Чтение 10–й страницы книги ~Стальная крыса на манеже~

путь-дорогу. И пора снова зарабатывать деньги. С тех пор как Кайзи Ткнул
меня носом в микроскопический параграф контракта, я нес убытки, и это
причиняло невыразимые мучения.

Когда мы прощались, Великий Гриссини вовсе не выглядел великим.

-- А все-таки славно было вновь постоять на сцене, -- сказал он с
тяжелым вздохом.

-- Остаюсь навеки вам благодарен. Вы уж простите, что все так быстро
кончилось. -- Я отвернулся, чтобы не видеть тоску в его глазах.

-- Берегите себя, -- сказала Анжелина.

Он скривился.

-- Пускай меня берегут "Счастливые Гектары". -- Особой радости в его
голосе я не услышал.

У меня рука не поднялась нанести задуманный удар.

-- Послушайте, -- сказал я, -- мне выпала великая честь поработать с
вами и чуточку скрасить вашу жизнь. Поверьте, вам не придется об этом
жалеть.

-- Что вы имеете в виду?

-- Деньги. Еженедельно вы будете получать чек. Хватит и на еду получше,
и на выпивку поприличней, и на все маленькие радости, ради которых стоит
жить. Его это потрясло. Он сощурился.

-- В чем подвох? Почему вы это делаете?

-- Потому что он хороший человек, -- ответила Анжелина.

-- Так уж и хороший, -- пробормотал я. -- Признаюсь, столь
исключительная щедрость не входила в мои планы. Скажем так: я внял голосу
сердца.

-- О, черт! -- Анжелина была растеряна. -- Джим, о чем мы вообще
говорим?

-- Видишь ли, я собирался платить и дальше, но лишь за тайну
"Исчезающего бойспраута". А сегодня вдруг понял: в моем послужном списке нет
ни одного случая шантажа. И я уже слишком стар, чтобы за него браться. Так
что живите на пенсии в свое удовольствие и поминайте меня добрым словечком
по вечерам, в час коктейля.

Я свистнул. Загудели моторчики, чемоданы поехали за нами.

-- Не верю! -- крикнул Великий Гриссини нам вслед.

-- Поверьте, -- сказала Анжелина. -- Старина диГриз только с виду
кремень, а сердце у него нежное.

-- Если не прекратишь меня нахваливать, я покраснею.

Я поцеловал жену в щеку.

Когда я подошел к такси, позади отворилась дверь коттеджа.

-- Я вам скажу, -- произнес факир. -- Я решился.

-- Лайнер ждать не будет, -- предостерегла Анжелина.

-- Это и минуты не займет. Вы бы сами могли догадаться, когда я сказал,
что мальчик заходит мне за спину. На секунду он исчезает с глаз публики.
Отвлекай внимание!

-- И тут кое-что происходит. --Я обрадовался. -- Но что?

-- Он останавливается. Его скрывает моя крылатка. Вот почему я всегда
оставляю этот номер на конец представления. Когда он заканчивается, падает
занавес. Но прежде, чем он поднимется снова, мальчик успевает убежать за
кулисы. Я кланяюсь.

-- Но если не он поднимается по веревке, то кто?

-- Никто. Нет никакой веревки над корзиной, это изображение. В тот
момент, когда мальчик заходит мне за спину, я включаю проектор. Передо мной
тотчас появляется голографическое изображение веревки. Помните, настоящий
мальчик скрывается от публики за моим плащом. А в следующий миг из-за меня
выходит голографическое изображение мальчика и поднимается по
голографической веревке. И исчезает, как может исчезнуть лишь изображение. А
изображение веревки падает в корзину. И остается только настоящая веревка на
дне.

-- И тут опускается занавес, -- со смехом добавила Анжелина, -- и
довольные зрители расходятся по домам.

-- Пора и нам честь знать, дорогой магистр. Великий Гриссини, вы
действительно великий.

На сем мы и расстались. Он -- кланяясь, мы -- смеясь. Под занавес жизни
он дал великолепное представление.

¶ГЛАВА 5§

Как только мы оказались на борту лайнера, которому выпала честь
доставить нас в Феторрскорию, эйфория от последнего представления Великого
Гриссини испарилась. Мы так и не решили одну из серьезнейших проблем. Должно
быть, Анжелина увидела мой злобный оскал. Она попыталась меня развеселить,
но ничего путного из этого не вышло. В моей черепной коробке плясали мысли о
свинобразах. Да разве могу я допустить, чтобы исчезло одно из этих чудесных
созданий, даже будь оно в моем распоряжении?

-- Что скажешь о бокале шампанского перед ленчем?

Из моего пересохшего горла вырвался хрип, и Анжелина похлопала меня по
руке.

