Филип Жозе ФАРМЕР

ВРАТА ВРЕМЕНИ

Через год после войны мой издатель отправил меня в Стэвэнджер, в
Норвегию, проинтервьюировать Роджера Ту Хокса. Кроме того, я был
уполномочен заключить с ним договор. Условия договора были выгодными, если
учесть общую ситуацию с книгоизданием, сложившуюся в послевоенный период.
Я сам попросил об этом поручении, потому что много слышал о Роджере Ту
Хоксе и хотел с ним познакомиться. Большинство историй об этом человеке
были невероятными, даже противоречивыми, но по имеющейся у меня
информации, все рассказы были правдивыми.

Все это меня настолько заинтересовало, что я был готов уволиться с
работы и на свой страх и риск отправиться в Норвегию безо всякого на то
согласия своего издателя. А с моей профессией в то время работу было
получить нелегко. Все силы были брошены на восстановление цивилизации,
разрушенной войной - и умение обрабатывать металл и класть стены из камня
ценилось гораздо больше, чем умение владеть пером.

Тем не менее, люди покупали книги, и тайна этого чужака, Роджера Ту
Хокса, возбуждала интерес во всем мире. Почти все слышали о нем. Но те,
кто его знал, были или мертвы, или пропали без вести.

Я записался пассажиром на старый грузовой пароход, которому
потребовалось семь дней, чтобы добраться до Стэвэнджера. Когда я сошел на
берег, был поздний вечер, но я все же спросил на своем скверном
норвежском, как добраться до отеля, в котором, по моим сведениям,
остановился Ту Хокс. Перед отъездом я безуспешно пытался заказать там
комнату.

Проезд на такси стоил очень дорого: бензин был все еще строго
нормирован. Мы долго ехали по темным улицам города, и остановились у
неожиданно ярко освещенного отеля. Фойе было заполнено надменными гостями,
которые, по-видимому, все еще радовались, что им удалось пережить войну.

У конторки я спросил, как найти Ту Хокса и мне ответили, что он
находится в зале для танцев, где бургомистр Стэвэнджера устраивает бал.
Это объясняло оживление в фойе.

Я без труда разыскал Роджера Ту Хокса, потому что знал его по многим
фотографиям. Он стоял в углу танцевального зала в окружении оживленно
беседующих мужчин и женщин. Я пробился туда и оказался рядом с ним. Ту
Хокс был среднего роста; приятное лицо с высоким лбом и массивным
крючковатым носом, темно-каштановые волосы, смуглая кожа, однако не более
темная, чем у обычного, загоревшего на солнце, европейца. Но глаза
оказались неожиданно серыми - холодными и серыми, как зимнее небо в
Исландии. Он что-то рассказывал, держа в правой руке стакан с водкой,
причем его белые зубы все время поблескивали в добродушной, где-то даже
застенчивой улыбке. Его норвежский был ненамного лучше моего (говорил
Роджер с сильным акцентом и фразы строил весьма корявые), но глубокий,
вызывающий доверие баритон скрашивал все шероховатости речи. Возле Ту
Хокса стояла красивая блондинка, которую я тоже узнал по фотографиям - его
жена.

Я использовал возникшую в разговоре паузу и представился. Роджер
вежливо осведомился, как прошло мое путешествие: он знал обо мне по
переписке с моим издателем. Потом, улыбнувшись, сказал:

- Я уже боялся, что ваш издатель передумает, и вы не сможете сюда
приехать, - он сделал короткую паузу и сожалеюще пожал плечами. - Через
два дня я покидаю Норвегию. А это значит, что я смогу посвятить вам
полтора дня. Я расскажу вам свою историю и буду надеяться на то, что вы
найдете ее достаточно занимательной. Пожалуйста, постарайтесь все
правильно запомнить. Как у вас с памятью?

- Она у меня фотографическая, - ответил я. - Но боюсь, что нам не
удастся выспаться в ближайшие два дня. Я готов выслушать ваш рассказ, как
только вам будет угодно...

- Немедленно. Я только поблагодарю хозяина дома.

Минут через пять мы уже были в его комнате. Он поставил на плиту
большой кофейник, а я тем временем достал бланк договора, карандаш и
блокнот.

- Я не знаю, - сказал он, - правильно ли я поступаю, но мне нужны
деньги, а эта книга кажется мне самым простым способом добыть их. Хотя,
может быть, я даже не вернусь, чтобы забрать гонорар. Все зависит от того,
чем закончится мое путешествие.

Я заинтересовался, но ничего не сказал. Роджер быстрыми шагами
пересек комнату, взял со шкафа глобус и поставил его на стол. Глобус был
сделан еще до войны, и изменение границ, происшедшее за последний год, на
нем не отражалось.

- Идите сюда, - сказал он. - Я покажу вам, откуда все началось.

Я подошел. Роджер медленно повернул глобус и кончиком карандаша
коснулся точки, расположенной неподалеку от западного берега Черного моря.

