Чтение 23–й страницы книги ~Ловец душ~

барабан и флейта, похожая на ту, что была у Катсука. И еще там было
несколько голосов.

"Браконьеры!"

С наступлением темноты Катсук ушел на разведку, а когда довольно-таки
поздно вернулся, сказал, что узнал людей, разбивших стоянку в деревьях на
дальнем конце поляны.

Возле огня раздался тяжелый вздох. Это Катсук? Дэвид напряг слух,
чтобы выяснить, что тот делает. "Стоит ли давать ему понять, что я уже
проснулся? Почему он вздыхает?"

Дэвид прочистил горло.

- Ты уже проснулся? - громко спросил Катсук от самого выхода.

Дэвид почуял безумие в его словах. У него не было отваги ответить.

- Ведь я знаю, что ты уже проснулся, - произнес Катсук уже спокойней
и ближе. - Скоро взойдет солнце, и мы будем выходить.

Дэвид почувствовал, что индеец стоит рядом, черное в черном. Он
попытался сглотнуть пересохшим горлом.

- И куда мы пойдем?

- К людям моего племени.

- Так это они... поют?

- Никто здесь не поет.

Дэвид прислушался. Лес рядом с пещерой был наполнен только лишь
ветром, гуляющим в листве деревьев, скрипом ветвей, какими-то шевелениями.
Катсук подсунул под бок Дэвиду что-то горячее: нагретый в костре камень.

- А я слышал песню, - сказал мальчик.

- Тебе приснилось.

- Я слышал!

- Сейчас это прекратится.

- Но что это было?

- Это те мои соплеменники, кого съели духи.

- Что?

- Попробуй еще немного поспать.

Дэвид вспомнил про свой сон. - Нет. - Он прижался к бревнам. - А где
эти твои соплеменники?

- Они везде вокруг нас.

- В лесу?

- Повсюду! Если ты будешь спать, съеденные духами могут прийти к тебе
и растолковать свою песню.

После внезапного озарения Дэвид спросил:

- Ты хочешь сказать, что это пели духи?

- Духи.

- Я не хочу больше спать.

- Ты молился своему духу?

- Нет! Так что это была за песня?

- Это была песня-просьба о силе, перед которой не может защититься
никакое из людских созданий.

Дэвид стал искать в темноте сброшенный во сне спальный мешок. Он
склонился над тем местом, куда Катсук положил разогретый камень.

"Прибацанный Катсук! В его словах нет никакого смысла."

- А скоро наступит день? - перебил его Дэвид.

- Меньше, чем через час.

Рука Катсука возникла из темноты и прижала мальчика к теплому камню.
Уже более спокойным тоном Катсук сказал:

- Поспи. Тебе снился очень важный сон, а ты убежал от него.

Дэвида буквально передернуло.

- Откуда ты знаешь?

- Спи.

Дэвид свернулся клубочком возле камня. Его тело поглощало тепло.
Казалось, что это тепло погружает его в сон. Мальчик даже не почувствовал,
когда Катсук убрал руку.

Теперь Дэвид был окружен чем-то, не имеющим определенных очертаний.
Магия, духи и сны: все они неслись в потоке оранжевого ветра. Ничего
определенного, осязаемого. Все приглушенное, одно пятно в другом; тепло в
кедровых бревнах, окружавших его; Катсук, повернувшийся к нему от выхода
из пещеры; сон в ужасно холодном месте, где камни потеряли свое тепло
после того, как он коснулся их. И неопределенность, повсюду
неопределенность.

Повсюду только пятна и умирающие звуки.

Мальчик чувствовал, как постепенно уходит его детство, и думал:
опустошены, там не было ничего, кроме серых, затертых впечатлений: книжка,
в которой он пересматривает картинки; лестничные перила, откуда он
наблюдает за приезжающими гостями; кровать, куда его укладывает безликое
создание с ореолом седых волос.

Дэвид почувствовал оранжевое тепло костра. Катсук развел его у самого
входа в пещеру. Спина мальчика совершенно замерзла. Дважды вскрикнула
какая-то ночная птица. Тяжело вздохнул Катсук.

Этот тяжкий вздох потряс Дэвида до глубины души.

