постели с насморком и легкой лихорадкой.
вертелась мелодия старой мексиканской песни.
на гитаре. Я пожаловался на ее монотонность, а тот, кто играл и кому я
жаловался, толкнул меня гитарой в живот. Я отскочил, уклоняясь, и,
стукнувшись головой о стену, проснулся. Это не было живым сном, только
мотив все еще преследовал меня, и я не мог забыть звука гитары: он
продолжал звучать в моем мозгу. Я оставался полупроснувшись,
прислушиваясь к музыке. Казалось, я вхожу в состояние сновидения -
полная и детальная сцена сновидения появилась перед моими глазами. В
этой сцене рядом со мной сидела молодая женщина. Я мог разглядеть
каждую деталь ее черт. Я не знал, кто она, но то, что я ее вижу,
потрясло меня. В один миг я полностью проснулся. Беспокойство,
которое создало во мне это лицо, было столь интенсивным, что я поднялся
и совершенно автоматически стал ходить взад и вперед
помощь Горду, - она уехала на несколько дней в мексику, чтобы навестить
Жозефину. Чтобы сжать талию, я обвязал вокруг себя простыню. Это
помогло утихомирить немного волны нервной энергии, которые
прокатывались по мне.
начала расплываться не в спокойное забытье, как мне бы хотелось, а в
полноценное воспоминание. Я вспомнил, что однажды сидел на каких-то
мешках с зерном, наваленных в складе для зерна. Молодая женщина пела
мексиканскую песню, которая звучала теперь у меня в мозгу; она
подыгрывала себе на гитаре. Там сидели со мной и другие люди, - Горда и
двое мужчин. Я очень хорошо знал этих мужчин, но я все еще не мог
вспомнить, кем была молодая женщина. Я старался, но казалось, это было
безнадежным.
прежде чем переодеть мокрую пижаму.
казалось, еще более прояснилась, и теперь я уже знал, кто именно играл
на гитаре.
для меня и Горды. Она была женским аналогом нагваля-мужчины, - не жена
и не его женщина, а его противоположная часть. Она обладала
спокойствием и властью истинного лидера. Будучи женщиной она вынянчила
нас.
Интуитивно я знал, что у меня не хватит сил выстоять перед полным
воспоминанием. Я остановился на уровне абстрактных чувств. Я знал,
что она была воплощением чистейшей, ничем не затуманенной и глубочайшей
привязанности. Пожалуй, наиболее подходящим было бы сказать, что мы с
Гордой любили женщину-нагваль больше чем жизнь.
опасаться за свою жизнь. Я стал напевать какие-то слова, которые стали
для меня направляющей силой. И лишь когда я успокоился, то вспомнил,
что и сами слова, которые я повторял вновь и вновь про себя, были
воспоминанием, которое вернулось ко мне той ночью - воспоминанием о
формуле, заклинании, чтобы провести меня через преграду, подобную той,
с которой я столкнулся:
непонятной:
его могло быть достаточно, чтобы отвести часть удара того, что я
сделал, или скорее того, что нашло на меня, ибо сам я намеренно не
сделал ничего.
мог бы отвечать за непрерывность моего существования.
что я жил в том горном домике в центральной мексике, были, в
определенном смысле реальной угрозой идее моей непрерывности. Однако
это все не шло ни в какое сравнение с воспоминанием о женщине-нагваль.
И не столько из-за тех эмоций, которые вызвало это воспоминание,
сколько из-за того, что я ее забыл. Забыл не так как забывают имя или
мотив. До момента откровения в моем мозгу не было о ней ничего. Ничего!
вспоминать самого важного для меня человека, которого, с точки зрения
того "я", который составлен опытом моей жизни, предшествующей этому
моменту, я никогда не встречал.
смог рассказать ей о своем воспоминании. Горда вспомнила
женщину-нагваль в тот же момент, как только я описал ее ей.
женщина-нагваль! -Воскликнула Горда. - Она возвратилась ко мне, но я
не смогла ее тогда вспомнить.
время, чтобы мысль сфокусировалась на том, что она говорила.
источник света, который медленно угасал.
Внезапно я ощутил рывок и понял, что сложил вместе две части самого
себя, которые были разделены. Я понял, что молодая девушка, которую я
видел тогда в доме дона Хуана, была женщина-нагваль.
помочь. Ее настроение было заразительным. Она плакала, не переставая.
травмирующим для нее.
меня.
Спросила она.
неуместным, оскорбительным, но я точно так же недоумевал по поводу нее.
Мне пришло в голову, что она, возможно, знала больше, чем говорила.
знала, что она существует?
сомнения рассеялись.
совершенно определенно знаю, что часто сидела с ней и с нагвалем Хуаном
Матусом на той скамейке на площади в Оаксаке. Я всегда помнила об этом
и всегда помнила ее черты, но считала что видела все это во сне. Я все
знала и в то же время не знала. Но почему я думала, что это был сон?
физическая уверенность в том, что пока она говорит, где-то в моем теле
открывается канал. Я внезапно знал, что тоже часто сидел на той
скамейке с доном Хуаном и женщиной-нагваль. Я вспомнил то ощущение,
которое у меня бывало каждый раз в таких случаях. Это было такое
чувство физической удовлетворенности, счастья, полноты, что его
невозможно было бы вообразить. Я думал о том, что дон Хуан и
женщина-нагваль были совершенными существами и что быть в их компании
действительно большая моя удача. Сидя на той скамейке между самыми
выдающимися людьми на земле, я испытывал, пожалуй, наивысшую степень
своих человеческих чувств. Однажды, я сказал дону Хуану именно это,
имея в виду, что хотел бы тут же и умереть, чтобы сохранить это чувство
чистым, незапятнанным, свободным от искажения.
что я имел в виду. Секунду мы были спокойны, а затем груз наших
Березин Федор
Андреев Николай
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Грабб Джеф
Корнев Павел