Чтение 7–й страницы книги ~Время для звезд~

Ответа не было. Я попробовал снова, но он опять не отвечал, и тогда я понял. Я с трудом поднялся на койке и сумел кое-как выдавить из себя:

- Брат... он же умер!

Доктор Деверо сказал:

- Чушь, успокойся, ложись. Он жив... если только не умер за последние десять минут, в чем я сильно сомневаюсь.

- Но я не могу с ним связаться! Откуда вы знаете? Я же говорю вам, что он меня не слышит!

- Слезь-ка со стенки. Знаю, потому что все утро следил за ним через вахтенного телепата. Он спит, получив уже восьмой кубик гипнала, потому-то ты и не можешь до него докричаться. Сынок, я, наверное, идиот - да что там, я точно идиот, ведь нужно было предупредить тебя не соваться в это дело - ведь я же давно имею дело с человеческим мозгом и мог сообразить, хотя бы приблизительно, что случится с тобой при этих обстоятельствах. Меня немного извиняет только то, что с такой ситуацией я сталкиваюсь впервые.

Я малость стих. Если Пэта накачали снотворным, то было понятно, почему мне до него не докричаться. Направляемый вопросами Доктора Деверо, я кое-как сумел рассказать, что случилось - конечно, очень приблизительно, ведь невозможно рассказать другому, что происходит у тебя в голове.

- Доктор, а операция прошла успешно?

- Пациент в хорошем состоянии. Поговорим об этом после. А сейчас повернись.

- А?

- Повернись спиной. Я хочу на нее посмотреть. - Он поглядел на мою спину, потом подозвал двоих врачей тоже полюбоваться на нее. Потом ее потрогал.

- Больно?

- Ой. Да, там чего-то больно. А что это у меня со спиной, Доктор?

- Вообще-то ничего страшного. Но у тебя появились два четких шрама, как раз соответствующих надрезам при операции Макдугала... а как раз эту операцию и делали твоему брату.

- А как это?

- А так это, что человеческий мозг - вещь очень сложная и загадочная, мы знаем о нем довольно мало. А теперь перевернись и спи. Я продержу тебя пару дней в постели.

Я не собирался спать, но все равно заснул. Проснулся я от того, что меня окликнул Пэт:

- Эй, Том. Где ты там? Просыпайся.

- (Здесь я. В чем дело?)

- Том... у меня опять появились ноги.

- Ага, знаю, - ответил я и снова заснул.

ГЛАВА 9 Родственники

Теперь, когда Пэту вылечили его паралич, я, вроде, должен был быть сам не свой от счастья, ведь теперь у меня было все, чего я хотел. Но почему-то так не получалось. До несчастья с ним я понимал, почему мне плохо: он летит, а я - нет. Потом я чувствовал себя виноватым - я получаю то, чего хотел он, из-за случившейся с ним беды. Не очень было подходящее время для счастья, когда Пэт стал калекой - особенно когда его увечье принесло мне то, чего я хотел.

Ну а теперь, когда он снова здоров, я должен быть счастлив.

Попадали вы когда-нибудь на вечеринку, где по идее вам должно быть страшно весело, но вдруг обнаруживается, что никакого веселья нет и в помине? Неизвестно почему, но только веселья нет как нет, и весь мир видится серым и безвкусным?

Некоторые из причин своего угнетенного состояния я понимал. Во-первых, Дасти, но с ним разобрались. Потом с разными прочими, особенно со связистами, стоявшими вахты вместе с нами, которые называли нас "психами" и другими малоприятными словами. Они к тому же и вели себя с нами так, словно мы и вправду психи. Но Капитан и с этим решительно покончил, а когда мы получше познакомились с командой, люди и вообще позабыли все эти глупости. Жанет Меерс, релятивистка, была мгновенным вычислителем, но все воспринимали эту ее способность как что-то само собой разумеющееся. Через некоторое время само собой разумеющимся стало и то, что делали телепаты.

Когда мы вышли из области радиосвязи с Землей, Капитан вывел нас из подчинения командора Фрика и организовал в особое подразделение. Возглавлял его дядя Мак Нейл, а Руперт Хауптман стал его помощником; это означало, что Руп следил за вахтенным расписанием, а дядя Альф заведовал нашим питанием и более-менее присматривал за тем, как мы себя ведем. Все мы очень любили Дядю, так что старались не доставлять ему большого беспокойства; если же кто из нас и срывался, вид у Дяди становился такой несчастный, что остальная наша компания быстро ставила провинившегося на место. И это срабатывало.

