Чтение 43–й страницы книги ~Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга~

Вмешательство на стадии сперматозоида не может оказаться достаточным.
Нельзя избежать смешения пар гамет, и результирующие зиготы могут
оказаться комплементарными лишь в результате дичайшего стечения
обстоятельств.

Операцию на женском организме осуществить проще - клетки его много
крупнее. Однако здесь иная проблема: первичный ооцит в точке мейоза должен
разделиться на два гаплоидных и комплементарных вторичных ооцита, а не на
один ооцит и полярное тело. Тут, Лазарус, может потребоваться не одна
попытка, прежде чем удастся создать надежную методику. Процесс аналогичен
созданию двух идентичных близнецов, однако должен начаться на две стадии
раньше в общей гаметогенетической последовательности. Впрочем, возможно,
все окажется не сложнее, чем произвести без отца кроличьих самок.
Поскольку собственный опыт у меня отсутствует, судить не рискну, однако не
сомневаюсь - это дело возможное, если будет время на разработку
соответствующей методики.

Итак, получаем две комплементарные группы сперматозоидов - одна с Y-,
другая - с Х-хромосомами - и две комплементарные яйцеклетки, обе с
Х-хромосомами. Для оплодотворения можно выбрать любое из двух
потенциальных сочетаний мужских и женских клеток, если только не
определены точные генетические схемы гаплоидов, а это дело нелегкое и
способное вызвать генетические повреждения. Едва ли можно отважиться на
подобную попытку. Скорее всего, придется вслепую внедрять один тип
сперматозоидов в одну яйцеклетку, а комплементарный - в другую.

Наконец, чтобы выполнить все условия работорговца, обе яйцеклетки
следует подсадить в матку одной и той же женщины, где они должны развиться
и вырасти естественным путем. Права ли я, Лазарус?

- Абсолютно! Считай себя первой ученицей, дорогуша, можешь привесить
золотую медаль к диплому. Минерва, я не знаю, так ли было на самом деле,
но работорговец говорил то же самое, это подтверждали и его документы:
отчеты, голофильмы и прочее. Все так называемые доказательства были
заверены печатью епископа. Но этот жулик мог их и подделать и выставить
пару обыкновенных рабов, за которых больше обычной цены не получишь. И
фото, и фильмы выглядели вполне убедительно - да только что может сказать
об этом простой обыватель? Но если доказательства не были поддельными,
говорили они об одном: подобные попытки предпринимались, но ни в коем
случае не доказывали, что результатом их явились именно эти ребята. С
подобными ксивами могли продать не одну пару, если этот епископ имел долю
в деле.

Я просмотрел все материалы, в том числе альбом со снимками детей в
процессе взросления, и сказал: "Весьма интересно", - и поднялся, чтобы
уйти.

Тут этот прыщ телепортировался между мной и выходом из палатки.
"Господин, - сказал он, - добрый и благородный сэр... как насчет
двенадцати тысяч?"

Здесь, Минерва, душа торговца не выдержала. "Тысяча", - говорю, а
зачем - не знаю. Впрочем, нет, знаю. У девчонки все тело было истерто
проклятым приспособлением, достойным Торквемады. И мне захотелось досадить
этому торговцу плотью.

Он поежился и поглядел на меня так, словно собирался родить битую
пивную бутылку. "Вы шутите, сэр. Одиннадцать тысяч "благословений" - и
дети ваши, а я даже собственные расходы не оправдаю!"

"Пятнадцать сотен", - отрезал я. Деньги у меня были, тратить их было
негде, и я решил, что могу ухлопать их на то, чтобы девочку вновь не
запихнули в эту жестокую штуку.

Он застонал. "Будь они моими собственными детьми, я бы подарил их
вам. Я люблю этих смышленых ребят, как родных, и не хотел бы для них
ничего лучшего, чем благородный и добрый хозяин, способный оценить научное
чудо их рождения. Но епископ велит повесить меня, а потом снять с виселицы
живьем, чтобы до смерти затаскать за веревку. Десять тысяч - со всеми
свидетельствами и доказательствами. Ради их блага готов на потери - и лишь
из уважения к вам".

Я поднял цену до сорока пяти сотен, он спустил до семи тысяч, тут мы
и застряли: мне следовало приберечь кое-что для прощального побора, он же
как будто добрался до точки, ниже которой не мог опуститься, не рискуя
прогневать епископа - если такой действительно существовал...

Он отвернулся, чтобы стало ясно: с торгом покончено, и с лестью тоже
- и резким тоном приказал девушке забираться в стальную сбрую.

Я достал кошелек. Минерва, ты знаешь, что такое деньги, раз
управляешь финансовой политикой правительства. Но ты, возможно, не в
курсе, что на иных наличность действует как на кота валерьянка. Я отсчитал
сорок пять сотен большими красно-золотыми бумажками прямо под носом у
этого негодяя и остановился. Он весь взмок и судорожно сглотнул, но
ухитрился качнуть головой на долю дюйма.

Я не торопясь стал отсчитывать дальше, и, дойдя до пяти тысяч,
остановился и протянул руку.

Он жестом остановил меня, и я понял, что приобрел первых и
единственных в своей жизни рабов.

