Роберт Хайнлайн

Не убоюсь зла

---------------------------------------------------------------
"I will fear no evil"
---------------------------------------------------------------

Глава 1

По стилю комната напоминала псевдобарокко 1980 года, но была широкой,
длинной, высокой и роскошной. Около окон с имитацией различных пейзажей
стояла автоматизированная больничная койка. Она не вписывалась в интерьер
комнаты, хотя большую часть ее закрывала великолепная китайская ширма.
Канцелярский стол, стоявший в сорока футах от нее, тоже был чужеродным, а
рядом с ним стояло больничное кресло-каталка, и от него к койке тянулись
различные провода и трубки.

Рядом с креслом, за передвижным стенографическим столом, уставленным
управляющими микрофонами, звуковой пишущей машинкой, часовым календарем,
пультом управления и прочими обычными секретарскими принадлежностями, сидела
молодая красивая женщина.

По манере поведения она выглядела типичным добросовестным секретарем,
но одета была по последней моде, в экзотический наряд "половина на
половину": правые плечо, грудь и рука скрывались под угольно-черным
трикотажем, левую ногу обтягивала ярко-красная ткань, на месте трусиков -
оборка обоих цветов, черная сандалия была на красной стороне, красная
сандалия - на обнаженной правой ноге. Кожа была расписана красными и черными
красками.

По другую сторону стола стояла женщина постарше, одетая в халат
медсестры. Она сосредоточенно смотрела то на свой пульт, то на пациента в
кресле и не обращала никакого внимания на остальных. За столом сидело более
дюжины мужчин, одетых, в основном, по-спортивному: дань моде, которой
следовало старшее поколение служащих.

В кресле-каталке сидел дряхлый старик. Если бы не яркие живые глаза, он
был бы похож на плохо сделанную мумию. На лице у него не было никакой
косметики, да и она не могла бы скрыть пугающую дряхлость.

- Вампир, - тихо говорил он, обращаясь к одному из сидящих за столом, -
вы просто кладбищенский упырь, дорогой Парки. Неужели ваш отец не объяснил
вам, что правила хорошего тона велят сперва подождать, пока человек кончит
брыкаться, а уже потом хоронить его? Или у вас не было отца? Юнис, сотрите
последние слова. Господа, мистер Паркинсон предложил мне уйти в отставку с
поста председателя нашей комиссии. Кто еще думает так же? - Он помолчал и
медленно обвел взглядом членов комиссии. - Ну же! Неужели никто не поддержит
нашего дорогого Парки? Может быть, вы, Джордж?

- Я здесь ни при чем.

- Но вы бы обязательно проголосовали "за", не так ли? Поскольку никто
больше не поддерживает это предложение, оно отклоняется.

- Я снимаю свое предложение.

- Поздно, Паркинсон. Из протокола ничего нельзя удалить, разве что по
общему согласию, открытому или подразумеваемому. Достаточно одного
возражения - и я, Иоганн Себастьян Бах Смит, возражаю... и это правило не
подлежит обсуждению, поскольку я придумал его задолго до того, как вы
научились читать. Но, - Смит снова осмотрел присутствующих, - у меня есть
новость. Как рассказал нам мистер Тил, все наши предприятия находятся в
удовлетворительном состоянии, а "Морские ранчо" и "Фундаменты" в более чем
удовлетворительном. Поэтому для меня самое время уйти в отставку. - Смит
сделал паузу, потом продолжал: - Не удивляйтесь и закройте ваши рты. А вы,
Парки, не радуйтесь. У меня для вас есть особая новость. Я остаюсь на посту
председателя комиссии, но слагаю с себя исполнительские полномочия. Наш
главный советник, мистер Джейк Саломон, становится заместителем председателя
и...

- Подождите, Иоганн. Я не собираюсь управлять всем этим пандемониумом.

- От вас этого и не требуется, Джейк. Вы будете председательствовать в
собраниях комиссии в мое отсутствие. Неужели я прошу от вас так много?

- Вроде бы нет...

- Спасибо. Я ухожу с поста президента компании "Смит энтерпрайзис", и
мистер Байрам Тил становится нашим президентом и главным управляющим; ему
давно положено продвижение по службе. На его плечах будет выбор платежей,
акций, прерогативы и привилегии, лазейки для неуплаты налога. Этим я лишь
отдаю ему должное.

- Послушайте, Смит, - начал было Паркинсон, но старик перебил его:

- Молодой человек, никогда не обращайтесь ко мне со словами
"послушайте, Смит". Называйте меня "мистер Смит" или "мистер президент".
Итак, что вы хотели сказать?

Паркинсон справился с эмоциями и ответил:

- Послушайте, мистер Смит, я не могу согласиться с вашим предложением.
Не говоря уже о том, что вы одним махом продвигаете своего помощника на
должность президента, что само по себе неслыханно... Если необходимы
какие-либо изменения в руководстве, то следует учитывать и меня. Я ведь имею
второй по величине пакет акций.