Думаю, Капитан сделал так по совету Доктора Деверо. Никуда не денешься, командору Фрику мы очень не нравились. Быть радиоинженером, всю свою жизнь работать со все более и более совершенным коммуникационным оборудованием, а потом появляются какие-то люди и делают все лучше, быстрее и вообще без оборудования. Трудно его винить, мне на его месте тоже было бы как-то не по себе. С дядей Альфом нам было лучше.

Пожалуй, мое худое настроение было отчасти связано с "Васко да Гама". Хуже всего в космосе то, что там абсолютно ничего не происходит. По этой причине самым большим событием дня была наша утренняя газета. Весь день вахтенные телепаты записывали земные новости (конечно, когда не были заняты приемом и передачей сообщений, но это занимало немного времени). Информационные агентства оказывали нам свои услуги бесплатно, Дасти добавлял сюда еще и картинки, передаваемые его братом Расти. Связист, несущий ночную вахту, все это редактировал, а телепат и связист ранней утренней вахты печатали газету, к завтраку она была в столовой. Объем газеты ограничивался только тем, сколько материала могут подготовить столь немногочисленные "газетчики". Кроме новостей из Солнечной системы, у нас были также и корабельные новости, не только с нашего "Л. К.", но и с одиннадцати других кораблей. У всех (кроме меня) были знакомые на других кораблях. Или они встречались в Цюрихе или, как старые космонавты вроде Капитана и многих других, были уже давно знакомы со своими коллегами.

Новости с кораблей обычно относились к повседневной жизни, но нам они были интереснее новостей с Земли; корабли нашего флота были нам как-то ближе, хотя находились они в миллиардах миль от нас и с каждой секундой - все дальше и дальше. Когда Рэй Гилберти и Сумира Ватанабе поженились на борту "Лейфа Эриксона", радостное событие это отмечалось на всех кораблях. Когда на "Пинте" родился ребенок и нашего Капитана избрали крестным отцом, мы были горды.

Каз Уорнер связывал нас с "Васко да Гама", а мисс Гамма Фэтни - с "Марко Поло" и "Санта Марией" через своих близнецов мисс Альфу и мисс Бету, но новости мы получали со всех кораблей, по эстафете. Корабельные новости никогда не сокращались, даже если для этого приходилось сильно урезать земные. Мамочка О'Тул уже жаловалась, что если газета станет еще больше, придется или выдавать чистые простыни и наволочки только раз в неделю, или приказать, чтобы техники организовали ей еще одну прачечную для того, чтобы стирать старые газеты. Как бы там ни было, пока что экологический отдел всегда имел наготове чистую, отглаженную бумагу для каждого нового номера.

Мы даже иногда делали дополнительные выпуски, например, когда Люсиль ля Вон получила титул "Мисс Солнечная система" и Дасти изготовил такое отличное ее изображение, что можно было поклясться - это фотография. Из-за этого мы лишились некоторого количества бумаги; многие пришпиливали эту иллюстрацию у себя на стенках вместо того, чтобы вернуть на переработку - я и сам так сделал. Я даже получил на свою автограф у Дасти. Моя просьба крайне его удивила, но все равно доставила ему удовольствие, хотя говорил он об этом пренебрежительно. Художник имеет право на признание, даже если он мелкий вредный паразит, вроде Дасти.

Я все это к тому, что "Л. К. Таймс" были кульминационным событием каждого нашего дня, а корабельные новости были их самой важной частью.

Той ночью я не стоял на вахте, но все равно к завтраку опоздал. Когда я вбежал в столовую, все, как обычно, читали "Тайме", но, в отличие от обычного, никто не ел. Плюхнувшись между Ваном и Пруденс, я спросил:

- В чем дело? Чего они все?

Пру, не отвечая, протянула мне "Таймс". Первая страница была в черной рамке. По верху ее огромными буквами шло: "ПРОПАЛ °ВАСКО ДА ГАМА"".

Я не поверил. "Васка" направлялся к Альфа Центавра, но ему было еще лететь и лететь, года четыре по земному времени. Он еще не дошел и до скорости света. Там, где он находился, вообще ничего не могло произойти. Наверное, это какая-то ошибка.

Я перевернул лист, чтобы прочитать подробности - на второй странице. Там, в рамке, было сообщение с "Санта Марии": "(Официальное) Сегодня в 0334 по Гринвичу МЗК °Васка да Гама" (Ф. Д. П. 172) прекратил выходить на связь. В этот момент действовали две специальные линии связи, одна с Землей, одна с °Магелланом". В обоих случаях связь прекратилась без предупреждения, посреди сообщений, в один и тот же момент приведенного времени. Корабль был укомплектован одиннадцатью специальными связистами. Связаться с кем-либо из них не оказалось возможным. Поэтому приходится считать, что корабль погиб со всем экипажем".

Сообщение ФД.П. констатировало только, что контакт с кораблем утрачен. Было еще заявление нашего Капитана и заметка подлиннее, включавшая в себя комментарии, полученные с других кораблей. Я прочитал все это, но главное содержалось в заголовке: "Васко" пропал, он ушел туда, куда уходят все корабли, не возвращающиеся на Землю.

Тут до меня вдруг дошло, и я поднял глаза. Место Каза Уорнера было пусто. Дядя Альф поймал мой взгляд и тихо сказал:

- Он уже знает, Том. Капитан разбудил его и сказал, как только это случилось. Одно хорошо, что он не был связан в этот момент с братом.

Я не был уверен, что здесь дядя Альф прав. Если бы так случилось с Пэтом, я хотел бы быть с ним в последний момент, ведь хотел бы? Пожалуй, размышлял я, хотел бы. И, во всяком случае, я был уверен, что сам-то Дядя хотел бы держать за руку свою Лапочку, если бы что вдруг случилось и она уходила туда, откуда не возвращаются, раньше него. А Каз и его брат Калеб были очень близки, это я знал.

В тот же день, позднее, у нас была заупокойная служба во главе с Капитаном. Дядя Альфред прочел короткую проповедь, а мы все вместе пропели "Молитву за Путешествующих". С этого момента мы притворялись, что и не было такого корабля - "Васка да Гама". Притворялись.

Каз ушел с нашего стола, и мамочка О'Тул взяла его к себе ассистентом. Каз и его брат работали в отеле до того, как их завербовал Ф.Д.П., и Каз очень ей пригодился; поддерживать экологический баланс на корабле с двумя сотнями людей - работенка не из легких. Господи, да просто выращивание пищи для этих двухсот человек, не будь это даже связано еще и с поддержанием атмосферного баланса, - серьезное дело. Одно обслуживание гидропонных плантаций и дрожжевых культур занимало все рабочее время девяти человек.

Через несколько недель Каз уже взял на себя надзор за всеми хозяйственными делами корабля, и мамаша О'Тул смогла полностью посвятить свое время научным и техническим вопросам, только за камбузом она вполглаза продолжала присматривать.

Но вообще-то говоря, и "Васко да Гама" не должен был ввести меня в такую тоску. Во-первых, у меня там не было знакомых. Далее, если уж Каз справился с собой и вернулся к нормальной полезной жизни, чего же тогда я-то? Нет, скорее всего это произошло после моего дня рождения.

В нашей столовой были два календаря, вроде тех, какие висят в банках, а под каждым из них - большие электронные часы, управляемые из вычислительного центра. После старта и там и там было одно и то же Гринвичское время и одна и та же дата. Потом, по мере того, как мы ускорялись и скорость наша приближалась к световой, "проскальзывание" между "Л. К." и Землей начало проявляться все заметнее, и часы расходились все больше и больше. Сперва мы это обсуждали, а потом просто перестали обращать внимание на часы с земным временем. Что толку знать, что сейчас три часа ночи следующей пятницы по Гринвичу, если на корабле как раз обеденное время? Это вроде часовых поясов и линии перемены дат на Земле, - вообще-то не очень интересно. Я даже не обращал внимания на ворчание Пэта по поводу того, в какое странное время приходится иногда работать; сам-то я стоял вахты в любое время суток.

Поэтому для меня как гром среди ясного неба, прозвучал голос Пэта, когда он свистом разбудил меня посреди ночи и весело прокричал:

- С днем рождения!

- (Как? С чьим?)

- С твоим, придурок. Нашим. Чего это с тобой? Считать разучился?

- (Но ведь...)

- Да подожди ты. Сейчас как раз вносят пирог и все собираются петь "С днем рождения". Я спою вместе с ними, для тебя.

Пока они занимались этими делами, я натянул штаны и прошел в столовую. По корабельному времени была глубокая ночь, но одна лампочка там горела. При ее свете я рассмотрел часы и календари - так и есть, по Гринвичу был наш день рождения, а если гринвичское время пересчитать на наше, домашнее, там сейчас как раз обед.