Неопределенность куда-то исчезла, забирая с собой и сон, и детские
воспоминания. Мальчик думал: "Катсук заболел. Эту болезнь никто не может
излечить. Катсука схватил дух и овладел им. Теперь у него есть сила, перед
которой никто не может устоять. Вот что он имел в виду, говоря про песню!
Его слушаются птицы. Они прячут нас. Он ушел в такое место, куда не сможет
последовать ни один человек. Он ушел туда, где живет песня... куда я боюсь
идти."

Дэвид сел на месте, удивляясь, что все эти мысли пришли к нему в
голову непрошенными. Это были совершенно недетские мысли. Сейчас он думал
о реальных событиях, о жизни и смерти.

И случилось так, будто эти мысли призвали каких-то существ: снова
зазвучала песня. Она началась из ничего, слова такие же непонятные;
непонятно было даже само ее направление... куда-то наружу.

- Катсук? - спросил Дэвид.

- Ты слышишь пение? - заметил тот, не отходя от костра.

- Но что это такое?

- Некоторые мои соплеменники. Это они владеют песней.

- Зачем они это делают?

- Они пробуют выманить меня из гор.

- Может они хотят, чтобы ты дал мне хоть немного свободы?

- Ими овладел малый дух. Но он, Хокват, не настолько могуч как мой.

- Что ты собираешься делать?

- Когда рассветет, мы отправимся к ним. Я возьму тебя с собой и
покажу им силу своего духа.

Вот что случилось со мной. Мой разум был болен. Мои

мысли заразились хокватскими болезнями. Я потерял свой

путь, потому что у меня не было духа, который бы направлял

меня. Тогда я стал искать, кто бы дал мне нужные

лекарства. И я нашел их у вас, люди моего племени. Я нашел

их у своих дедов, братьев отца, у всех тех, от кого мы

произошли, у всех наших предков, дедов и бабок моей

матери, у всех моих соплеменников. Их колдовские слова

подействовали на меня. Я почувствовал их в себе. Я и

теперь чувствую их. В моей груди пылает огонь. Меня ведет

Ворон. А Ловец Душ нашел меня.

Из речи Катсука, произнесенной им перед

соплеменниками (со слов его тетки Кэлли)

Перед самым рассветом Катсук вышел из пещеры, где был ход в древнюю
шахту, глубоко врезавшуюся в склон нависавшего над озером холма. Внизу,
среди деревьев, он видел огни - костры в тумане, заполнившем всю долину.
Огни сверкали и плыли, как будто это были фосфорные цветы, пущенные по
воде, но туман сейчас скрадывал их формы.

Катсук думал: "Мое племя".

Он узнавал их в ночи, но не по хокватским их именам, но данным в
племени. В тайну этих имен были посвящены лишь те, кому можно было
доверять. Это были: Женщина-Утка, Глаза На Дереве; Ненавижу Рыбу, Прыжок
Лося, Дед С Одним Яйцом, Лунная Вода... Сейчас он перечислял все эти имена
на родном своем языке:

- Чукави, Кипскилч, Ишкауч, Кланицка, Найклетак, Тсканай...

Тсканай была здесь, явно считая себя Мэри Клетник. Катсук попытался
вызвать то, что помнил о ней Чарлз Хобухет. Но в голову ничего не
приходило. Она была здесь, но как бы за покрывалом, за пеленой. Зачем она
прячется? Он снова ощущал обнаженное, гибкое тело в свете костра,
бормочущий голос; касающиеся тела пальцы; ее мягкость, изгоняющую из него
все недобрые мысли.

Но сейчас она представляла для него угрозу.

И он сам понимал это. Тсканай была очень важна для Чарлза Хобухета.
Она может нанести удар в тот центр, которым являлся Катсук. У женщин есть
силы. Ловец Душ должен считаться с этим.

Над краем долины взошло солнце. Катсук перенес взгляд с заполненной
туманом долины на порозовевшие зарей горы. Черные пятна скал выделялись на
фоне снегов - белых-белых, будто сделанное из козьей шерсти одеяло. Горы
были древними исполинами, одновременно и поддерживающими небо, и
толкающими его.

Катсук молился:

"О, Ловец Душ, защити меня от этой женщины. Стереги мою силу. Пусть
ненависть моя останется чистой."

После этого он вернулся в пещеру, разбудил мальчика и покормил его