Чтение 2–й страницы книги ~Бесплодные земли~

Что там за корни в земле, что за ветви растут

Из каменной почвы? Этого, сын человека,

Ты не скажешь, не угадаешь, ибо узнал лишь

Груду поверженных образов там, где солнце палит,

А мертвое дерево тени не даст, ни сверчок - утешенья,

Ни камни сухие - журчанья воды. Лишь

Тут есть тень под этой красной скалой

(Приди же в тень под этой красной скалой)

И я покажу тебе нечто, отличное

От тени твоей, что утром идет за тобою,

И тени твоей, что вечером хочет подать тебе руку;

Я покажу тебе ужас в пригоршне праха.

Т.С.Элиот, "Бесплодная земля"

Когда ж порой случалось вознестись

Чертополоха стеблю над травой

Косматой непокорной головой,

Ее упрямо устремляя ввысь,

Сонм родичей согбенных "Покорись!"

Роптал, терзаясь ревностию злой.

В шершавых смуглых стрелках щавеля,

Истоптанных в сплошной кровоподтек

(Как будто чтоб отринуть и намек

На чаяние зелени), земля

Сквозь дыры светит - кто наоставлял

Прорех и погубил живой листок?

Кто здесь прошел, калеча и топча

Былинку ль, нежный стебелек с цветком,

Колючку ли? Поведает о ком

Оттиснутая в мураве печать?

Должно быть, выбрел зверь лесной из чащ,

Своим звериным умыслом влеком.

Роберт Браунинг, "Чайльд Роланд"

- Что это за река? - лениво спросила Миллисент.

- Всего лишь ручей. Ну, может быть, не ручей, а

р_е_ч_о_н_к_а_. Она называется Пустоструйка.

- Правда?

- Да, - подтвердила Уинифред, - именно так.

Роберт Эйкман, "Рука руку моет"

КНИГА ПЕРВАЯ: ДЖЕЙК. УЖАС В ПРИГОРШНЕ ПРАХА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕДВЕДЬ И КОСТЬ

В третий раз она имела дело с боевыми патронами... и впервые ей
предстояло выхватить револьвер из кобуры, сооруженной для нее Роландом.

Боевых патронов у них было вдоволь; вернувшись из мира, где до поры
своего извлечения жили-поживали Эдди и Сюзанна Дийн, Роланд принес их три
с лишним сотни. Но иметь вдоволь боеприпасов не означало, что их можно
транжирить; собственно говоря, совсем напротив. Боги не одобряют
мотовства. Роланд, воспитанный в этом убеждении сперва отцом, а затем
величайшим из своих учителей, Кортом, и по сей день твердо верил: боги не
обязательно карают сразу, но рано или поздно час расплаты неизбежно
настает... и чем ожидание дольше, тем оно тягостнее.

Как бы то ни было, поначалу боевые патроны не были нужны. Роланд,
занимавшийся стрельбой так давно, что красавица-негритянка в инвалидном
кресле и не поверила бы, первое время делал ей замечания, ограничиваясь
наблюдением за тем, как она целится и имитирует стрельбу по установленным
им мишеням. Она училась быстро. И она и Эдди - оба учились быстро.

Как и подозревал Роланд, оба родились стрелками.

Сегодня Роланд с Сюзанной пришли на поляну, которую от лесного
лагеря, вот уже два месяца служившего им пристанищем, отделяло меньше
мили. Дни шли, приятно похожие один на другой. Стрелок исцелялся телом, а
Сюзанна и Эдди меж тем учились тому, чему он непременно должен был их
научить: как выследить, подстрелить и выпотрошить добычу; как сперва
растянуть, а затем выдубить и просушить шкуры убитых ими животных; как
использовать возможно больше, чтобы ни единая часть звериной туши не
пропала даром; как находить север по Древней Звезде и восток - по
Праматери; как слушать лес, в котором они очутились, - за шестьдесят, а то
и больше, миль к северо-востоку от Западного Моря. Эдди сегодня остался в
лагере, но стрелка это не смутило. Роланд знал: дольше всего помнишь те
уроки, что даешь себе сам.

Однако важнейшим по-прежнему оставался тот урок, что всегда был самым
важным: как стрелять и неизменно попадать в цель. Как убивать.