Но это же не мой день рождения. Я живу по другому времени, это неправильно.

- Задул все с одного раза, - счастливым голосом объявил Пэт. - Теперь-то уж мы обязательно продержимся еще год. Мама спрашивает, испекли ли тебе пирог?

- (Скажи ей, что да.) - Ничего, конечно, не пекли, но я был не в настроении объяснять, что и почему. Мама легко начинает нервничать, даже если ей не объясняешь Эйнштейновскую концепцию времени. А вот Пэт мог бы и сам понять.

Родители подарили Пэту новые часы. Кроме того, как он мне сообщил, была еще коробка конфет, подписанная на мое имя - я разрешаю открыть ее и пустить по кругу?

- (Валяйте.) - Я уж и не знал, то ли быть благодарным, то ли обидеться за "подарок", которого я не могу ни потрогать, ни увидеть. Чуть позднее я сказал Пэту, что мне надо спать и, пожалуйста, скажи всем "спокойной ночи" и "спасибо" от меня. Но спать я не стал, я просто лежал, пока в коридорах корабля не зажглись огни.

Через неделю на нашем столе был для меня праздничный пирог, все спели мне "С днем рождения" и надарили - с самыми наилучшими намерениями - уйму совершенно бесполезных подарков - много ли можно подарить человеку на борту корабля, когда все вы питаетесь в одной столовой и все, что вам нужно, берете с одних и тех же складов. Я встал и сказал всем спасибо, потом кто-то заорал "Речь", а потом я танцевал с девушками. И все-таки я не чувствовал радости от своего дня рождения, потому что тогда, несколько дней назад, у меня уже был день рождения.

На следующий, кажется, день дядя Стив зашел ко мне в каюту.

- Где это Вы скрываетесь, юноша?

- Чего? Нигде.

- Вот и я так думаю. - Он расположился на моем стуле, а я снова уселся на койку. - Как только я ни начну тебя высматривать, тебя всегда нигде нет. Ты же не все свое время стоишь вахты и работаешь. Так где же ты?

Я не ответил. Где, где. Там, где я чаще всего бываю, на койке, разглядывая потолок. Дядя Стив продолжал:

- Я уже давно понял, что, если кто-нибудь на борту корабля приобретает привычку забиваться в угол, не надо ему мешать. Одно из двух: или он справляется с этим сам, или он в один прекрасный день выйдет через шлюз наружу, не заботясь о таких "мелочах", как скафандр. Как бы там ни было, он не хочет, чтобы его трогали. Но ты - сын моей сестренки, я за тебя отвечаю. В чем дело? По вечерам ты никогда не появляешься там, где остальные развлекаются, физиономия у тебя вытянулась, смотреть тоскливо. В чем дело?

- У меня все в порядке. - со злостью крикнул я. Дядя Стив презрительно выругался.

- Да ты колись, парень. Ты совсем изменился с того времени, как пропал "Васко". Из-за этого? Нервишки сдают? Если так, то у Доктора Деверо есть уйма синтетической отваги. В таблетках. Совсем не обязательно, чтобы кто-нибудь знал, что ты их глотаешь - и стыдиться тут нечего, у любого нервы могут сдать. Не хочу даже и рассказывать тебе, в какой отвратительной форме это было у меня, когда я первый раз попал в заварушку.

- Нет, не думаю, что это страх. - Про себя я подумал, а может и вправду? - Дядя Стив, а что случилось с "Васко"?

Он пожал плечами.

- То ли факел сорвался, то ли врезались во что-нибудь.

- Но ведь факел не может сорваться... ведь правда, не может? А врезаться там не во что.

- Верно. И то и другое. Ну а если факел сорвался? В крохотную долю секунды корабль вспыхнет, как этакая маленькая Nova. Легче способа умереть и не придумаешь. Что касается второго, то все произойдет почти так же быстро, не успеешь и заметить. Ты задумывался когда-нибудь, сколько кинетической энергии мы набрали в эту посудину при такой скорости? Док Бэбкок говорил, что когда мы достигнем скорости света, то станем просто-напросто, если смотреть снаружи, плоским волновым фронтом, хотя внутри будем весело и жизнерадостно есть картошку, ничего такого не ощущая.

