жажды - мне не пришлось учиться пользоваться их столовыми приборами; я их
не коснулся. Девушки сидели на камнях подле меня; я сидел на большой
подушке. Ближе к вечеру Джоко растянулся на спине, положив голову кому-то
на колени, чтобы его прислуга могла класть ему пищу в рот или подносить
чашку к губам.
остальные перебивались, как могли, с одной. Эти вот прислуживающие девы и
объясняют, почему я не мог четко различить игроков без списка команд.
Хозяйка моя и моя Принцесса одеты были просто глаз не оторвать, это точно.
Но вот одна из моей прислуги, достойный претендент на роль Мисс Невии, лет
около 16, была одета только в драгоценности, зато их было столько, что она
казалась одетой "скромнее", чем Стар или Дорал Летва, Госпожа Дорал.
решимость добиться того, чтобы я окосел и объелся. Они щебетали между
собой на подростковом жаргоне и отпускали шуточки насчет моих мускулов и
всего прочего, как будто меня и не было рядом. Очевидно от Героев не ждут
разговоров, ибо каждый раз, как я открывал рот, в него тут же что-нибудь
влетало.
танцоры, фокусники, декламаторы. Вокруг шныряли детишки, хватая кусочки с
блюд, прежде чем те доходили до столов. Прямо передо мной уселась на пол
некая куколка лет трех, вся из больших глаз и открытого рта, и уставилась
на меня, предоставив танцорам право обходить ее, как сумеют. Я попытался
заманить ее к себе, но она только глазела на меня и играла пальцами ног.
То есть, может быть, это были цимбалы, и она вполне бы могла быть девой.
чтобы замолчали, громко отрыгнул, стряхнул с себя служанок, старавшихся не
дать ему упасть, и начал читать стихи.
подумал, что он слишком пьян, чтобы прочитать хоть бы лимерик, а он
говорил и говорил безостановочно, в полном согласии со сложными
внутренними рифмами и журчащими аллитерациями - изумительный пример
риторической виртуозности.
растущим восхищением, восторгаясь одновременно им как поэтом и старым
добрым "Шрамом" Гордоном, армией из одного человека. Я решил, что я,
должно быть, чертовски отважный герой, так что когда он сел, я встал.
часть пищи была мне незнакома, и обычно она была вкусной. Но тут как-то
принесли холодную закуску, небольших лягушкоподобных животных во льду,
приготовленных целиком. Их надо было макать в соус и есть, раскусывая
пополам.
рту, чтобы я кусал. И тут он очнулся.
меня как раз, когда я собирался раскусить его.
и показала мне, как это делается. Был Элмер - и нет...
как мне предлагали съесть что-нибудь, мне представлялись исчезающие ноги
Элмера, я проглатывал комок в горле и выпивал еще.
так как музыканты выжидали начала моего рассказа, чтобы подстроиться под
него в качестве фона.
выдать как благодарственное стихотворение, изящный комплимент своему
хозяину - на невианском. Черт возьми, я бы этого и на английском не смог.
уверенность.
вспомнить даже, как узнать дорогу в мужской туалет. Так что я выдал им из
обоих стволов по-английски "Конго" Вэчея Линдсея.
них я донес, так это его заразительный ритм и рифмический рисунок; я
повторялся, изворачивался, как мог, в провалах изо всех сил налегал на
"барабаня по столу и ошалев от дум! Бум! Бум! Бум-лэй бум!" Оркестр быстро
уловил дух, и от нас задребезжали тарелки.
ювелирный магазин в Нью-Йорке] схватила меня за щиколотку и поцеловала ее.
поцеловал меня в левый глаз и разрыдался на моем плече.
стране, на моем языке, среди моего народа - поголовно воинов и художников
- я столь же знаменит в качестве поэта, как и героя (что, в общем-то, было
верно, ноль равен нулю), и что я оказал им честь, сочинив величайшее свое
произведение в перлах родного своего языка, поблагодарив, как подобает,
Доральца и дом Доральца за гостеприимное предоставление крыши, стола и
постели, и что она, со временем, постарается из своих слабых сил
переложить мою музыку на их язык.
искусств].
несло четверо человек. Судя по размеру и форме, это мог быть "крестьянин,
жаренный под стеклом". Но что бы это ни было, оно было мертво и издавало
замечательный запах, я съел порядочно и протрезвел. После жаркого нам
подали всего 8 или 9 других блюд, бульоны, щербеты да прочие мелочи.
Общество порядком расслабилось и уже не задерживалось за столиками. Одна
из моих девушек уснула и пролила чашу с вином; примерно в это время до
меня и дошло, что большая часть толпы рассосалась.
мои палаты и уложила меня в постель. Они притушили свет и удалились, пока
я пытался составить в уме галантное пожелание доброй ночи на их языке.
края моей постели, как три Грации. Я еще раньше решил, что две молодки -
дочки этой мамаши. Той, что постарше, было лет, наверное, восемнадцать, в
самом соку и наверняка вылитая мамаша в ее возрасте; младшая казалась
моложе лет на пять, едва достигшая зрелости, ничуть не менее красивая для
своего возраста и вполне сознающая свои силы. Она покраснела и опустила
глаза, когда я на нее посмотрел. А вот восемнадцатилетняя сестра ее
ответила мне знойным, откровенно вызывающим взглядом.
почтил их крышу и стол - а теперь настал черед постели. Что было бы угодно
Герою? Одну? Двух? Или всех троих?
тех коричневых сестричек, что напугали меня когда-то, я бы и проявил
апломб.
арки. А Джоко-три-ока мог проснуться в любое время; я не знал, где он. Не
стану утверждать, что никогда не спал с замужней женщиной или с
чьей-нибудь дочерью в доме ее отца, но в таких делах я всегда следовал
принятым в Америке мерам предосторожности. Это недвусмысленное предложение
испугало меня сильнее, чем Рогатые Придурки. То есть я хотел сказать
"Призраки".
фыркнула: "Герой!" и ушла следом. Их мамочка только посмотрела на меня и
вышла.
сдерживая себя из последних сил, и молила дать ей знать, не встретили ли
какая-либо женщина в этом доме благосклонности Героя? Пожалуйста, ну кто
она? Не мог бы я ее описать? Может быть, их провести передо мною, чтобы я
смог указать ее?
то выбрал бы именно ее, но я устал и желал только одного - уснуть в
одиночестве.
во второй раз еще стремительнее. На какой-то миг мне показалось, что она
вот-вот мне врежет.
было, галерея была темна.
чем намекал Руфо, и пытались заставить меня есть большие золотые
самородки, все до единого с глазами Элмера.
бантиком.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Василенко Иван
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман