прутом переламывал ему руки и ноги, превращая их в кровавое месиво. Тела
казненных подвешивали в цепях на торговых площадях, они гнили и плоть
падала наземь. Внутренности бросали в огромные чаны, дабы напомнить
грешникам о неминуемом возмездии.
богатые люди с ног до головы орошали себя духами.
мылись не очень часто. Бытовало мнение, что это вредно для здоровья и не
по-христиански... И я жил там, как все - бездумно и естественно, как рыба
в воде. Но здесь - элас! - где носят так мало одежды, где вода всегда под
рукой, где люди живут так тесно, - здесь не выносят запаха немытого тела и
приходится приобретать новые привычки. Должен признаться, что я сам не
очень привередлив, но несколько лет назад я встретил женщину, которую
полюбил страстно... так же, как когда-то кузину Мадлен. Ее звали Оливия
Ленгдон...
знал, что он был великим писателем Нового Света - Оливия порассказала мне
многое из того, что случилось на Земле после моей смерти - но какое
отношение это имело к нам? Мы отправились с ней вниз по Реке и внезапно
попали в классическую ситуацию, погубившую многих: мы встретили ее земного
супруга.
начала остывать. Мы уже докучали друг другу, раздражались, но так и должно
быть, ведь верно? Здесь зачастую встречаются мужчины и женщины не только
разных национальностей, но и разных эпох. Что может быть общего у человека
семнадцатого столетия с выходцем из девятнадцатого? Правда, иногда такие
пары хорошо ладят друг с другом, но бывает, что ко всему добавляется еще и
различие темпераментов. Чаще всего они расстаются.
судна. Толковали об упавшем железном метеорите, но я даже не мог
вообразить, что он попал в руки Сэма Клеменса. Мне захотелось примкнуть к
этим людям... я мечтал вновь почувствовать в ладонях холод стального
клинка... Вот поэтому, дорогая мисс Галбира, мы прибыли в эти места.
Потрясение оказалось чудовищным, особенно для Сэма. В какой-то момент я
даже испытывал к нему сострадание и жалел, что разрушил этот союз. Но,
говоря по правде, он и на Земле не был прочным и безоблачным. Оливия не
высказала желания оставить меня ради Клеменса, хотя наша привязанность
друг к другу уже остывала. И тем не менее... тем не менее, она мучилась,
словно была повинна в том, что не любила его. Как странно - там, на Земле,
их соединяло глубокое чувство... потом они оказались во власти столь же
глубоко скрытой враждебности. Она рассказывала, что во время своей болезни
- последней болезни - она не позволила ему навестить ее в госпитале. Она
жаловалась на невнимательность Сэма... его преступную небрежность,
послужившую причиной смерти их сына. Я заметил, что все это было давно и
на другой планете. Почему же она так долго таит в сердце эту боль? И какое
значение это имеет сейчас? Не мог же малыш... Забыл его имя...
с ним никогда не увидеться. Ему было только два года, а тут воскресали
дети старше пяти лет. Может быть, малютки находятся где-то в другом месте,
в другом мире? Но если бы даже он очутился здесь, разве могли они
встретиться? А если бы встретились, то что тогда? Представьте, он - уже
взрослый человек и совершенно забыл о ней. Она для него чужая... И один
Бог знает, что бы из него вышло. За эти годы он мог превратиться в
каннибала или индейца... который не знает ни слова на английском и не
умеет вести себя за столом.
неожиданной смерти малыша, было много другого. Сейчас я не виню Клеменса.
Он - писатель, витающий в мире своих фантазий, а это часто уводит от
действительности. Я и сам таков. В тот роковой день он не заметил, что с
мальчика упало одеяльце, и он открыт ледяному ветру. Сэм машинально правил
лошадьми, что везли их сани, и пребывал в стране своего воображения...
Оливия же уверена, что дело не в рассеянности. Он никогда не думал и не
заботился о малыше. Еще до его рождения он мечтал о дочерях. Странная
прихоть для мужчины, не правда ли?
