Цинь-цзяо.
ногах, или в собственных носилках, - ответил на это отец. Ему не нужно
было объяснять, что собственные носилки девочка получит лишь тогда,
когда сама станет богослышащей. - Мы же сами проявляем собственную
покорность, оставаясь худощавыми и легкими, чтобы не быть излишним
бременем для людей.
громадное, было все-таки объемным. Но в шутке содержался некий важный
урок: слышащий богов не может быть бременем для простых людей Пути. Люди
обязаны испытывать благодарность, а не гнев на то, что из всех планет
боги избрали именно эту, где можно слыхать их голоса.
испытанием. Она знала, что обязана быть проверена.
к ним, - объяснял ей отец. - Мы должны убедиться, избрали ли они тебя на
самом деле.
Цинь-цзяо.
отца прозвучала жалость. Цинь-цзяо стало еще более страшно. - Народ
видят только лишь нашу власть и привилегии. Он завидует нам. Но люди не
замечают страданий тех, кто слышит божественные голоса. Если боги и
вправду обратились к тебе, моя Цинь-цзяо, то ты научишься сносить эти
страдания, как нефрит сносит долото камнереза и грубую полировочную
ткань. И страдания эти станут причиной того, что ты засияешь. Как ты
думаешь, почему я дал тебе имя Цинь-цзяо?
было имя выдающейся поэтессы из давних времен Поднебесной - когда
уважение оказывали только мужчинам. Тем не менее, ее прославляли как
величайшую в своей эпохе. "Легкий туман и плотная туча, темно целый
день". Так начиналась песнь Цинь-цзяо - "Двойная девятая". Именно так и
чувствовала себя сейчас малышка Цинь-цзяо.
ветер западный колышет. Сама же я как золотой цветок хрупка". Будет ли
таким и ее, Цинь-цзяо, конец? Возможно ли, что ее прародительница-сердце
предостерегала ее своими стихами, что девочку окутывает темнота, которая
унесет ее лишь тогда, когда боги прибудут с запада и заберут из ее тела
хрупкую, легкую и золотистую душу? Слишком страшно, чтобы сегодня
рассуждать о смерти; ведь ей всего лишь семь лет. Но, тем не менее,
мелькнула мысль: если умрет скоро, то скоро же увидит маму и даже саму
великую Ли Цинь-цзяо.
не должно было. Говоря откровенно, оно было совершенно простеньким. Отец
завел девочку в большой зал, где стояли на коленях трое пожилых мужчин.
По крайней мере, на мужчин они походили - хотя могли быть и женщинами.
Они были такими старыми, что всяческие различия исчезли. У них остались
лишь реденькие клочки седых волос; на лице никаких бород или усов не
было, а одеждой им служили бесформенные мешки. Впоследствии Цинь-цзяо
узнала, что это были священные евнухи, которые служили при храме еще до
времен вмешательства Звездного Конгресса, запретившего даже добровольные
самопожертвования куском собственной плоти на службе новой религии.
Теперь же они показались ей таинственными, призрачными существами, руки
которых касались девочки, обыскивая всю ее одежду.
черного дерева. Забрали повязанный на поясе шарф. Забрали сандалии.
Впоследствии Цинь-цзяо довелось узнать, что вещи забирали потому, что
другие дети во время испытания впадали в такое отчаяние, что убивали
сами себя. Одна девочка сунула палочки себе в ноздри и бросилась на пол,
вонзая их в свой мозг. Другая повесилась на шарфе. Следующая сунула
сандалию в рот и пропихнула в горло, задохнувшись насмерть. Удачные
попытки самоубийств случались редко, но чаще всего у самых
многообещающих детей, в особенности же - у девочек. Потому-то перед
Цинь-цзяо перекрыли все доселе известные тропки к попытке покончить с
жизнью.
приблизил свое лицо к ее лицу.
сказал он. - Ничто, что ты сделаешь здесь по своей воле, никаким образом
не повлияет на то, что тут свершится. На самом деле мы испытываем здесь
богов, действительно ли они решили говорить с тобой. Если так, то они
найдут способ, мы это увидим, ты же выйдешь из этого помещения
богослышащей. Если же нет - тогда ты выйдешь отсюда навсегда избавленной
от их голосов. Не стану говорить, за какой результат возношу молитвы...
Я и сам еще этого не знаю.
были грязными, как будто их немедленно следовало вымыть.
ее перед Цинь-цзяо.
Цинь-цзяо вскрикнула - никогда еще отец не применял к ней силы. Когда же
он ее отпустил, все руки были покрыты липким илом. Девочка с трудом
хватала воздух; она не могла даже дышать, глядя на эту грязь, чувствуя
ее.
ответил тот. - Никогда уже ты не сможешь помыться.
знала, что эти слова являются частью испытания. Она глядела, как отец
уходит, слышала, как захлопывается за ним дверь. Девочка осталась одна.
касались одежды, и отчаянно искала хоть что-нибудь, чем можно было бы
очиститься. Но ей не удалось найти даже капельки воды, ни клочка тряпки.
Зал не был пустым - здесь стояли стулья, столы, скульптуры, громадные
каменные вазы - но у всех них поверхности были твердыми, гладкими и
такими чистыми, что она и не осмелилась к ним прикоснуться. Тем не
менее, чувство грязи делалось невыносимым. Любым путем руки нужно было
отчистить.
результата испытания. Он обязан был ее слыхать... но не пришел.
могла бы вытереть руки об него, но тогда ей пришлось бы носить эту грязь
на себе; она могла бы испачкать и другие части своего тела. Понятно, что
платье можно было бы снять - только вот как это сделать, не касаясь
грязными пальцами к коже?
гладкие руки статуи. Прости меня, сказала девочка на тот случай, если бы
статуя принадлежала богу. Потом я отчищу тебя своим платьем.
стянуть платьице через голову. Жирные пальцы соскользнули по шелку;
спиной она почувствовала холод ила, пропитавшего ткань. Сейчас вытрусь,
подумала Цинь-цзяо.
Шелковая ткань прошла через голову, но, еще не сняв платьице до конца,
девочка знала, что лишь ухудшила собственное положение. Она запачкала
мазью свои длинные волосы, а те упали на лицо. Теперь уже не только одни
руки, но и шея, волосы и лицо были нечистыми.
платье, после чего старательно оттерла руки, потом лицо. Безрезультатно.
Жирная грязь прикипела к коже, и девочка не могла ее оттуда убрать. Ей
казалось, что шелк лишь размазал грязь по лицу. Никогда еще в жизни она
не была столь чудовищно, невыносимо грязной. И, самое страшное, что
ничего не удавалось сделать.
плакала, тем сильнее чувствовала себя грязной. С текущими по щекам
слезами она отчаянно выискивала способ убрать грязь с рук. Девочка опять
попробовала вытираться шелковым платьем, но потом уже начала вытирать их
об стены. Продвигаясь по периметру зала, она размазывала ил. При этом
она терлась руками так сильно, что кожа разогревалась, растапливая
жирную грязь. Снова и снова, пока ладони не сделались красными, а
размягченный трением ил не стек, а может и не был счесан невидимыми
занозами в деревянных стенках.
чувствовала на них грязи, она стала оттирать ими лицо, царапать ногтями,
чтобы содрать ее отовсюду. А загрязнившиеся руки вновь оттирала о
стенки.
из-за изболевшихся рук, из-за собственной беспомощности, невозможностью
хорошо очиститься. Она крепко стиснула веки, а слезы катились по щекам.
Девочка вытирала глаза и лицо и чувствовала, какой липкой, какой грязной
сделалась мокрая от слез кожа. Она понимала, что это значит: боги