Чтение 23–й страницы книги ~Иов, или Осмеяние Справедливости~

мужественного эго, разговаривать в таком тоне с Маргретой совершенно
невозможно.

Главной причиной недоразумений стала старая посудина "Конунг Кнут".
Она не затонула, но и в порт не пришла. По той простой причине, что такого
корабля вообще никогда не существовало в природе.

Меня-то это мало удивило. Даже если бы наше судно вдруг превратилось
в парусное или в галеру с пятью гребцами, я бы тоже не слишком поразился.
И все же я ожидал, что какой-нибудь корабль с тем же названием будет иметь
место в новом для меня мире. Я думал, что того требуют правила игры.
Теперь стало ясно, что этих правил я не знал. Если, конечно, допустить,
что они все же существуют.

Маргрета указала мне еще на одно обстоятельство, подтверждающее мою
мысль: здешний Масатлан оказался совсем не похож на тот город, в котором
ей приходилось бывать прежде. Этот был куда меньше и вовсе не походил на
туристский порт - даже длинный док, в котором должен был отстаиваться
"Конунг Кнут", здесь не существовал. Полагаю, что это не меньше, чем
летательная машина, убедило ее в том, что моя "паранойя" фактически
является наименее безумной из всех возможных гипотез. Маргрета бывала тут
раньше - док, большой и прочный, исчез. Это ее потрясло.

На команданте впечатление произвести было труднее. Он предпочитал
тратить больше времени на допрос лейтенанта Санса, чем на нас. Сансом он
явно остался недоволен.

Был еще один фактор, которого я в то время не понимал, да и потом до
конца уяснить не смог. Непосредственный начальник Санса носил звание
капитана. Команданте тоже капитан, но эти ранги оказались далеко не
эквивалентны.

Дело в том, что береговая охрана пользуется званиями морского флота.
Однако небольшой отряд охраны, который ведает летательными машинами, носит
армейские звания. Я думаю, что сие незначительное различие имело корни,
уходящие в далекую историю. Но как бы там ни было, возникла явная накладка
- капитан с четырьмя нашивками, то есть морской капитан, вовсе не
собирался принимать на веру то, что ему докладывал какой-то там офицеришка
с летательной машины.

Лейтенант Санс приволок двух совершенно голых потерпевших
кораблекрушение, рассказывавших совершенно невероятную историю; капитан с
четырьмя нашивками, видимо, страстно желал возложить вину за наиболее
странные эпизоды нашего рассказа на самого Санса.

Санс, со своей стороны, не поддавался запугиванию. Думаю, он просто
не испытывал почтения к офицеру, который никогда не поднимался над
поверхностью океана выше "вороньего гнезда" на мачте. (Полетав на его
смертельно хрупком аппарате, я понял, почему он не намерен становиться на
колени перед каким-то там морячком. Даже среди пилотов дирижаблей я
обнаружил тенденцию делить мир на две неравные части - на тех, кто летает,
и на тех, кто не летает.)

Через какое-то время, выяснив, что поколебать Санса не удастся, что
опровергнуть показания Маргреты нельзя, а со мной контакт вообще
невозможен, иначе как через посредство Маргреты, команданте пожал плечами
и отдал распоряжение, согласно которому мы и пошли кормиться. Однако
теперь нам надлежало вернуться обратно и получить еще порцию каких-то
неизбежных неприятностей.

Против ожидания вторая встреча с команданте оказалась весьма
короткой. Он буркнул, что ровно в четыре часа нам надлежит явиться к
иммиграционному судье и что суд обладает соответствующей юрисдикцией. А
пока - вот перечень ваших долгов, порядок выплаты которых следует утрясти
с судьей.

Маргрета невероятно удивилась, получив от команданте этот листок
бумаги; я потребовал, чтобы она перевела мне слова офицера. Она перевела,
и я взглянул на общую сумму долга.

Больше восьми тысяч песо!

Не нужно было обладать глубоким знанием испанского языка, чтобы
прочесть счет - почти все слова были родственны английским. "Tres horas" -
"три часа", следовательно, нам надлежало оплатить три часа пользования
"aeroplano" - слово, которое я уже слышал от Маргреты; оно означало
летательную машину. Нам предстояло оплатить также время, затраченное на
нас лейтенантом Сансом и сержантом Домингесом. Плюс мультипликаторный
фактор, означавший, как я решил, накладные расходы или что-то вроде того.

Кроме того, топливо для aeroplano и эксплуатация последнего.

"Pantalones" - это штаны; прилагался чек за ту пару, что была на мне.

"Falda" - юбка, а "camisa" - блузка; костюм для Маргреты оказался
весьма дорогим.

Один пункт меня особенно поразил - не суммой, а тем, что его вообще
включили: я-то думал, что мы гости, но в счете фигурировали два ленча по
двенадцать песо каждый.

Здесь была даже плата за время самого команданте.

