Он думает, что это его последний шанс. Ты должен понять...

Я сажусь.

- Леди, я был как раб на галере. Ты ведь знала это. Ты знала, что я
твой по самые уши. Но я недостаточно хорош для тебя... Подумаешь, ученый,
профессор!.. Я не был одет в пурпурную тогу. Хороший парень, когда нет
никого более подходящего. Но как только появилась эта скотина с золотыми
зубами...

- Ред, прекрати!

- Конечно. Как прикажешь. - Я ложусь и отворачиваюсь к скале. Она
долго не шевелится. Кажется, она уснула. Меня тянет к ней, но я знаю, что
сам захлопнул дверь между нами. Но она делает новую попытку:

- Ред, все будет хорошо?

Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Слишком темно, чтобы разглядеть ее
лицо. Легче разговаривать с силуэтом:

- Не знаю. Если бы твой муж не сократил запасы... это все, что я
просил у него за треть прибыли, ты помнишь? Только снаряжение... Если бы
он захватил все необходимое, Таб не умер бы, и у нас сейчас было бы больше
шансов. Он лучше всех знал, как пользоваться магнитной решеткой. Я тоже
знаю, но это его изобретение, и он привел бы нас с точностью в четверть
мили. Если нам повезет, если мы достаточно близки к цели, чтобы исправить
мои ошибки в выборе курса, быть может, мы и придем. Или будет еще одно
землетрясение, или мы наткнемся на оазис. Все возможно. Все в руках богов.
Выбери десяток богов, печка послужит тебе алтарем, и начинай молиться.
Возможно, к утру тебя кто-нибудь услышит и поможет нам выбраться.

Она уходит от меня. Я лежу, ни о чем не думая. Когда она ложится
рядом с ним, он стонет и поворачивается к ней во сне. Как ребенок. Мне
хочется плакать. Но такая ночь для этого совсем не подходит.

Легенды о погибшем континенте я слышал с детства. Легенды о золотых
городах, о невероятных жителях этих городов, о поразительной науке,
которая была навсегда потеряна для нас, когда континент затонул. Я был
зачарован, как любой ребенок, необычным, неизвестным, волшебным. И в
поисках ответа я занялся археологией. Наконец, я обнаружил теорию,
утверждавшую, что в туманном и удивительном прошлом на месте этой пустыни
было море. Мертвые пески - дно давно исчезнувшего океана.

Таб оказался первой реальной связью с мечтой. Он был одинок, даже в
университете. Хотя у него была постоянная должность, его считали
мечтателем: хороший специалист в своей области, он всегда выдвигал
безумные фантастические теории о полях искривленного времени и о том, что
прошлое никогда не умирает. Мы подружились. Ничего удивительного. Ему
нужен был кто-нибудь... и мне тоже. Мужчины могут любить друг друга, и в
этом нет ничего сексуального. Он был моим другом.

В конце концов Таб показал мне свой прибор. Темпоральный сейсмограф.
Теория его была дикой, основанной на математике и сложной логике. Ничего
подобного я не встречал. Он говорил, что время имеет. Что тяжесть столетий
распространяется не только на живую материю, но и на скалы. А когда время
испаряется - так он это называл, - могут подняться огромные континенты.
Его теория объясняла постоянные изменения поверхности Земли. Я
предположил, что, возможно, мы сумеем найти источник легенд...

Таб рассмеялся, захлопал в ладоши, как ребенок, и мы начали работу
над проектом. Постепенно все вставало на места. В пустыне, которую я
считал наиболее перспективной, были постоянные землетрясения.

В конце концов мы убедились: это происходит.

Погибший континент поднимается снова.

Нам необходимы были средства. Нам их не только не предоставили... нас
сочли сумасшедшими, и наша карьера оказалась под угрозой. И тут появился