песок.
Любуйся им и рыдай!
сопротивление, на которое было способно его тело, не утихала целое
столетие. Когда же он, наконец, окоченел, эта точка пространства - три
пространственных измерения и одно временное - в зеленой долине
Галилейского побережья провалилась в ничто. И вместе с ней провалился Том
Гарден.
два острых рога торчащих скал. Первые тяжелые капли дождя начали гулко
шлепаться на землю.
это камень, запущенный из сарацинской пращи, но тут же ощутил холодную
влагу, стекающую на лоб. Воздух, такой тяжелый и удушливый еще несколько
минут назад, теперь, остывая, становился нормальным, прозрачным и легким
воздухом.
мягкий, возможно его собственный. Но он слышал эти слова как бы со
стороны.
переглянулись.
взлетел и упал вперед в надвигающуюся массу сарацин. Он раскроил чей-то
череп, и окружающие мусульмане издали слабый ропот протеста.
рыцари ринулись вперед, расчищая путь оружием. Передняя линия сарацинской
пехоты, застигнутая врасплох, отступила на шаг назад - и наткнулась на
кольцо воинов сзади. Передние валились назад, принимая удары атакующих
французов. Воины, стоящие в втором ряду, придавленные умирающими
соратниками, беспомощно принимали новые удары рыцарей. Израненные и
растерянные, сарацины отхлынули назад. Рыцари уже набирали ритм боя,
раздавали удары направо и налево, наступали вперед, и снова рубили,
рубили... По мере того, как французы продвигались, расстояние между
рыцарями увеличивалось, и теперь они ловко орудовали своими каплеобразными
щитами, теснили ими сразу нескольких противников. Охлажденные дождем и
воодушевленные первым успешным натиском, христиане устремились вниз по
склону. Сарацины побежали.
один на широком пространстве перед красным шатром. Его воины сражались без
него. Дрожа от нетерпения, он выхватил свой меч и бросился за ними.
застекленному парапету с видом на иерусалимский Новый город, Том Гарден
играл свой любимый джаз.
Саладина разносился усиленный динамиками голос муэдзина. Но Гарден едва
мог уловить ритмы этого крика через двойное закаленное стекло. Его музыке
они не мешали.
рядом с пианино. Молодой араб подвинул и стул и сел. Он кивал головой,
отбивая сложный ритм страйда. Каждые десять тактов он делал глоток через
соломинку.
спустя, когда музыка затихла и в салоне возобновилась беседа, он
повернулся к Ахмеду.
баррелей?
продавала в Ливан больше нефти, чем "Ройал Датч Шелл". Том Гарден не был
главным действующим лицом в той сделке, которая только что состоялась, но
он упомянул несколько нужных имен, вовремя замолвил словечко.
своей фабрики бытовых роботов в Хайфе. Слышал, что он ищет партнеров".
песок".
Бассуну и начал sotto voce нечто свободное и блуждающее. "Когда-нибудь я
откажусь от полной ставки музыканта, честное слово".
узнаешь обо всем больше всех в этом городе. Если ты уволишься, как я буду
делать деньги?
вакантно место управляющего.
торговать нефтью.
город. Он будет грозиться, что бросит играть на пианино, ближайшие 900
лет. Этот город вполне подходил для его любимого занятия.
где оно растеклось ручейками.
на пальцы. Если же медлила с опорожнением чаши, жидкость переливалась
через край ей на колени. Яд разъедал кожу, это она знала по опыту.
поднесла неглубокую чашу к его лицу.
закрыл зияющую пасть, загнув жуткие клыки внутрь. Один огромный янтарный
глаз уставился на нее с каким-то юмористическим выражением. Если бы
толстая кожа вокруг рта чудовища обладала большей подвижностью, Сэнди
сказала бы, что змей улыбается. Или, во всяком случае, посмеивается.
какой бы тяжелой они ни казалась, как бы ни затекли руки. Змей был
чрезвычайно проворен.
веса, и чаша выскользнула из них, открыв изъеденное лицо Хасана, рот змея
раскрылся, и струя яда вылетела из него, как из пожарного шланга.
прикрыв его. "Прости!" - прошептала она. Крошечные брызги яда сорвались с
краев чаши, запачкав ей лицо и руки.
Александра могла бы стереть эти брызги подолом юбки. Но чашу приходилось
держать обеими руками.
одноглазого Одина. Переполнявшая его радость вылилась наружу чистым
смехом...
никогда не исходило ничего чистого, ласкового и безопасного. И вот только
теперь, провернув самое большое жульничество в своей жизни, он излучал
чистую радость.
Земле, много незавершенных дел. Он предавался вынужденному бездействию так
долго, что даже бессмертному разуму было трудно это представить. И все же
выходить из игры сейчас означало бросить ее на середине, когда победитель
еще не назван.
бесплодных попыток. Так много тупиковых вариантов. Столько мертворожденных
начинаний, ненужных поражений. Такая ухабистая дорога к намеченной цели