Я хотел спросить, сколько долларов в восьми тысячах песо, но
промолчал, сообразив, что не имею ни малейшего представления о
покупательной силе доллара в мире, куда нас зашвырнуло.

Маргрета обсудила счет с лейтенантом Сансом, который явно чувствовал
себя не в своей тарелке. Последовал взрыв восклицаний, а также
размахивание руками. Она выслушала и сказала мне:

- Алек, это вовсе не выдумка Анибала и даже не жадность команданте.
Тариф на этот вид услуг - спасение на море, использование aeroplano и так
далее - установлен Distrito Real, то есть Королевским округом, иначе
говоря, самим Мехико-Сити. Лейтенант Санс говорит, что высшими
государственными кругами движут экономические соображения и на все
последующие уровни оказывается давление с целью сделать общественные
услуги платными, дабы снизить государственные расходы. Он говорит, что
если команданте не потребует с нас плату за спасение, то королевский
инспектор, обнаружив это, вычтет деньги из жалованья самого команданте.
Плюс наказание, которое королевская комиссия найдет подходящим для данного
случая. Анибал хочет, чтобы ты понял, как ему неловко. Если бы aeroplano
принадлежал лично ему, мы стали бы просто его гостями. Он всегда будет
смотреть на тебя как на друга, а на меня как на сестру.

- Скажи ему, что мои чувства к нему столь же горячи, и сделай это по
меньшей мере так же цветисто, как он.

- С радостью. И Роберто говорит, что испытывает то же самое.

- Значит, все сказанное относится и к сержанту. Но выясни,
пожалуйста, где и как мы можем найти американского консула. Мы с тобой
попали в хорошую переделку.

Лейтенант Санс получил приказ обеспечить нашу явку в суд в четыре
часа, после чего нас отпустили. Санс велел сержанту Роберто проводить нас
к консулу, а потом обратно в суд, выразив сожаление, что его служебное
положение не позволяет ему сопровождать нас лично, щелкнул каблуками,
склонился над рукой Маргреты и поцеловал ее. Из простого знака вежливости
он устроил целое представление. Впрочем, я видел, что Маргрете это
доставило массу удовольствия. Увы, у нас в Канзасе такому не обучают. Я
много потерял.

Масатлан лежит на полуострове. Казарма береговой охраны находится на
его южном берегу, неподалеку от маяка (он самый высокий в мире, что весьма
впечатляет). Американское консульство расположено примерно в миле оттуда -
на северном берегу. Чтобы дойти до него, надо пересечь весь город по
avenida Мигеля Алемана - приятная прогулка, примерно на полпути улицу
украшает очаровательный фонтан.

Беда в том, что идти нам с Маргретой пришлось босиком.

Сержант Домингес не предложил нам взять такси, а мне напрашиваться
было, разумеется, неудобно.

Сначала ходьба босиком не казалась мне делом первостепенной важности
- на улице было немало босых ног, и далеко не все они принадлежали
детишкам (и без рубашки был отнюдь не я один). В детстве я расценивал
возможность побегать босиком как сказочную роскошь, как редкостную
привилегию. Я бегал босиком все лето и с огромным сожалением надевал
ботинки, когда приходило время снова идти в школу.

Но уже после первого квартала я стал удивляться, почему в детстве я с
таким нетерпением ждал момента, когда можно будет побегать без ботинок.
Вскоре я попросил Маргрету сказать сержанту Роберто, чтобы он, если можно,
не спешил так, ибо я хочу выбирать затененные участки пути - этот чертов
тротуар прямо-таки поджаривает мне пятки!

(Маргрета не жаловалась ни на что, но мою просьбу переводить не стала
- и я немного на нее рассердился. Я постоянно находил прочную опору в
ангельском спокойствии Маргреты... но следовать ее примеру мне было как-то
не с руки.)

В общем я уделял состоянию моих бедных, нежных, розовых, незаслуженно
оскорбленных ступней все больше внимания, страшно жалел себя и все время
удивлялся, как мне пришло в голову расстаться с Божьей страной.

"Я плакал, что бос, пока не встретил безногого". Не помню, кто первый
сказал это, но данная сентенция безусловно является частью нашего
культурного наследия и должна остаться в веках.

Именно это произошло со мной.

Примерно на полпути, там, где avinida Мигеля Алемана пересекается с
calle Акила Сердана, находился фонтан, у которого мы повстречали нищего.
Он поглядел на нас снизу вверх и с улыбкой протянул пригоршню карандашей.
А смотрел он снизу вверх потому, что сидел в низенькой инвалидной коляске
и ног у него не было.

Сержант Роберто окликнул нищего по имени и бросил ему монетку. Тот
ловко поймал ее ртом, а потом опустил в карман. "Gracias", - сказал он
Роберто и переключил внимание на меня.

- Маргрета, - сказал я торопливо, - пожалуйста, скажи ему, что у меня
нет буквально ни одной монетки.