-- Да, милый.

-- Тогда -- в "Звездный бар"!

Тут пискнуло сигнальное устройство коммуникатора и засветился экран.

-- Ну, конечно, -- фыркнул я и состроил кислую мину своему отражению в
зеркале. Это было несложно -- я как раз причесывался. -- Сейчас нам прочтут
нуднейшую лекцию о применении спасательных средств.

-- Ошибаешься, -- возразила подошедшая к экрану Анжелина. -- Это от
Джеймса. Ниже все подробности. Он договорился, чтобы нас встретили, как
только пройдем таможню. Некто Игорь, владелец грузовика. Игорь знает, куда
нам надо ехать. Еще Джеймс желает удачи и всего наилучшего.

Она нажала кнопку принтера, и машина выдала распечатку.

-- Он подготовил для нас полное расписание.

-- Наш мальчик! -- с любовью и воодушевлением отозвался я. -- А сейчас
-- шампанского!

"Звездный бар" вполне оправдывал свое название. Потолочным сводом
служил огромный хрустальный купол, за ним раскинулась космическая тьма в
желтую крапинку. Впрочем, я очень сомневался, что в корпусе звездолета
прорубили окно только для того, чтобы пассажиры имели удовольствие
посмотреть на космос. Нет, это был фокус, и не из плохих. Мы попивали
шампанское и строили планы. Я делал заметки на листе с посланием от Джеймса.
Если звездолет не выбьется из расписания, а законы космической механики
позволяют на это рассчитывать, мы прилетим на Феторр всего за день до
открытия циркового сезона. Свинобразье ранчо примерно в пятистах километрах
от космопорта, еще двести километров до Феторрскории. Если и успеем, то
впритык.

-- Твоя правда, но что поделаешь?

-- Ничего. А потому давай отложим тревоги на потом.

Я сунул лист в карман, осушил бокал и отодвинул бутылку.

-- Надо извлечь из полета максимум пользы, то есть постоянно
упражняться. Без похмельной дрожи в руках.

-- А как же стаканчик перед сном?

-- Это святое. Я не намерен записываться в абстиненты.

Дни проходили быстро. Я упражнялся, пока мои пальцы не приобрели
змеиную изворотливость. В последние дни перед отлетом Анжелина взяла на себя
все покупки. Тогда я не осознавал, сколь хлопотное это дело -- все мое
внимание было отдано фокусам. Однажды она появилась из спальни, когда я
отрабатывал очень сложную карточную манипуляцию.

-- Ну, как тебе? -- спросила она.

Я обернулся.

-- Ух ты!

Карты порхнули во все стороны. На Анжелине был настоящий шедевр
швейного искусства -- сногсшибательное алое платье с высокими разрезами на
бедрах, глубоким декольте и облегающее везде, где только можно. Я бросился
обнять ее, но застыл, как вкопанный, от ласкового удара кулаком в челюсть.

-- А тебе не кажется, что для женщины в моем возрасте оно слишком много
открывает?

-- Ты в самом подходящем возрасте! -- воскликнул я. -- Ты шикарная и
желанная, и любой зритель мужского пола, достигший половой зрелости, будет
пялиться не на меня, а на тебя. Я уже слышу шипение перегретых оргонов2 в
зрительном зале.

-- А изумрудная тиара -- это не чересчур?

-- В самый раз. Подчеркивает осиную узость твоей талии.

-- Не уверена. -- Она проделала перед зеркалом изящный пируэт. --
Может, лучше зеленый цвет?

-- У тебя есть еще наряды вроде этого?

-- А как же?

-- Доставь мне удовольствие! Давай устроим дефиле.

Я отложил карты, пододвинул кресло, зажег сигару, налил себе бокальчик
белого вина. Анжелина запаслась костюмами для всех фокусов. Зеленый -- в
пару бурому, как ржавчина, окрасу нашего предполагаемого свинобраза. Черное
с красным платье -- чтобы ассистировать, когда я буду показывать карточные
фокусы. Полуночно-черное -- для левитации. Мы чудесно провели время, пока
гонг не возвестил начало обеда.

В подобном духе истекли последние дни полета. Пока я пестовал в себе
таланты фокусника, супруга доводила до совершенства наряды. Мы хорошо
питались, прекрасно высыпались, и я позволял себе лишь бокал-другой вина за
обедом.

Мы уже знали, что по прибытии на место назначения свободного времени у
нас почти не будет. А значит, надо избежать лишнего стаптывания подметок и
распихивания локтями остальных пассажиров. Иными словами, меня ждала
дружеская встреча с корабельным экономом.

Им оказался слащавый тип с привычкой то и дело вытирать влажные ладони
и скалить в улыбке белоснежные зубы.