Филип ФАРМЕР

НОЧЬ СВЕТА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Человек, преследующий скальп лица, который, как бумажку, гоняет
ветер, представляет жутковатое зрелище.

На планете Радость Данте это привлекло внимание лишь некоторых
прохожих. Причем любопытство скорее было вызвано тем, что этим занимался
землянин, который сам по себе был здесь любопытным зрелищем.

Джон Кэрмоди бежал по длинной прямой улице мимо громадных башен,
сложенных из гигантских гранитных блоков. Из темноты ниш на него взирали
каменные изваяния каких-то монстров, с балконов и галерей его
благословляли статуи богов и богинь.

Человек небольшого роста, казавшийся еще ниже на фоне циклопических
стен, как безумный преследовал порхающую прозрачную пленку, гонимую
сильным ветром. Казалось, она гримасничает, показывая то отверстия для
глаз, то отверстия для ушей, то ухмыляющийся рот. На лоб спадала прядь
длинных светлых волос.

Джон прибавил скорость: цель была близка. Но упрямая кожа не
давалась, очередной порыв ветра подхватил ее и рванул ввысь.

Кэрмоди выругался и прыгнул, его пальцы коснулись кожи. Но она была
неуловима. Выскользнув в последний момент, взлетела еще выше и повисла на
балконе на высоте 10 футов от земли. Прямо возле ног каменного изваяния
бога Иесса.

Тяжело дыша, растирая больной бок, Джон Кэрмоди привалился к
основанию ближайшей колонны. Когда-то он был в лучшей форме и даже имел
звание чемпиона Федерации по боксу в среднем весе, но с тех пор его
аппетит увеличился и, соответственно, выросло брюшко и второй подбородок.
Однако это его волновало мало. У него была грива иссиня-черных волос,
жестких и прямых, напоминающих перья ворона, торчащих в разные стороны на
голове формы редьки. Под куполообразным высоким лбом прятались острые
черные глаза, левый был чуть-чуть прищурен, что придавало Джону слегка
глуповато-хитроватый вид. Нос был длинным и тонким, узкие губы едва
прикрывали редкие, но острые зубы. Он посмотрел наверх и понял, что по
стене ему явно не взобраться. Войти в дом тоже не удалось: окна были
закрыты железными ставнями, железная дверь оказалась заперта. Над дверной
ручкой красовалась табличка с надписью на местном языке: Мы спим.

Кэрмоди пожал плечами и улыбнулся. Его мягкая улыбка разительно
контрастировала с тем сумасшествием, что только что владело им при попытке
завладеть скальпом. Он повернулся и пошел прочь. Ветер взвыл и с новой
силой ударил ему в лицо. Кэрмоди согнулся и поспешил к стоящей на углу
телефонной будке. Будка была огромна, как и все на этой планете, и могла
вместить человек двадцать. Немного помедлив, Кэрмоди вошел внутрь, подошел
к одному из шести аппаратов и взял трубку. Однако не стал садиться на
каменную скамью, а, нервно переминаясь с ноги на ногу, сразу начал
набирать номер, изредка кося взглядом в сторону входа.

Трубку, как обычно, сняла миссис Кри.

- Здравствуй, прелесть моя, - хрипловатым голосом проговорил Кэрмоди,
- я хотел бы поговорить с отцом Скелдером или отцом Раллуксом.

Миссис Кри хихикнула по своему обыкновению и ответила:

- Отец Скелдер как раз здесь. Подожди секунду.

Наступила пауза, и затем отозвался мужской голос:

- Кэрмоди? В чем дело?

- Ничего особенного, - сказал Кэрмоди - я думаю...

Он замолчал, ожидая комментариев, и улыбнулся, подумав, что Скелдер
нетерпеливо ожидает продолжения, не в состоянии что-либо сказать в
присутствии миссис Кри.

Он представил себе длинную физиономию монаха, изборожденную резкими
морщинами, высокие скулы, впалые щеки, огромную лысину, тонкие злые губы,
способные сжиматься до состояния узкой щели.

- Слушай, Скелдер, у меня есть кое-что новенькое. Может, это важно,
может - нет, но во всяком случае это выглядит весьма странно.

Он замолчал, зная, что монах прямо исходит слюной от нетерпения,
борясь между попытками сохранить невозмутимость и желанием рявкнуть на
Кэрмоди, чтобы тот выкладывал все и поскорей. Но спорить все же пришлось -
слишком велики были ставки.

- Ну так в чем же дело? Ты не можешь говорить по телефону?

- Могу. Но может это тебя не заинтересует. Скажи, пять минут назад с
тобой или с окружающими не произошло ничего странного?

Наступила очередная пауза, затем Скелдер сдавленно прошептал:

- Да. Солнце как-то мигнуло и изменило цвет. У меня закружилась
голова, появился жар. То же самое случилось с миссис Кри и отцом
Раллуксом.

