Роберт ХАЙНЛАЙН
ЗЕЛЕНЫЕ ХОЛМЫ ЗЕМЛИ
- не официальная версия.
эсперанто, и над вашей головой рябило радужное знамя Терры.
переводил "Зеленые холмы" на шепелявую венерианскую речь; ни один
марсианин не каркал и не вышептывал их в длинных сухих коридорах. Эти
стихи - наши. Мы с Земли экспортировали все - от голливудских "мурашек по
коже" до синтетических актиноидов, но "Холмы" принадлежали исключительно
Терре, ее сыновьям и дочерям, где бы они ни находились.
кто снискал степени или шумно приветствовал ученую оценку его
опубликованных сборников, таких, как "Песни космических дорог", "Большой
канал и другие поэмы", "Выше и дальше" и "Кораблю - взлет!"
один к одному, что никогда вы не слышали таких, как "С той поры, как
Чпок-Толкач повстречал мою кузину", "Моя рыжая мочалка из ангаров
Венусбурга", "Покрепче, шкипер, держи штаны" или "Мой скафандр для двоих".
удивительное везение: никто никогда не брал у него интервью. "Песни
космических дорог" появились через неделю после его смерти, и когда они
стали бестселлером, то официальную историю свинтили из того, что о нем
хоть кто-нибудь помнил, плюс знойные рекламные тексты издательств.
томагавк Джорджа Вашингтона или лепешки короля Альфреда.
гости: в обществе он был несъедобен. У него была хроническая солнечная
чесотка, и он непрерывно скребся, ничем не преумножая и без того более чем
неприметную красоту.
Райслинговых сочинений представляет человека высокой трагедии: суровый
рот, невидящие глаза под черной шелковой повязкой. Да не был он никогда
суровым! Рот его всегда был распахнут: поющий, ухмыляющийся, пьющий или
жрущий. Повязкой служила любая тряпка, обычно грязная. С тех пор, как
Райслинг потерял зрение, он все меньше и меньше заботился об опрятности
собственной персоны.
ваших, - когда имел неосторожность наняться на круговой рейс к астероидам
в окрестностях старика Джови на КК "Тетеревятник". В те дни наемные
экипажи не отягощались ничем; общество Ллойда расхохоталось бы вам в лицо
при упоминании о страховке космонавта. Об Актах по космической
безопасности и не слыхивали, а Компания отвечала лишь за оплату - если и
когда. Так что половина кораблей, ушедших за Луна-Сити, так и не
вернулась. Космонавты не ведали осторожности; и охотнее всего подряжались
за акции, причем любой из них держал бы пари, что сможет сигануть с
двухсотого этажа Харримановской башни и благополучно приземлиться, если
вы, конечно, предложите три к двум и позволите нацепить резиновые каблуки.
самыми вредными. По сравнению с ними мастера, радисты и астрогаторы (в те
дни еще не было ни суперов ни стюардов) были изнеженными вегетарианцами.
Джетмены знали слишком много. Многие доверяли способностям капитана
благополучно опустить корабль на землю; джетмены знали, что это искусство
беспомощно против слепых и припадочных дьяволов, закованных в двигатели.
химического топлива на ядерный привод... вернее, первым, который не
взорвался при этом. Райслинг хорошо знал этот корабль - это была старая
лоханка, приписанная к Луна-Сити и курсировавшая по маршруту от
орбитальной станции Нью-Йорк-Верх к Лейпорту и обратно - пока ее не
перепаяли для глубокого космоса. Райслинг работал на ней и на маршруте
Луна-Сити, и во время первого глубокого рейса к Сухим Водам на Марс и - ко
всеобщему изумлению - обратно.
следовало бы стать главным инженером, но после Суховодного пионерского его
вышибли, внеся в черный список, и высадили в Луна-Сити за то, что вместо
слежения за приборами он провел время, сочиняя припев и несколько строф.
Песенка была препакостная: "Шкипер - отец своему экипажу" с
буйно-непечатным последним куплетом.
выиграл аккордеон, смошенничав на один палец, и продолжал существовать
дальше пением для шахтеров за выпивку и чаевые, пока быстрый расход
космонавтов не заставил местного агента Компании дать ему еще один шанс.
Год-другой он подержал нос в чистоте на Лунном маршруте, вернулся в
глубокий космос, помог Венусбургу приобрести зрелую репутацию, давал
представления на пляжах Большого канала, когда в древней марсианской
столице возникла вторая колония, ну и отморозил уши и пальцы ног во втором
рейсе на Титан.
пришлись ко двору какому-то количеству кораблей, выход из системы
Луна-Терра зависел лишь от наличия экипажа. Джетмен был редкой птахой:
защита урезалась до минимума, чтобы сэкономить на весе, и женатые мужчины
не часто имели желание рисковать на радиоактивной сковородке. Райслинг в
папаши не собирался, так что в золотые деньки бума заявок на него всегда
был спрос. Он пересек и перепересек систему, распевая вирши, кипящие у
него в голове, и подыгрывая себе на аккордеоне.
время первого рейса Райслинга на этом корабле.
трезв или мне самому расписаться в книге?
пошел вниз, волоча аккордеон. Десятью минутами позже он вернулся.
поглотители покорежены.
указал на книгу.
поднимаем корабль.
чем выйти в свободный полет, обычно продувается три вахты. Райслинг держал
вторую. Глушение реактора в те времена производилось вручную с помощью
масштабного верньера и монитора контроля опасности. Когда прибор
засветился красным, Райслинг попытался подкорректировать реактор -
безуспешно.
взялся выуживать "горячие" стержни щипцами. Погас свет, Райслинг продолжал
работу. Джетмен обязан знать машинное отделение, как язык знает зубы.
погас свет. Голубое радиационное свечение ему ничуть не помогало; он
отдернул голову и продолжал удить на ощупь.
мираж был последним, на что отреагировал его зрительный нерв.
пустили шляпу по кругу, а шкипер сделал взнос в размере двухнедельного
заработка. Вот и все. Финиш. Еще один космический боз, которому не