- Плоешти, - сказал он. - Отсюда я и хочу начать. Я мог бы отодвинуть
начало еще дальше, в прошлое. Но на это нужно время, которого у нас нет. У
меня есть рукопись, в которой подробно описана моя жизнь, день за днем. А
сейчас начнем с нападения на нефтяные промыслы в Плоешти.

- Плоешти в Румынии? - спросил я.

- Да. Плоешти, центр добычи и переработки нефти для Германии. Он-то и
был целью нашего Девятого Воздушного флота, который тогда базировался в
Киренаике, в Северной Африке. Прошло пять лет войны, прежде чем американцы
смогли совершить нападение на важнейший центр обеспечения фашистской
Германии. Нагруженные бомбами, боеприпасами и горючим, с полевого
аэродрома в оккупированной части Южной Италии стартовали сто семьдесят
пять четырехмоторных бомбардировщиков, чтобы нанести удар по резервуарам с
горючим, нефтяным вышкам и ратификационным колоннам в Плоешти. Нам не
говорили, что город и нефтеперерабатывающий комплекс окружены множеством
орудий всех калибров, и что здесь самая большая концентрация зенитных
батарей во всей Европе. Но даже если бы мы об этом узнали, нечего бы не
изменилось.

Я был пилотом одного из Б-24, носившем собственное имя "ГАЙАВАТА".
Моим вторым пилотом был Джим Эндрюс, из Бирмингема в Алабаме, и ему,
казалось, ничуть не мешало мое происхождение - я индеец-полукровка. Мы
были лучшими друзьями.

Он улыбнулся.

- Может быть, нужно сказать, что я ирокез по материнской линии.
Ирокезы близкие родственники чероки. Мой отец был уроженцем Шотландии.

Я кивнул и осторожно спросил:

- Я могу надеяться, что эти сведения упоминаются в рукописи, которую
вы мне обещали?

- Да, само собой разумеется. Итак...

Командир соединения бомбардировщиков проложил курс южнее Тирговесте и
вместо того, чтобы отклониться на север, где должен был находиться
Плоешти, он повел машины прямо на Бухарест. Лейтенант Ту Хокс заметил
навигационную ошибку и, как многие другие командиры самолетов, нарушил
предписанное радиомолчание. Командир звена не ответил и продолжал упрямо
придерживаться неправильного курса. Через несколько минут вдалеке, над
самым горизонтом, Ту Хокс увидел грязно-коричневое облако и понял, что это
дым над горящими нефтехранилищами: первая волна нападающих достигла цели и
сбросила бомбы.

Он наблюдал за флагманским бомбардировщиком и спрашивал себя, видит
ли полковник этот предательский дым. Внезапно ведущий заложил крутую
кривую и взял курс на дымящиеся нефтепромыслы. Ту Хокс и другие пилоты
повторили этот маневр. "ГАЙАВАТА", запустив все четыре мотора на полную
мощность, понесся на север. Соединение опустилось на предписанную для
нападения высоту в сто метров. Зеленые кукурузные поля сменились
желто-коричневыми полями пшеницы. Каналы, дороги, тропинки и ручейки
стремительно проносились под крыльями. На фоне облаков дыма парили
огромные серые фигуры заградительных аэростатов. Некоторые висели на
большой высоте, другие поднимались, чтобы заменить сбитые и восстановить
заграждение.

Ту Хокс был озадачен, хотя и не показывал этого Эндрюсу. Соединение
заходило с другой стороны; инструктаж, проводившийся на протяжение целой
недели, о положении объектов-целей в области нападения был теперь
совершенно бесполезен. При подлете с юга все выглядело иначе, чем на
фотографиях разведчиков.

Соединение бомбардировщиков еще не достигло аэростатов, как немцы тут
же открыли огонь. Копны сена, заросли и полевые амбары оказались
замаскированными зенитными установками. Двадцатимиллиметровые
четырехствольные зенитки и тридцати семи миллиметровые скорострельные
пушки поливали небо трассирующими пулями и снарядами. Из кюветов по краям
дороги и защитных окопов посреди полей, били пулеметы. Стоящие в
отдалении, крытые грузовики внезапно разъехались, и открылись новые
орудия. Далеко впереди вели огонь батареи длинноствольных зениток,
стреляющих взрывчатой шрапнелью, облачки взрывов которой образовывали в
воздухе плотный узор.

"ГАЙАВАТУ" сотрясали ударные волны взрывов. Осколки шрапнели и
пулеметные очереди пронизывали несущие плоскости и корпус. Бортовые
стрелки вели огонь по зенитным установкам из своих спаренных пушек. Воздух
покрылся сеткой трассирующих пуль, снарядов и вспышек взрывов, преодолеть
эту сетку было равноценно самоубийству. Многие машины уже горели, другие в
аварийном порядке избавлялись от своего груза бомб и пытались набрать
высоту и убраться подальше. Мощный рев моторов смешивался со взрывами
орудий в оглушительную какофонию.