посвоему?
под пониманием.
ке. Они шли против всей морали, которой определялось все его поведение.
Неплохо помнить, что никто из них не знает о странной перемене в нем,
ускоряющей его реакции.
не радуется жизни. Ему это было видно глазами, получившими образование
Ордена. Преподобная Черница и Муззафар позабыли или, вероятнее всего,
отвергли все, на что опирается способность к выживанию веселых людей. Он
подумал, что, вероятно, они больше не способны находить настоящие источ-
ники радости в своем собственном теле. А их источники радости должны на-
ходится больше всего в подглядывании, в роли вечных наблюдателей все
помнящих, как это было до того, как они обратились в то, чем стали. Даже
когда они купаются в видимости чего-то, что некогда означало вознаграж-
дение, они должны будут достигать новых крайностей каждый раз, чтобы
коснуться краешков собственных воспоминаний.
ющих зубов.
что мы можем сделать.
Джессерит. Ни миллиграмма наивности не осталось в этих двух. Ничто, по
всей видимости, не удивляет их. Никто не может оказаться для них
действительно новым. И все равно, они строят заговоры, что-то замышляют,
надеясь, что эта крайность воспроизведет в них памятный им трепет. Они
конечно, знают, что этого не будет, и рассчитывают извлечь из нового пе-
реживания только еще больше полыхающей ярости, с которой они сделают еще
одну попытку достичь недостижимое. Вот как строится их мышление.
которому научился у Бене Джессерит. Это была улыбка, полная сочувствия,
понимания действительной радости своего собственного существования. Он
полагал, что это будет самым смертельным оскорбление, которое он может
им нанести - и увидел, что попал в самую точку. Муззафар воззрился на
него полыхающим взглядом. Преподобная Черница прешла от оранжевоглазой
ярости к резкому изумлению, и затем очень медленно к замерцавшей радос-
ти. Она этого не ожидала. Это было что-то новое!
веди ту Преподобную Черницу, которая выбрана, чтобы пометить нашего ба-
шара.
конец понял. Он увидел свое собственное будущее, бегущее вперед подобно
волнам, в то время, как в нем нарастала сила. Дикая перемена в нем про-
должалась! Он ощутил расширение энергии. Вместе с этим пришло понимание
выбора. Он увидел себя в виде всесметающего вихря, несущегося через это
здание - вокруг него рассеяны тела (Муззафар и Преподобная Черница среди
них), и все здание напоминает бойню, когда он его покидает.
однако, необходимость этого, увидел, наконец, весь замысел Тирана. Боль,
которую он ощутил за себя, чуть не заставила его закричать, но он ее по-
давил.
тогда на одну меньше ему придется искать и убивать где-то еще в этом
здании. Прежде всего, надо будет разгромить комнату сканирования, управ-
ляющую лазерами.
молитвах.
лат)
серебристого неба ракианского утра. Прозрачное сияние неба, несмотря на
все ее подготовительные изучения материалов по планете, оказалось для
нее неожиданным. У Ракиса было много сюрпризов. Запах лжеоранжа здесь,
на краю сада на крыше. Дар-эс-Балата, перебивал все другие запахи.
человека", - напомнила она себе.
которыми они обменялись всего лишь несколько минут назад. Все, однако,
согласились, что сейчас время действовать. Вскоре Шиэна будет "танцевать
Червя" для них, еще раз демонстрируя свое искусство.
событие", но Тараза должна быть уверена, что никто из них не поймет ис-
тинной природы того, чему им предстоит быть свидетелями. Вафф конечно,
наблюдение за ними уже в печенках сидит. В нем до сих пор ощущалось
раздраженное недоверие ко всему, что он видит и слышит. Это странно сме-
шивается с подспудным благоговением от того, что находится на Ракисе.
Катализатор всего, несомненно, его ярость на то, что здесь правят оче-
видные дураки.
тебя что-нибудь новенькое?
рит так близок тому, чем ему следует быть, и все же так от этого далек.
Одраде. - И Шиэна разговаривает с Ним.
"Всякая произошедшая от меня часть унесет частицу моего самосознания,
запертую внутри нее, затерянную и беспомощную, жемчужинку моего "я",
слепо движущуюся по песку, пойманную в бесконечный сон".
ла Одраде.
всегда были правителями-философами. Философия всегда опасна, потому что
способствует рождению новых идей.
в действие, до сих пор в нем.
всех.
и другие.
- приветствовать вновь прибывших. В Таразе была тревожащая мрачность.
образительная малышка Шиэна. Очень хороший материал". Шиэна демонстриро-
вала свой танец прошлой ночью, исполняя его в большом музейном зале, на
фоне гобеленов - экзотический танец на фоне экзотических произведений из
спайсового волокна, на которых изображены пустыни и черви. Она представ-
лялась почти частью гобелена - словно сошла к присутствующим со стилизо-
ванных дюн и их тщательно детализированных изображений проходящий чер-
вей. Тараза припомнила, как каштановые волосы Шиэны развевались, когда
она кружилась в танце, взметаясь пушистым ореолом. Свет, падавший сбоку,
подчеркивал рыжеватые проблески в ее волосах. Ее глаза были закрыты, но
это не было лицо человека, грезящего наяву. Возбуждение в ней проявля-
лось в страстном выражении ее широкого рта, трепетаньи ноздрей, вздерну-
том подбородке. Внутренняя изощренность движений вступала в противоречие
с ее таким юным возрастом.
его, глядя на нее".
лить, смотрят ли его глаза во внешний мир или обращены внутрь.
представитель жречества на сегодняшнее "святое событие". Тараза, встре-
тившая его во время демонстрационного танца обнаружила в Тулуз-хане нео-
быкновенное свойство: он никогда не говорит "но", и все же это слово
ощущалось во всем, что он произносил. Законченный бюрократ. Он вправе
рассчитывать, что пойдет далеко, но эти ожидания скоро столкнуться с
потрясающей неожиданностью. Она не испытывала к нему жалости, зная то,
что знала. Тулуз-хан был мягколицым юношей, слишком немногих стандартных
лет для того, чтобы занимать положение, требующее такого доверия. В нем
было больше, однако, чем было видно на глаз. И одновременно меньше.