ведь у меня весь воздух вышел.
Смесь гелия с кислородом.
тебе дал понюхать кое-что другое. Ты ведь у нас увел два баллона,
молоток, да еще моток веревки, который на Земле обошелся в четыре
девяносто пять. Когда-нибудь,- заявил он без всякого оживления,- я
тебе за это шкуру спущу.
перчатки. Потом натянул шлем и сразу почувствовал себя намного лучше
лишь оттого, что был в скафандре.
исчезли и молоток с веревкой. Но это мелочи, главное, что не нарушена
герметичность.
Черволицего - того ли, другого ли,- но хоть меня и передернуло, вокруг
меня был Оскар и мне казалось, что Черволицему меня не достать. Еще
кто-то присоединился к нам во входном шлюзе, и я не сразу понял, что
это Черволицый, одетый в скафандр. Он походил в нем на засохшее дерево
с голыми ветвями и тяжелыми корнями; однако скафандр имел превосходный
"шлем" - стекловидного материала гладкий купол. Похож на одностороннее
стекло, потому что внутри под ним ничего не видно. В этом наряде
Черволицый выглядел скорее смешно, чем страшно. Но я все равно
старался держаться от него по возможности подальше.
раздулся скафандр. Это напомнило мне о том, что интересовало меня
больше всего: где Крошка и Материня? Я включил радио и сказал:
Лунной обсерватории еще не удавалось сделать хороших его снимков.
Вспомнив статьи в "Сайентифик Америкен" и рисунки, выполненные "под
фотографии", я предположил, что попал на Плутон в начале здешнего
лета, если "летом" можно считать время года, достаточно теплое, чтобы
начал оттаивать замерзший воздух. Я это припомнил потому, что те
статьи утверждали, что по мере приближения Плутона к Солнцу у него
появляются признаки атмосферы.
мало о нем известно, и слишком много ходит домыслов, находится он
очень далеко, и планета, прямо скажем, не дачная. Луна по сравнению с
ней просто отменный курорт.
казалось не больше размером, чем Венера или Юпитер с Земли (хотя и
намного ярче).
металлических опорах, напоминающих паучьи лапы, размером от двух футов
до двенадцати в зависимости от рельефа местности. Дорога вела к
подножию гор - футах в двухстах от нас. Земля была покрыта снегом,
ослепительно белым даже под этим дальним Солнцем.
виден переброшенный через ручей виадук.
рукой не было таблиц, по которым можно определить, какие вещества
принимают какую форму - твердую, жидкую или газообразную - в том
чудовищном холоде, которым их потчует "лето" Плутона. Я знал только,
что зимой здесь так холодно, что не остается ни газов, ни жидкостей -
один лишь вакуум, как на Луне.
такой ветер, что не только замерзал левый бок, несмотря на все усилия
отопительной системы Оскара, но и идти становилось опасно для жизни. Я
решил, что наш вынужденный марш-бросок по Луне был намного безопаснее,
чем падение в этот "снег". Интересно, разобьется ли человек о него
сразу, или сможет еще бороться, после того как скафандр разлетится в
клочья?
собой еще и снующие взад-вперед черволицые в скафандрах. Бегали они в
два раза быстрее нас, а дорогу уступали так же охотно, как собака
уступает кость. Даже Тощий выделывал кренделя ногами, а я три раза
чуть не свалился.
панель, которая при нашем приближении отъехала в сторону. Футами
двадцатью ниже мы увидели еще одну, она тоже отползла в сторону, а
потом закрылась за нами. Таких дверей нам встретилось на пути около
двух десятков, устроенных по принципу быстро закрывающихся клапанов; и
давление после каждой из них несколько возрастало. Что их приводило в
действие, я не видел, хотя туннель освещался мерцающими потолками.
Наконец, мы прошли через стационарный воздушный шлюз, двери которого
оставались открытыми благодаря действию давления, и очутились в
огромном помещении, где нас ждал Черволицый. Тот самый, решил я,
потому что он заговорил по-английски:
был Черволицый, или не тот, я не мог, потому что их вокруг стояло
много. А мне легче было бы отличить одного бородавочника от другого,
чем их друг от друга.
облегчение, когда он отвернулся - так я не видел его жуткого рта. Но
облегчение было весьма относительным, поскольку теперь я созерцал его
третий глаз.
затем направо сквозь еще одни массивные двойные открытые двери и,
наконец, внезапно остановился перед отверстием в полу, смахивающим на
канализационный люк.
стороны, это безопасно. Но со всех других сторон никак не хотел
вылезать из Оскара, коль скоро рядом находился Черволицый.
невзирая на сопротивление.
на отверстие:
менее соблазнительной.
Лучше лезь сам, пока он не рассердился.
и потянул обратно. Я уперся и подался назад, очень вовремя
оглянувшись, чтобы успеть превратить падение в неуклюжий прыжок.
но лодыжку я подвернул. Значения это не имело - я никуда не собирался,
поскольку дырка в потолке была единственным отсюда выходом.
вырубленной, как я решил, в твердой скале, хотя определить точно было
трудно - стены и потолок затягивал тот же материал, что и в каюте
корабля. Полпотолка закрывала осветительная панель. Вполне можно
читать, если бы было что. Единственная деталь, разнообразящая
обстановку - струйка воды, вытекающая из отверстия в стене в
углубление размером с ванну и сливающаяся неизвестно куда.
ничего, напоминающего кровать или постель. И раз я уже пришел к
выводу, что придется провести здесь довольно много времени, я,
естественно, интересовался проблемами пищи и сна.
собственным делом у себя во дворе, и тут принесло этого Черволицего.
Усевшись на пол, я стал обдумывать самые мучительные способы предания
его медленной смерти.
Материне. Где они? Не лежат ли их трупы между горами и станцией Томба?
Мне пришла невеселая мысль о том, что бедной Крошке было бы лучше
вовсе не очнуться от второго обморока. О судьбе Материни я мог лишь
догадываться, поскольку мало что вообще о ней знал, но в смерти Крошки
уже не сомневался. Что ж, есть определенная закономерность в том, что
я сюда попал - рано или поздно странствующему рыцарю суждено угодить в
темницу. Но по всем правилам прелестная дева должна быть заключена в
башне того же замка. Прости меня. Крошка, не рыцарь я, а всего лишь
подручный аптекаря. Клистирная трубка. "Но чистота его сердца
удесятеряет его силы!"
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Буджолд Лоис
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Браун Дэн