выживут.
покачнулось, задетое словами старого наиба. Нет ошибки - это АДАБ,
вопрошающая память, приходящая сама по себе. Она безоговорочно овладела
Джессикой, остановив все ее ощущения, глубоко укореняя в ее разуме урок
прошлого. Она вся оказалась в плену адаба - рыба, попавшая в сеть. И при
всем том, его взыскательность Джессика ощущала как момент наивысшей
человечности, любая частичка - напоминание о творении. Каждый элемент этой
памяти-урока был подлинным, но иллюзорным в своей постоянной изменчивости,
и она поняла, что приблизилась, как только вообще могла, к тем
предвидениям, что однажды и навсегда закогтили ее вкусившего спайс сына.
Атридесам. Она сама - первый источник гибели. Значит, ал-Фали говорит
правду: черви обречены, если только курс экологического преображения не
будет видоизменен".
замедленной киносъемке, постигая роль каждого из присутствующих. Она
отчетливо определила всех, кому поручено не допустить, чтобы она вышла
отсюда живой. И ее путь сквозь них начертался в ее сознании словарю
обрисованный ярким светом - смятение среди них, один при своем выпаде
натыкается на другого, все группки людей перешиваются. А еще она видела,
что может покинуть Великую Залу только для того, чтобы вверить свою жизнь
кому-то другому. Алию не заботит, сотворит ли она мученицу. Нет - ТОМУ,
КЕМ ОНА ОДЕРЖИМА, на это наплевать.
наиба и отправить его посланцем. Путь из Залы виделся с неизгладимой
четкостью. До чего же все просто! Фигляры с забаррикадированными глазами,
чьи плечи сохраняют положение неподвижной обороны, и каждый из них в
огромной Зале виделся ей в столь необратимом разладе, что мертвая плоть
могла бы соскользнуть с них, обнажая скелеты. Их тела, их одежды, их лица
говорили о личном аде каждого: грудь, напоенная скрытыми кошмарами,
блестящий серп драгоценного украшения, ставший заменой оружию; рты,
безусловность приговоров которых - от испуга; кафедральные призмы бровей
демонстрируют высокомерие и религиозность, отрицаемые чреслами.
выпущена была на волю на Арракисе. Голос ал-Фали дистрансом прозвучал в ее
душе, пробуждая зверя в самых ее глубинах.
этот был уже другим по сравнению с тем, какой властвовал над ней лишь
секунду назад.
обратилась к Бене Джессерит. Но с того дня, когда Свободные в пустыне
подарили жизнь мне и моему сыну, я - Свободная! - И она перешла на древний
язык, который в этой Зале мог понять только тот, для кого он был
предназначен! - Он сар акхака зеливан ау маслумен!
то, о чем мне должны бы были поведать уже другие. Пусть никто этого не
отрицает! Экологическое преображение стало вырвавшейся из-под контроля
бурей!
ал-меллах! Ты режешь мою плоть и солью пишешь по моим ранам! Почему
Атридесы обрели здесь родной дом? Потому что Мохалата была естественной
для нас. Для Атридесов править всегда означало защищать, сотрудничая:
Мохалата, как всегда это знали Свободные. Поглядите теперь на нее! - и она
указала на Алию. - Она хохочет по ночам в одиночестве, созерцая свое
собственное зло! Производство спайса совсем иссякнет, или, в лучшем
случае, будет ничтожной долей от прежнего уровни! И когда весть об ЭТОМ
разойдется...
вскричала Алии.
его трудными гортанными остановками и прищелкиваниями:
усвоит всех тех жизней, что ты впихала в мое сознание еще до моего
рождения? Когда я разозлилась на то, что ты со мной сделала, мне
понадобилось только спросить саму себя, как бы поступил на моем месте
Барон Харконнен. И он мне ответил! Понимаешь меня, Атридесова сука? Он
ответил МНЕ!
БОГОМЕРЗОСТЬ! Алия побеждена изнутри, одержима КАХУЭТом зла, Бароном
Владимиром Харконненом. Сам Барон говорит сейчас ее устами, не заботясь о
том, что выходит наружу. Он хочет, чтобы она увидела его месть, хочет,
чтобы она поняла - его не удастся сбросить со счета.
подумала Джессика. И с этой мыслью она кинулась по пути, показанному ей в
адабе, восклицая:
вслед за ней.
уходившей вверх за пределы его ограниченной видимости. Шедшее к закату
солнце отбрасывало по вертикальным полосам обрыва длинные тени.
Бабочка-скелетик порхала, залетая то в свет, то в тень, ее паутинные
крылышки казались против света прозрачным кружевом. До чего же нежна эта
бабочка, чтобы здесь существовать, подумал Лито.
упавшие плоды. За садом был канал. Он и Ганима ускользнули от своей
охраны, затерявшись во внезапном встречном потоке рабочих. Для них
оказалось сравнительно простым проползти вниз по вентиляционным шахтам
туда, где они соединялись с лестницей, к потайному выходу. Теперь им
оставалось только смешаться с детьми, пробраться к каналу и шмыгнуть в
туннель. Там они смогут держаться рядом с хищной рыбой, не дозволявшей
песчаной форели втянуть в своей пузырь оросительную воду племени. Ни один
Свободный никогда и не вообразит, что человек способен рискнуть
погрузиться в воду.
стороны от него, став горизонтальной просто благодаря его собственному
движению.
сбора фруктов, сплетенные из волокон спайса, но в каждой корзинке
находился запакованный сверток: фремкит, пистолет маула, криснож... и
новые одежды, присланные Фарадином.
детьми. Маски стилсьютов скрывали все лица. Они стали всего лишь еще двумя
работниками, но Ганима чувствовала, что их поступок уводит ее жизнь за
защищающие рубежи и с известных путей. До чего же прост этот шаг, шаг из
одной опасности в другую! Новые одеяния, присланные Фарадином и
находившиеся теперь в их корзинках, преследовали цель, хорошо понятного им
обоим. Ганима подчеркнула это понимание, вышив свой личный девиз: "Мы
Соучаствуем", на Чакобса, над двумя нагрудными ястребиными профилями.
пустыней и возделанными землями съетча, воцарится такой особенный вечер, с
которым немногие места во Вселенной могут потягаться. Будет мягко
освещенная пустыня, мир настойчивого одиночества, пропитанный ощущением,
будто каждое создание одиноко в этом новом мире.
приступая к работе.
мыслью своего отца: "Все в пустыне или пребывает подвижным, или исчезает".
Вдали, в песках, он видел возвышающийся Спутник, напоминание о
необходимости подвижности. Скалы, в своем загадочном бдении, оставались
неподвижными и жесткими, год за годом истаивая под атаками несомого ветром
песка. Однажды Спутник станет песком.