Гарри Гаррисон
Плененная вселенная
Harry Harrison. Captive Universe (1969)
что высились в восточной стороне долины, но свет ее уже посеребрил их
края. А как только она поднимется над утесами, ее можно будет разглядеть
так же легко, как священную пирамиду среди маиса. Почему он не подумал об
этом? Почему пошел на такой риск? Дыхание разрывало ему грудь. Задыхаясь,
он продолжал бежать, и сердце его билось громко и гулко, как огромный
барабан. Даже воспоминание о Квиах и ее руках, обвившихся вокруг его шеи,
не могло прогнать дикого страха. Зачем он это сделал?
рядом. Его старые сандалии зашаркали по сухой земле. Он устремился к воде
и безопасности.
подкосились от ужаса, и он оказался на земле. Коатлики, существо со
змеиными головами! Он погиб! Погиб!
привести в порядок мысли и вспомнить слова предсмертной песни, ибо пришло
время его смерти. Он нарушил закон и должен умереть - человек не может
уйти от богов. Теперь шипение сделалось более громким, и звук его вонзался
в голову, подобно ножу. Он не мог заставить себя собраться с мыслями. Но
он должен это сделать. Он вынудил себя пробормотать первые слова песни, и
тут над гребнями утесов поднялась луна, наполняя долину сиянием и снимая с
нее тень. Чимал обернулся и посмотрел назад, туда, откуда пришел, - так н
есть, его следы цепочкой вились среди маиса Квиах. Его найдут!
приближается к нему. Вина лежит на нем одном: он силой заставил Квиах
любить его, да, это так. Разве она не противилась? Можно просить богов о
милосердии, так было записано, и если они не найдут никаких улик, то
возьмут ем в жертву, а Квиах может остаться жить. Ноги его были ватными от
ужаса, но все же он заставил себя встать, повернулся и побежал назад, к
деревне Квилап, которую недавно покинул, оставив за собой цепь следов.
Каждый раз, когда шипение прорезало воздух, оно было все более громким. И
вот внезапно большая тень накрыла его собственную, бегущую перед ним, и он
упал. Страх парализовал ем, и ему пришлось бороться с собственными
мускулами, прежде чем он смог повернуть голову и посмотреть на то, что его
преследовало.
собой весь запас воздуха из его легких.
нему. Глаза пылают красным светом ада. Раздвоенный язык ходит туда-сюда.
Она двинулась к нему, и лунный свет упал на ее ожерелье, сделанное из
человеческих рук и сердец, на ее юбку из извивающихся змей. Когда двойной
рот Коатлики испускал свист, ее живое одеяние начинало шевелиться и
вторить ей. Чимал лежал неподвижно. Теперь он уже был неспособен
испытывать страх. Он был готов к смерти, убежать от которой было
невозможно, и лежал, распростершись, словно на алтаре.
какой рисовали ее изображения на камне, вселяющая ужас и лишенная чего бы
то ни было человеческого, с когтями вместо рук. То были не тоненькие
крючки, как у скорпиона или рака, а длинные плоские когти, длиной с его
предплечье, и они жадно раскрылись, приближаясь к нему. Они сомкнулись на
его запястьях. Вырвали правую руку, потом левую. Еще две руки ожерелья.
умираю, - ем голос был не громче шепота, но немного окреп, когда в тени
застывшей и ожидающей богини он начал предсмертную песню:
сердце.
дома, чтобы не завял, стоял побег квиах ксохкилта, дождевого цветка, в
честь которого назвали ее. Встав на колени и склонившись перед ним, Квиах
шептала молитву, обращенную к богине цветка, прося защиты от темных богов.
Сегодня они настолько близко подступили к ней, что она едва могла дышать,
и лишь долголетняя привычка помогла ей тянуть жернов туда-сюда. Сегодня
шестнадцатая годовщина со дня - того дня, когда на берегу реки было
найдено тело Чимала, разорванное мстительной Коатлики. Всего через два дня
после праздника урожая. Почему ничего не случилось с ней? Коатлики должна
знать, что она нарушила табу, так же как и Чимал. И все же она жила. С тех
пор каждую годовщину того дня она проводила в страхе. И каждый раз смерть
миновала ее. До сих пор.
храм на судилище. Несчастье, должно быть, разразится сегодня. Боги следили
все эти годы, ожидая этого дня, зная все это время, что сын ее, Чимал, был
сыном Чимала-попоки, человека из Заахила, нарушившего табу клана. Дыхание
вырвалось из ее груди громким стоном, и все же она продолжала управляться
с жерновом.
лепешки, готовая положить их на кумал над огнем, когда услышала медленные
шаги. Люди все дни заботливо избегали ее дом. Она не обернулась. То был
кто-то, кто шел сказать ей, что ее сын принесен в жертву, что он мертв. То
был жрец, пришедший за ней, чтобы отвести ее в храм во искупление греха,
совершенного шестнадцать лет назад.
стене дома, и, когда он шевельнул рукой, на стене осталась красная
отметина.
потом расстелила этот травяной ковер возле двери, где еще был Свет.
сжимая руки, готовая заплакать, и тут он повернулся на ковре вниз лицом, и
она увидела, что избиты не только ем руки, но и спина.
размешивала в горшке с водой целебные травы и промывала его раны; он
слегка вздрагивал при ее прикосновениях, но молчал.
она, глядя на его неподвижный профиль и пытаясь понять выражение его лица.
Она не могла сказать, о чем он думает. Так было всегда, даже когда он был
совсем мал. Казалось, его мысли были вне ее понимания, проходили мимо нее.
То было, наверное, частью проклятия: нарушивший табу должен страдать.
запрещается. Запрещается взбираться на скалу при попытке уйти из долины:
таков закон, как его провозглашает Тецкатлипок. Но при этом разрешается
взбираться на скалы на высоту в три человеческих роста, если хочешь
достать птичьи яйца или по другим важным причинам, я же полез за птичьими
яйцами. Закон это разрешает.
на корточки и задумалась.
заглянуть в книгу, что отняло у них много времени. Сделав это, они
убедились, что я был прав, они ошибались. - Он холодно улыбнулся.
себя выше их. - Он снова улыбнулся. В его улыбке не было ничего
мальчишеского.