Тогда он расслабился - с какой-то отрешенностью, - но потребовал
компенсации за документы. Мне они были не нужны, но я все-таки предложил
ему две с половиной сотни за весь комплект... Он взял и снова принялся
упрятывать девочку в железо.

Я остановил его и попросил объяснить, как работает эта штука.

Как она работает, я знал: в цилиндровом замке с десятью буквами
каждый раз можно устанавливать новую комбинацию. Установить ее, сунуть оба
конца пояса в стальной цилиндрик и вновь раскрутить кольца - и не
откроешь, пока не наберешь нужную комбинацию. И замок дорогой, и железка
прочная - ножовкой не взять. Эта деталь делала его россказни
правдоподобными: на шарике этом девственницы ценились, но и опытная
одалиска стоила примерно столько же. А эта девица для гарема не годилась.
Поэтому дорогой пояс использовался явно с какой-то особой целью.

Повернувшись спиной к рабам, он показал мне свою комбинацию: Э.С,Т,Р,
Е,Л,Л,И,Т,А - и принялся хвастаться, что удачно придумал комбинацию,
которую никогда не забудет.

Я поковырялся, потом как бы что-то сообразил и открыл замок. Он уже
собрался вновь напялить его на девочку и отправить нас восвояси, но я
сказал: "Минутку, я хочу убедиться, что смогу запереть его. Надень, а я
попробую запереть".

Он не захотел надевать, но я заупрямился и сказал, что он хочет меня
одурачить - поставить в такое положение, когда я вынужден буду, чтобы
отпереть свою собственность, отправить за ним, и тогда он сдерет с меня,
сколько сочтет нужным. Я потребовал свои деньги назад и хотел разорвать
счет. Он сдался и надел пояс. Ему с трудом удалось стянуть его на животе -
все-таки он был пошире девицы. Я сказал: "А теперь повтори по буквам", - и
склонился над замком. Он сказал: "ЭСТРЕЛЛИТА", - я набрал ГАДИСВИНЬЯ, а
потом потуже свел концы пояса и раскрутил диски.

"Хорошо, - сказал я. - Получилось. Теперь повтори снова". Он
повторил, и я аккуратно набрал ЭСТРЕЛЛИТА. Замок, естественно, не
открылся. Я предположил, что в первый раз он продиктовал мне имя с одним
"Л" и двумя "Т". Новый вариант оказался тоже безрезультатным.

Он разыскал зеркало и попробовал открыть сам. Без успеха. Я сказал,
что, вероятно, замок заклинило, велел ему втянуть живот, и мы стали
дергать пояс. К этому времени он весь взмок.

Наконец я сказал: "Вот что, торговец, я дарю тебе этот пояс. Сам бы
я, конечно, предпочел бы ему амбарный замок. Ступай к слесарю - или нет, в
такой сбруе на улице не покажешься. Скажи мне, где отыскать его, я пришлю
его сюда и заплачу за услуги. Так, по-моему, будет честно. Мне некогда
здесь болтаться - у меня сегодня обед в Бьюлаленде. А где их одежда?
Верный, прихвати барахло, а вместе с ним и ребят."

С этим я и отправился прочь, а торговец все тарахтел, чтобы я
поторопил слесаря.

Мы вышли из палатки, верный подозвал такси, и мы все погрузились в
него. Я не стал разыскивать слесаря и велел водителю катить прямо в
космопорт. По пути мы остановились в какой-то лавчонке, и я купил ребятам
одежду: ему кое-какие тряпки, ей нечто вроде балтийского саронга, в каком
была вчера Гамадриада. Думаю, у ребят еще не бывало настоящего платья.
Ботинки я не сумел на них напялить, пришлось купить сандалии - но
Эстреллиту все равно пришлось оттаскивать от зеркала, так она
охорашивалась и восхищалась собой.

Я загнал детей в такси и сказал верному: "Видишь тот переулок? Если я
отвернусь, а ты побежишь туда, я не смогу поймать тебя, поскольку вынужден
присматривать за этой парочкой".

Тут, Минерва, я столкнулся со штуковиной, которой не понимаю и понять
никогда не смогу: с психологией раба. Верный меня не понял, а когда я все
повторил по буквам, пришел в недоумение. Чем же он не угодил мне? Или я
хочу, чтобы он умер с голоду?

Я сдался. Мы высадили его у конторы "Найми слугу". Я получил назад
свой залог, щедро отблагодарил верного за добрую службу и со своими рабами
отправился в космопорт. Чтобы провести детей на корабль, мне пришлось
оставить в таможне и весь залог, и почти все "благословения", что у меня
оставались, несмотря на то что документы, подтверждающие покупку, были в
полном порядке.

Проведя ребят на корабль, я сразу же поставил их па колени, возложил
руки на головы и отпустил на свободу. Они явно не поверили, пришлось
объяснить, "Ну же, вы теперь свободны. Поняли? Вы свободны! Теперь вы не
рабы. Сейчас я подпишу ваши вольные, и вы можете отправиться с ними в
епархиальную контору и зарегистрировать их. Или можете выспаться здесь и
поесть, а завтра утром я отдам вам все "благословения", которые у меня
останутся к моменту отлета корабля. Ну а если и это не подойдет, можете
оставаться, я отвезу вас на Валгаллу. Планета чудесная, впрочем,
попрохладнее этой, но там нет рабства".