- Только скорости этой мы никогда не достигнем. - Доктор тоже подчеркивал это. Мне надо было сказать "если". Так тебя это беспокоит? Боишься, что летим-летим, а потом - ТРАХ! Как "Васко"? Если ты этого боишься, то подумай о том, что почти все способы умереть в своей постели хуже. Особенно если ты будешь настолько дураком, что умрешь от старости. Я лично надеюсь этого избежать.

Мы поговорили еще, но ни до чего не договорились. На прощание он пригрозил, что будет вытаскивать меня из каюты, если я буду проводить там слишком много времени. Думаю, дядя Стив пожаловался на меня Доктору Деверо, хотя оба они яростно это отрицали.

Как бы там ни было, назавтра Доктор Деверо остановил меня, отвел к себе в каюту, усадил и начал со мной беседовать. Каюта у него была большая, удобная и неряшливая; он никогда никого не принимал в лазарете.

Тут я сразу поинтересовался, чем обязан. Доктор с невинным видом широко раскрыл свои лягушачьи глазки.

- Да просто встретил тебя. Том. - Он приподнял со стола пачку перфокарт. - Видишь? Вот со сколькими я беседовал на этой неделе. Надо же делать вид, что я честно отрабатываю свою зарплату.

- Ну, на меня не стоит зря тратить время. У меня все отлично.

-Да я же просто обожаю зря тратить время. Знаешь, психология - отличное занятие. Не надо, подобно хирургу, драить свои руки мылом и пемзой, не надо заглядывать в чьи-то грязные глотки, сиди себе да притворяйся, что слушаешь, как тебе рассказывают, что, дескать, будучи маленьким мальчиком, я не любил играть с другими маленькими мальчиками. А теперь поговори со мной немного. Расскажи мне все, что угодно, что тебе хочется рассказать, а я пока подремлю малость. Если ты будешь говорить достаточно долго, я сумею отдохнуть после покера, за которым провел эту ночь, и в то же время выполню дневную норму работы.

Я старался и говорить, и ничего не рассказывать при этом. Пока я усердствовал, меня окликнул Пэт. Я сказал ему позвонить потом, я занят. Доктор Деверо следил за моим лицом и неожиданно спросил:

- О чем это ты думал?

Я объяснил ему, что это не спешно, просто брат хотел со мной поговорить.

- Хм... Том, расскажи мне немного о своем брате. У меня как-то все не было в Цюрихе времени получше с ним познакомиться.

И не успел я опомниться, как оказалось, что я наговорил Доктору уйму всего про нас с Пэтом. Почему-то рассказывать ему было очень легко. Два раза мне уже казалось, что он заснул, но как только я замолкал, Доктор просыпался, что-нибудь спрашивал, и все начиналось сначала.

В конце концов он сказал:

- Знаешь, Том, идентичные близнецы исключительно интересны для психолога - уж не будем говорить про генетиков, социологов и биохимиков. В начале, когда вы происходите из одной и той же яйцеклетки, вы настолько одинаковы, насколько это вообще возможно для биологических структур. А потом вы становитесь двумя разными личностями. Появляются ли эти различия в результате воздействия среды? Или тут действует еще какой-нибудь фактор?

Я немного поразмыслил:

- Вы хотите сказать "душа", доктор?

- Ммм... спроси меня лучше в ту пятницу. У людей бывают иногда собственные, очень личные взгляды, сильно отличающиеся от их научных, принародных мнений. Ладно. Дело в том, что вы, близнецы-телепаты, - очень интересные объекты. Я сильно подозреваю, что сопутствующие результаты проекта Лебенсраум будут, как и обычно, значительно существеннее планируемых результатов.

- Какие результаты? Простите, я не расслышал.

- Что? Сопутствующие. Когда идешь накопать червей и натыкаешься на золото. В науке происходит сплошь и рядом. Именно поэтому "бесполезная" чистая наука значительно полезнее "практичной". Но поговорим лучше о тебе. Я не могу помочь тебе справиться с твоими проблемами - ты должен сделать это сам. Но давай попритворяемся немного, что я все-таки могу, надо же чем-то оправдывать деньги, которые мне платят. Так вот, два обстоятельства очевидны абсолютно: первое, что ты не любишь своего брата.

Я начал было протестовать, но он только отмахнулся.