справедливости ради замечу, что стремление иметь детей всего лишь
невропатологическое средство от одиночества. Однако в нем, по крайней
мере, нет ненавистного мужского шовинизма...
полностью все то, что случилось с ней на Земле. Во всяком случае, так она
утверждает. Я же думаю, что она стыдится своего прошлого и потому скрывает
его в самых глубоких тайниках души. Здесь она стала почти наркоманкой...
Жвачка Сновидений, вы понимаете... Жвачка возвращала ее в мир естественных
чувств... И в результате любовь к Клеменсу превратилась в ненависть.
Чудовищный опыт! У нее и сейчас бывают страшные и фантастические
галлюцинации.
своей воле. Хотя...
прекрасная, умнейшая и лучшая женщина из всех, кого я знала - но и она не
могла меня удержать от стремления к... - Джил вздрогнула. - Лучше не
вспоминать; слишком все это было страшно, нет - даже чудовищно. Вот почему
я не могу никого и ни за что осуждать. А вдруг меня снова потянет к
Жвачке? Я не верю проповедникам Церкви Второго Шанса, которые утверждают,
что она абсолютно безопасна. Я вообще не верю людям, признающим истиной
только собственные религиозные убеждения и не уважающим чужих.
не знаю... - задумчиво произнес Сирано. - Возможно, Бог все-таки
существует. Ведь кто-то должен нести ответственность за этот мир?
сомневаюсь, что вы уже обо всех наслышаны.
вас новую.
сторону, высматривая новых собеседников. Все коктейли и вечеринки - что на
Земле, что в Мире Реки - похожи друг на друга: в гаме музыки и чужих
разговоров болтаешь то с одним, то с другим, пока не обойдешь всех; если
же наткнешься на интересного собеседника, то приходится идти на всякие
ухищрения, чтобы поговорить с ним без помех.
Правда, это чаще происходило под хмельком или в легком дурмане от травки,
когда легко поддаешься обаянию ума или красивой внешности. Похмелье
кончалось, наступало разочарование.
двадцатипятилетними. На самом деле, ей уже шестьдесят один, а некоторым -
за сто тридцать. Самым юным - не меньше тридцати шести.
было проявиться здесь во всем блеске. Правда, на Земле данный постулат не
подтвердился. Трудно не ощущать воздействия жизненного опыта, однако
многие ухитрялись воспользоваться им лишь в минимальной степени. Кое-кто
из стариков, которых она знавала, обитал в том же мире безусловных
рефлексов, что и пятнадцатилетние подростки.
благо жизненного опыта. Но беспощадный стресс смерти и воскрешения словно
рассек логические связи сознания.
Ни одна из религий не предсказывала ни подобного места, ни подобных
обстоятельств; впрочем, они обычно не вдавались в детали описания рая или
преисподней. Тем не менее, многие люди на Земле утверждали, что хорошо
представляют себе загробный мир.
к миру сверхъестественного. Все, или почти все, можно объяснить с точки
зрения физических, а не метафизических законов. Однако люди опять
неукротимо стремились к созданию новых религий или преобразованию старых.
воскрешения или бессмертия в том виде, в каком они провозглашались в
религиях Запада. Буддизм, индуизм, конфуцианство, противопоставлявшие
загробной жизни концепцию вечных перерождений, были развенчаны. Но и
христианство, иудаизм, ислам - все учения, сулившие рай праведникам и ад -
неверным, тоже дискредитировали себя. Как и на Земле, гибель старой
религии вызвала появление в родовых муках новой. Конечно, сохранилось и
упорное меньшинство не верящих глазам своим.
Церкви Второго Шанса. Насколько он изменился в этом мире? Здесь не было
Мессии, пришедшего спасти богоизбранный народ, и не было богоизбранного
народа, воссоединившегося в Иерусалиме на Земле. Но, очевидно, крах