Кэрмоди помолчал, ожидая продолжения:

- И это все? И больше ничего?

- Нет. А в чем, собственно, дело?

Кэрмоди рассказал ему о скальпе лица, внезапно возникшем в воздухе
перед ним.

- Ну как? Что ты думаешь по этому поводу?

- Нет. Кроме ухудшения самочувствия ничего не было.

Кэрмоди уловил фальшь в голосе монаха. Ну ладно, потом он выяснит, в
чем дело. А пока...

Внезапно Скелдер заговорил вновь, из голоса исчезло напряжение,
наверное, миссис Кри покинула комнату.

- Что же ты действительно хотел мне сказать?

- Хотел сравнить наши впечатления, и кроме того, я хотел рассказать
тебе, что я видел в замке Бунт.

- Ты долго отсутствовал, - прервал его Скелдер. - Когда ты не пришел
к ночи, я решил, что с тобой что-то случилось.

- Ты не звонил в полицию?

- Нет, конечно, нет, - проскрипел монах, - ты думаешь, коль я
священник, то непременно и дурак? Потом, не настолько ты важная птица,
чтобы беспокоиться о тебе.

Кэрмоди ухмыльнулся:

- Люби ближнего, как брата своего. Ну-ну. Правда, мне тоже не очень
часто приходилось заботиться о ком-либо. Я просто опоздал - причем, всего
на 24 часа, - пришлось принять участие в большом шествии и торжественной
церемонии. - Он рассмеялся. - Это просто наслаждение - местная религия.

Тон Скелдера похолодел.

- Ты принял участие в языческой оргии?

Кэрмоди опять ухмыльнулся:

- Конечно. Совсем как в Риме, но не так сексуально. Много времени
занимают довольно скучные ритуалы. Только ближе к ночи жрицы дали сигнал к
началу оргии.

- И ты принял участие?

- Разумеется. С самой высшей жрицей. Эти люди не разделяют твоего
отношения к сексу, Скелдер. Они не считают его грязным и постыдным грехом.
Напротив, он для них - благословение и дар божества. То, что ты считаешь
оскорблением и развратом, для них - чистота и благородство. Правда, я
думаю, что ошибаетесь и вы и они: секс - это то, что дает тебе
преимущество и власть над другим. Все же их отношение к этому вопросу
приятней, чем твое.

Скелдер сразу разозлился, его голос напомнил Джону учителя,
отчитывающего нерадивого ученика.

- Ты не понимаешь наши догматы. Секс сам по себе не грех и не грязь.
Он создан господом для того, чтобы живые существа смогли продолжить свой
род. Секс у животных также невинен и безгрешен, как утоление жажды. Мужья
и жены с помощью этой данной богом силы могут слиться в одном сладостном и
священном объятии, могут достичь божественного откровения, экстаза, какой,
вероятно, достигает человек, находясь в...

- О, господи, - взревел Кэрмоди, - не надо, не надо! Интересно, за
кого принимают тебя твои прихожане, когда ты влезаешь на кафедру и несешь
эту несусветную чушь? Боже, или кто там есть, помоги им!

- Во всяком случае, я согласен с догматами церкви. Мне понятно, что,
хотя секс дозволяется в рамках брака, ты и сам считаешь его грехом. Он
отвратителен, и чем скорее ты примешь душ после того, как совершишь этот
грех, тем лучше.

- Однако в этой религиозно-сексуальной лихорадке аборигены выражают
любовь и признательность к создательнице, давшей им радость жизни. Обычно
они ведут себя вполне прилично...

- Кэрмоди, я не нуждаюсь в твоих лекциях! Я антрополог и великолепно
изучил развратные обычаи этого народа и...

- Тогда почему же ты не изучаешь их на практике? - спросил Джон,
похихикивая. - Это твой долг антрополога. Почему ты посылаешь меня? Ты
боишься оскверниться? Или ты боишься, что тебя соблазнят и обратят в их
веру?

- Давай оставим этот спор, - переходя на бесстрастный тон, сказал
Скелдер. - Я не желаю слушать отвратительные подробности твоего
грехопадения. Я только хочу знать, обнаружил ли ты что-либо полезное для
нашей миссии?

Кэрмоди нахмурился, услышав слово миссия:

- Конечно, дружище. Жрица утверждает, что богиня является как некая
сила в телах поклоняющихся ей людей. Но все, с кем я беседовал, уверяют,
что сын богини Иесс существует во плоти. Его многие видели и даже говорили
с ним. Он был в городе во время Сна. Говорят, что он пришел сюда потому
что он был здесь рожден, вырос, умер и вновь возродился.

- Я это знаю, - с отчаянием произнес монах. - Посмотрим, что скажет