- Ты слушай меня. Почему ты так уверен, что я не прав? Ответ: потому, что тебе с самого рождения твердили, что ты его любишь. Братья и сестры всегда "любят" друг друга, это одна из основ цивилизации, подобно любви к родителям и родному дому. И люди обычно верят тому, что им вдалбливают очень часто с ранних лет. Пожалуй, очень хорошо, что они верят в эту братскую любовь, ведь у братьев и сестер зачастую гораздо больше причин и удобных случаев ненавидеть друг друга, чем у кого-либо другого.

- Но я же и вправду люблю Пэта. Просто...

- "Просто" что? - мягко, но настойчиво спросил он, когда я запнулся.

Я не отвечал и он продолжал:

- Просто у тебя есть все причины не любить его. Он задирал тебя, он командовал тобой, он хватал все, что захочет. Если у него не получалось это напрямую, он использовал вашу мать, чтобы она поработала над отцом и в результате все вышло по его желанию. Он получил даже девушку, с которой ты хотел встречаться сам. Так чего же тебе его любить? Если бы этот парень вообще не был твоим братом, родственником, - не то что близнецом - любил бы ты его за все это? А может, ты бы его ненавидел?

Мне это как-то не очень понравилось.

- Пожалуй, Доктор, я не совсем справедлив по отношению к нему. Не думаю, чтобы Пэт понимал, что все выхватывает у меня из-под носа; и уж совершенно я уверен в том, что у наших родителей не было любимчиков. Может быть, я просто слишком себя жалею.

- Может быть и так. Может быть, во всем твоем рассказе нет ни слова правды, а ты органически не способен быть справедливым, где это касается тебя самого. Но самое главное то, как ты сам это воспринимаешь. И ты конечно же не любил бы такого человека, разве только он твой брат-близнец, и ты, конечно же, обязан его "любить". В тебе борются две силы, и поэтому внутреннее твое беспокойство не прекратится, пока ты не решишь, какая из них ложная, и не изгонишь ее. Ну, а это уж твое личное дело.

- Но... да какого черта, Доктор, я же точно люблю Пэта.

- Любишь? В таком случае лучше выкинь куда-нибудь свою мысль, что все эти годы он всегда отхватывал лучший кусок. Только я сомневаюсь, что ты его и вправду любишь. Ты привязан к нему, как все мы привязываемся к привычным нам вещам, старым ботинкам, старым трубкам, даже знакомый нам черт лучше незнакомого. Ты к нему лоялен. Он тебе необходим, и ты ему тоже. Но "любить" его? Это кажется крайне сомнительным. С другой стороны, если ты хорошенько осознаешь своей головой, что нет никакой необходимости "любить" его, что необязательно даже, чтобы он тебе "нравился", тогда, возможно, он начнет тебе немного нравиться таким, какой он есть. Ты станешь к нему терпимее, хотя я очень сомневаюсь, что Пэт когда-нибудь тебе сильно понравится. Он довольно несимпатичный парень.

- Вот это неправда. Его всегда все любили.

- Только не я. Ммм... Том, я тебя немного обманул. Я совсем не так плохо знаком с твоим братом. По правде говоря, оба вы не слишком симпатичны и очень похожи друг на друга. Ты только не обижайся, я терпеть не могу симпатичных людей, ото всей этой "простоты и приятности" меня просто тошнит. Мне нравятся упрямые, малосимпатичные люди, в которых чувствуется этакая твердая сердцевина заботы о своих интересах - очень для меня удачно, имея в виду мою профессию. Ты и твой братец примерно в равной степени эгоистичны, только у него этот эгоизм удачнее осуществляется на практике. И кстати. Вот он-то тебя любит.

- Что?

- Ничего. Любит, как собачку, всегда прибегающую, если ее позвать. У него к тебе покровительственное отношение, пока это не вступает в противоречие с его собственными интересами. Но в то же время он тебя слегка презирает, считает слабаком, а по его варианту Писания кроткие не наследуют землю, это доля парней вроде него.

Я кое-как переварил все услышанное и начал выходить из себя. Я и сам не сомневался, что Пэт относится ко мне именно так - покровительствует и старается, чтобы мне достался кусок пирога, если, конечно же, ему достанется больший.

- И еще одно очевидно, - продолжал Доктор Деверо. - Что ни ты, ни твой брат не хотели лететь в эту экспедицию.

Ну уж это-то было настолько неверно и несправедливо, что у меня прямо дар речи пропал от удивления и возмущения. Доктор Деверо взглянул на меня.

- Да? Ты собирался что-то сказать?

- Послушайте, доктор, это самая большая глупость, какую я когда-нибудь в жизни слышал. Единственный настоящий раздор между Пэтом и мной и был как раз из-за того, что хотели мы оба, а мог только один. Доктор покачал головой.

