это не твоя вина".
бывших аудиторий с поломанными и обгоревшими скамьями, лабораторий и
рабочих кабинетов, где мебель была перевернута и разрублена с дикой и
непостижимой силой. Все блестело от морозного воздуха, битое стекло и
драгоценные камни сверкали. В библиотеках мягкая обивка скамей была
распорота, сами скамьи были обуглены и разъедены кислотой; вырванные
страницы из разодранных книг были разбросаны по намокшим от дождя
дорожкам, а некоторые налипли по углам.
провел рукой по спущенным струнам. Это была единственная несломанная вещь
в этом разрушенном и опустошенном мире.
мхом, туда, где был привязан их ослик, его осенило, что означали эти
руины. Без школ следующее поколение колдунов, какими бы талантливыми они
ни были, будут похожи на него - такие же волшебники-недоучки, безнадежные
мечтатели, ищущие безрезультатно точки приложения своих сил.
магическую власть в свои руки... Если ты не можешь найти хорошую любовь,
то найдешь плохую".
навьючивал арфу на Че. Они могли взять хотя бы одну вещь, подумал он, из
древнего города на Западном побережье. Единственную вещь, уцелевшую после
разорения. Он запахнул потуже воротник своего пальто из невыделанной кожи
бизона и остановился ненадолго под движущимся диском белого солнца и
молочно-белым туманом, вглядываясь в море.
комнатах Альды, не о лабиринтах, окруженных древними стенами. Теперь он
вспоминал его таким, каким видел его лишь однажды, когда они вышли к Кво.
В его мозгу запечатлелась картина: черная, квадратная и цельная,
контрастирующая с белизной снега, плотно лежащего на стенах,
непроницаемых, загадочных, замкнутых. Он видел темные, неясные очертания
Снежных гор и чувствовал ледяной, колющий ветер. И, представив себе эту
картину, он почувствовал в себе сильное желание быть там, такое же
неодолимое, как вожделение или голод.
это были мысли кого-то еще.
тень холма и темный остов замка Форн.
поднятыми руками и развевающейся на ветру мантией. Он чувствовал зов и
знал, что этот зов исходит от человека, одиноко стоявшего в сердце
последней разгромленной цитадели волшебства. Последний маг, изгнанник,
цыган-бродяга, держа меч у бедра и прислонившись к стене, взывал ко всем:
ко второразрядникам, к исключенным из школы, к новичкам, шарлатанам и
ворожеям. Он призывал всех, кто мог услышать, звал их на встречу в Убежище
Дейра.
по шесту, прислоненному к колоннаде, чтобы поприветствовать Ингольда, но
нечего было приветствовать в пустом, холодном взгляде.
кое-что.
берегу к обвалившимся руинам позади сторожки. Раньше на ступенчатой крыше,
этаж за этажом, цвели сады, а теперь они обвалились друг на друга.
Спутанные деревья, каменная кладка, цветы, земля, разрушенная колонна и
разбитая балка слились в одну колоссальную пирамиду развалин. Ингольд
по-охотничьи обошел ее, пока не нашел то, что раньше было окном. Оно еще
могло дать им доступ к нижнему разрушенному холлу. Затем он проскользнул
между полуобвалившимися гранитными блоками, готовыми вот-вот упасть,
стремясь проникнуть вниз, внутрь здания.
Кое-где можно было свободно пройти под потолками, которые двигались и
скрипели под тяжестью поврежденных арок. В других местах они вынуждены
были взбираться на кучи упавших булыжников. Один раз им пришлось ползком
по земле пробираться под огромным камнем-перемычкой, который треснул прямо
в середине. Буквально тонны цветного камня чудом держались на нем, нелепо
покрытые свисающим занавесом из желтых листьев.
опасался, что Ингольд искал собственную смерть, потому что колдун стал
вдруг чужим и пугающим, погрузившись в свою ожесточенность и гнев. Ему
ничего не стоило обречь на гибель себя и своих попутчиков в городе,
который когда-то был его домом.
лестницы в разбитый подвал, Руди понял, что же искал Ингольд.
узкий холл. Они увидели золото книжных переплетов, гладкий блеск кожаных
обложек и сверкание изумруда и аметиста на декоративных пряжках. Будто
призрак, вернувшийся на землю живых, Ингольд двинулся по рядам столов,
дотрагиваясь до книг своими чуткими, покрытыми шрамами руками. Так мужчина
может касаться лица женщины, которую когда-то любил.
собранная воедино мудрость веков. Знание было сердцем Кво, поскольку оно
было сердцем магии. Существование города объяснялось необходимостью
защитить знание.
которые окружали это место так плотно, что даже после смерти образ Кво
нельзя было вызвать ни на воде, ни в огне, ни на драгоценном камне.
книги к сделанным под наклоном столам, и цепочки с грохотом падали. Он
принес два тома Руди, который ждал его в дверном проеме, и вручил их
молодому человеку, как будто тот был безымянным слугой.
отворачиваясь.
книги и почему были выбраны именно эти. Но все они, большие и тяжелые,
были беспощадно взвалены на бедного Че.
грубые ранцы для себя и Руди и нести в них все, что не помещалось в тюки.
Бросив взгляд на лицо старика, Руди не осмелился жаловаться. Когда они
сползли с камня в последний раз, Ингольд обернулся и произнес заклинания о
бдительной охране. Ни дождь, ни почва, ни звери не могли проникнуть туда,
все должно оставаться на своих местах до тех пор, пока он не придет снова.
К тому времени стемнело.
мертвом городе, то в руинах нашлось бы слишком много укромных местечек для
нее.
пальцев Ингольда и растворялись в воздухе вокруг лагеря, Руди думал, что
слишком много призраков прошло этими молчаливыми улицами в поисках покоя.
разомкнулись, и появилась полная луна. Ее свет замораживал клубящиеся
облака в горные склоны ослепительной белизны. Потрескивание костра из
выброшенного океаном дерева смешивалось с медленным вздыманием волн, будто
отдавался эхом шепот Калифорнии.
темным изящным изгибам. Огонь отражался в серебре струн и касался узоров
красной эмали, инкрустированной в темное дерево. Как большинство
калифорнийцев, Руди освоил достаточное количество аккордов, чтобы
справиться с эпическими поэмами типа: "Зажги огонь во мне". Но этот
инструмент, чувствовал он, был предназначен для музыки такой гармонии и
красоты, которые выходили за пределы его понимания.
как она настраивается?
станешь играть на ней, пока не будешь знать, что делаешь, - он отвернулся
и посмотрел на море.
любом случае, хоть кто-то должен знать. Он уже почти представлял себе,
каким должен быть у нее звук, и понял, почему Ингольд не хотел слышать,
как над ней измываются.
вечерами сеет нетерпеливость и отдается тоской в сердце".
Че, и вернулся к костру. В темноте за пределами лагеря он увидел разбитую
линию колоннады. Своим волшебным зрением он различил сливающиеся узоры из
цветов, сердец и глаз, которые покрывали цветной кафель. На фойе неба
вставала темная громада башни Форна, похожая на обгоревший ствол погибшего
дерева в лазурном сиянии морского горизонта. Западнее на вздымающихся
волнах переливался лунный свет - опаловое кружево на белой груди пляжа.
звездного света на остроконечном металле.
Ингольд взглянул вверх, как будто что-то услышал, затем стал всматриваться