- Я рассматривал и вашу кандидатуру на должность президента, Парки.

- Неужели?

- Да, И хохотал при этом от души.

- Какого черта вы...

- Не надо так говорить, иначе я привлеку вас к суду. Вы забыли о том,
что мой пакет акций означает право решающего голоса. А что касается вашего
пакета, то по правилам нашей компании всякий, кто представляет пять и более
процентов акций, автоматически становится членом комиссии, даже если его
никто не любит или он страдает от расстройства респираторной системы. И вы,
и я подпадаем под эти определения. Байрам, каковы последние данные по
доверенностям и покупке акций?

- Полный отчет, мистер Смит?

- Нет, просто объясните мистеру Паркинсону, где его место.

- Конечно, сэр. Мистер Паркинсон, на сегодня вы контролируете менее
пяти процентов акций с правом голоса.

- Вы уволены, молодой вампир, - елейным голосом добавил Смит, - Джейк,
созовите специальное собрание акционеров, разошлите официальные извещения,
соблюдите все формальности, пусть Парки торжественно вручат золотые часы,
выпихнут его из комиссии и изберут его преемника. Вопросы есть? Нет.
Объявляю перерыв. Джейк, останьтесь. Вы тоже, Юнис. И вы, Байрам, если у вас
есть какие-нибудь вопросы.

Паркинсон вскочил со стула.

- Но я еще не все сказал, Смит!

- Да, конечно, - сладко ответил старик. - Передавайте привет вашей теще
и скажите ей, что Байрам будет переводить ей круглые суммы, несмотря на то,
что вас уволили.

Паркинсон вышел, не сказав больше ни слова. Следом вышли и другие. Смит
обратился к Джейку:

- Джейк, как можно дожить до пятидесяти лет и не накопить ни грана ума?
Этот парень за всю свою жизнь совершил лишь один разумный поступок - выбрал
богатую тещу. Вы согласны?

- Иоганн, - сказал Ганс фон Ритер, наклонившись над столом и обращаясь
прямо к председателю, - мне не понравилось, как вы обошлись с Паркинсоном.

- Спасибо. Вы откровенны со мной и говорите мне в лицо все, что
думаете. Это редкость в наши дни.

- Убрать его из комиссии следовало давно. Он обструкционист. Но стоило
ли его унижать?

- Наверное, не стоило. Это одна из моих маленьких причуд, Ганс. У меня
теперь осталось не так уж много удовольствий.

Вкатился механический лакей, повесил пустой стул на свой крючок и
удалился.

- Я не желаю, чтобы со мной обошлись так же, - продолжал фон Ритер. -
Если вы хотите иметь в комиссии лишь тех, кто всегда соглашается с вами, то
хочу вам заметить, что я контролирую меньше пяти процентов акций с правом
голоса. Вы хотите моей отставки?

- Бог с вами! Конечно, нет! Вы мне нужны, Ганс, а Байраму вы будете еще
нужнее. Я не люблю тех, у кого рот всегда на замке. Если кому-то не хватает
мужества возражать мне, то ему нечего делать в этом кабинете. Но если кто-то
мне возражает, он должен делать это с умом. Как вы, например. Вы не один раз
убеждали меня переменить мнение, а это было нелегко, принимая во внимание
мое упрямство. Юнис, подзовите для доктора фон Ритера кресло поудобнее.

Кресло приблизилось, но фон Ритер отмахнулся, и оно снова удалилось.

- У меня нет времени на светские беседы. Что вы хотите?

Он встал. Стол сложил ножки, повернулся боком и скользнул в стену.

- Ганс, я окружил себя людьми, которые не очень меня любят, но среди
них нет ни одного соглашателя или молчуна. Даже Байрам получил свое место,
потому что возразил мне и оказался прав. Нам в комиссии нужны такие люди,
как вы. Но Паркинсон - другое дело, и я имел полное право осадить его
публично, потому что он публично потребовал моей отставки. Тем не менее, вы
правы, Ганс, "зуб за зуб" - это ребячество. Двадцать лет назад, даже десять,
я ни за что не стал бы никого унижать. Если человек полагается на рефлекс,
как это делает большинство вместо того, чтобы думать головой, то, будучи
униженным, он постарается отквитаться. Я хорошо это знаю. Но я старею, как
вам всем известно... - Фон Ритер ничего не ответил. Смит продолжал: - Вы
останетесь и поможете Байраму?

- Гм... Останусь, если вы будете хорошо себя вести. Он повернулся,
чтобы уйти.

- Что же, это вполне справедливо, Ганс. Вы будете танцевать на моих
поминках? Ритер оглянулся.