- Ты все перепутал. Оба вы хотели остаться, но мог только один. Ну и твой брат, как это у него принято, выиграл.

- Да нет, не выиграл... то есть да, выиграл, выиграл шанс лететь, а не наоборот. И он полетел бы, только вот этот несчастный случай.

- Да, да, этот несчастный случай, конечно. - Доктор Деверо так долго сидел неподвижно, свесив голову и сцепив руки на животе, что я опять подумал, что он заснул.

- Том, я сейчас расскажу тебе то, что тебя совсем не касается. Думаю, тебе все-таки полезно будет знать. Я бы хотел, чтобы ты никогда не обсуждал это с братом. Если ты меня все-таки не послушаешься, я выставлю тебя полным лжецом. Ты понимаешь?

- Вы тогда лучше мне ничего не рассказывайте, - угрюмо ответил я.

- А ты помолчи и слушай, когда тебе говорят. - Он взял со стола папку. - Здесь у меня доклад об операции, сделанной твоему брату, написанный тем жаргоном, который мы, врачи, используем для замутнения мозгов пациентов. Ты бы в этом ровно ничего не понял, да к тому же и послан этот доклад был кружным путем, через "Санта Марию" и в зашифрованном виде. Так хочешь узнать, что они обнаружили, вскрыв твоего брата?

- Да не особенно.

- Не было ни малейших повреждений позвоночника

- Что? Вы что, хотите мне сказать, что он симулировал и ноги у него не отнялись? Уж в это-то я не поверю.

- Потише, потише. Ничего он не симулировал. Ноги у него действительно были парализованы. Он никак не сумел бы настолько хорошо симулировать паралич, чтобы обмануть невропатолога. Да я и сам его осматривал; твой брат был парализован. Но не в результате повреждения позвоночника - о чем я знал, а также знали и те хирурги, которые его оперировали.

- Но... - Я в растерянности потряс головой. - Наверное, я совсем дурак.

- Не только ты, все мы вместе взятые. Том, человеческий мозг - не какая-то там простая машинка, он крайне сложен. Сверху, на поверхности, сознание с его идеями и желаниями; что-то из этого - настоящее, что-то наложено пропагандой, обучением, необходимостью производить хорошее впечатление, быть достаточно привлекательным в глазах других людей. Внизу, в глубине, подсознание слепое и глухое, глупое и хитрое. И у него - чаще всего - совсем другой набор желаний и совершенно другие мотивации. Оно хочет, чтобы все было по его желанию, а если не получается того, что хочет, устраивает скандал, пока его не послушаются. Весь фокус легкой жизни состоит в том, чтобы выяснить, чего же в действительности хочет твое подсознание, и дать ему это желаемое по самой дешевой возможной цене, прежде чем оно, чтобы добиться своего, сделает тебя эмоциональным банкротом. Том, ты знаешь, кто такой психотик?

- Ну, ненормальный...

- "Ненормальный" - это слово, от которого мы стараемся избавиться. Психотик - это несчастный тип, которому пришлось продать свою лавку и нагишом пойти по миру, чтобы удовлетворить желания своего подсознания. Моя работа состоит в том, чтобы помочь людям заключать такие договоры с подсознанием, которые не погубят их, это похоже на работу адвоката. Мы никогда не пытаемся заставить людей избегнуть этих соглашений, просто стараемся обеспечить как можно лучшие условия.

- Так что я говорю: твой брат сумел заключить соглашение со своим подсознанием на вполне приличных условиях, просто великолепных, если учесть, что он сделал это безо всякой профессиональной помощи. Сознательная часть его мозга подписала контракт, а подсознание прямо, безо всяких экивоков заявило, что он не должен его выполнять. Получился конфликт столь глубокий, что многие, попав в такое положение, кончили бы очень плохо. Многие, но только не твой братец. Подсознание решило, что ему надо попасть в несчастный случай, который может привести к параличу. Может привести и, конечно же, привел - к настоящему параличу, я хочу подчеркнуть, а не к какой-то там симуляции. И вот теперь твой брат вполне достойным образом освободился от обязательства, выполнить которое он был не в состоянии. Потом, когда он уже точно не попал в эту экспедицию, ему сделали операцию. Вся она состояла в том, что ему исправили небольшие повреждения каких-то костей. Но при этом его заставили думать, что паралич исчезнет - и он, конечно, исчез. - Деверо пожал плечами.

Я думал об этом, думал, пока голова кругом не пошла. Все эти штуки насчет сознания и подсознания я проходил, и зачет даже сдавал, но не особенно в них верил. Доктор Деверо может разводить все свое красноречие хоть до посинения, но никуда не денешься от простого факта, что мы хотели лететь, и Пэт остался только потому, что покалечился при несчастном случае. Ладно, может это был истерический паралич, может он перепугал сам себя и начал думать, что у него повреждение серьезнее, чем в действительности, но это все равно ничего не меняет.

Только Доктор Деверо говорил так, словно несчастный случай и не был несчастным случаем. А что на это можно сказать? Если даже правда, что у Пэта совсем душа в пятки ушла, а показать это мешала гордость - все равно никогда не поверю, что он нарочно свалился со склона.

И уж в одном-то доктор ошибался точно: я лично хотел лететь. Может, я и побаивался немного, а что сначала очень скучал по дому - так это совершенно точно, но что из того? Это же вполне естественно.

- А чего же ты тогда все время как в воду опущенный?

Это не Пэт говорил со мной; это я сам с собой говорил. Возможно, это мое подсознание заговорило для разнообразия вслух.

- Доктор?

- Да, Том.

- Вы говорите, что в действительности я не хотел лететь?

- Очень похоже.

- Но вы же сами сказали, что подсознание всегда выигрывает. Уж или одно, или другое. Доктор вздохнул.

- Я сказал не совсем так. Ты попал в это дело слишком быстро. Подсознание - оно глупое и, зачастую, медлительное, твоему просто не хватило времени придумать что-нибудь такое же удобное, как падение на лыжах, но вот в упрямстве ему не откажешь. Оно требует, чтобы ты шел домой, а ты просто не можешь этого сделать. А оно, по глупости своей, не желает слушать никаких резонов. Оно просто ноет и ноет, чтобы ты взял да и выложил ему невозможное, вроде того, как ребенок с ревом требует подать ему Луну.

Я пожал плечами.

- Вас послушать, так я нахожусь в жутком состоянии.

- Ну вот, теперь у тебя такая физиономия, что молоку впору скиснуть. Умственная гигиена - это процесс исправления того, что исправлению поддается, и адаптации к неизбежному. У тебя есть три возможности.

- Не думал, что они у меня вообще есть.

- Три. Ты можешь продолжать входить в штопор, пока мозг твой не состряпает какую-нибудь фантазию, приемлемую для подсознания; это будет психотическая адаптация или, говоря обыденным языком, сумасшествие. Или же ты можешь жить себе потихоньку в таком примерно состоянии, как сейчас, несчастный и довольно бесполезный для остальной команды; при этом всегда будет опасность, что ты сорвешься. Третий вариант - ты можешь покопаться в своем мозгу, познакомиться с ним получше, узнать, чего же он в действительности хочет, объяснить ему, что это невозможно и почему это невозможно, а затем найти с ним какой-то компромисс на основе того, что возможно. Если у тебя достаточно духа и здравого смысла, именно так ты и попробуешь сделать. Конечно, это нелегко. - Он ждал и смотрел на меня.

- Наверное, мне и вправду лучше попробовать. А что надо для этого делать?

- Уж во всяком случае не сидеть сутками в своей каюте, думая о том, что могло бы быть.

- Мой дядя Стив - то есть майор Лукас, - медленно произнес я, - говорил мне, что я не должен так жить. Он хочет, чтобы я ходил туда-сюда, общался с людьми. Наверное, и вправду, надо.

- Конечно, конечно. Только этого недостаточно. Ты не сможешь вытащить себя из той ямы, в которую попал, просто изображая из себя душу общества. Тебе необходимо познакомиться с самим собой.

- Да, сэр. Только таким образом?

- Чтобы ты каждый вечер рассказывал мне о себе, а я тем временем держал тебя за ручку - этого мы, пожалуй, не сможем. Ммм... я бы предложил, чтобы ты попробовал написать на бумаге, кто ты есть такой, где ты был и каким образом попал оттуда сюда. Ты только старайся делать это поподробнее и тогда, вполне возможно, сам начнешь понимать не только "как", но и "почему". Старайся, и тогда ты сможешь узнать, кто ты такой, чего ты хочешь и что из желаемого можешь получить. - Видимо, лицо мое выражало полное изумление, так как он добавил: - Ты ведешь дневник?