По краю поляны неровным полукругом выстроились темные душистые ели.
Южнее земля внезапно обрывалась и круто уходила на триста футов вниз
рядами осыпающихся сланцевых карнизов и разломами утесов, подобными маршу
исполинской лестницы. Посреди поляны бежал вытекающий из чащи чистый
прозрачный ручей; он журчал по глубокому руслу, прорытому в ноздреватой
земле и рыхлом крошащемся камне, чтобы затем хлынуть по колючему от острых
каменных осколков скальному ложу, отлого нисходящему к обрыву.

Вода падала по этим ступеням каскадами, образуя множество красивых
дрожащих радуг. За краем обрыва лежала великолепная глубокая долина, тесно
заросшая все теми же елями; лишь несколько огромных старых вязов
заартачились и не позволили себя выжить. Эти последние возвышались над
темной хвоей, красуясь пышными, сочно-зелеными кронами, - деревья,
состарившиеся, быть может, еще до того, как родной край Роланда вступил в
пору юности; никаких признаков того, что долине случалось гореть, стрелок
не замечал, хотя полагал, что вязы нет-нет да и притягивали молнию-другую.
И что молнии были не единственной опасностью. Когда-то давным-давно в лесу
жили люди - за минувшие недели Роланд несколько раз натыкался на следы их
пребывания. Артефакты [артефакт - след материальной культуры древнего
человека] эти по большей части были примитивны, но среди них попадались
черепки глиняной посуды, какую можно было изготовить только на огне. А
огонь - штука злобная, с восторгом ускользающая из рук, давших ей жизнь.

Над этим, словно взятым из детской книжки, пейзажем возносился свод
безупречно синего неба, в котором несколькими милями дальше, крича
хриплыми старческими голосами, кружили вороны. Казалось, их снедает
тревога, точно надвигалась гроза. Роланд потянул носом, но дождем и не
пахло.

Слева от ручья лежал валун. На нем Роланд разложил шесть обломков
камня. Все они были густо испещрены вкраплениями слюды и в теплом
послеполуденном свете блестели, как отшлифованные стекла.

- Последняя возможность, - сказал стрелок. - Если кобура неудобна,
пусть хоть самую малость, скажи сейчас. Мы пришли сюда не затем, чтоб зря
переводить патроны.

Вскинув бровь, Сюзанна сардонически взглянула на него, и на миг
Роланд разглядел в ее глазах Детту Уокер. Так порой в пасмурный день
сверкнет на стальном бруске солнечный луч.

- А что бы ты сделал, если б она _б_ы_л_а_ неудобная, но я не сказала
бы тебе об этом? Если бы я все шесть этих крохотных фиговинок услала в
белый свет как в копеечку? Дал бы мне по темечку, как тот старикан, ваш
учитель?

Стрелок улыбнулся. В последние пять недель он улыбался чаще, чем в
пять последних лет.

- Этого я сделать не могу, ты же знаешь. Во-первых, мы были детьми -
детьми, еще не прошедшими обряда посвящения в мужчины. Дать оплеуху в
наказание дитяти можно, но...

- В моем мире приличные люди не одобряют, когда милых крошек угощают
колотушками, - сухо сообщила Сюзанна.

Роланд пожал плечами. Ему было трудно представить себе подобный мир -
разве не говорилось в Великой Книге: "Кто щадит дитя, тот его губит"? - но
он не думал, что Сюзанна лжет.

- Ваш мир не сдвигался с места, - сказал он. - Там многое по-другому.
Согласись, я видел это своими глазами.

- Наверное.

- Во всяком случае, вы с Эдди - не дети. Было бы неверно обращаться с
вами, как с детьми. Если и требовались испытания, вы оба их выдержали.

Роланд, хотя и ничего не сказал Сюзанне, думал о том, чем завершилось
их приключение на морском берегу - Сюзанна тогда ко всем чертям разнесла
трех неуклюжих омароподобных тварей раньше, чем те успели ободрать его и
Эдди до костей. Он заметил ее ответную улыбку и подумал, что, пожалуй, она
вспомнила о том же.

- Ну, так что ты собираешься делать, если я промажу?

- Посмотрю на тебя. Думаю, этого будет довольно.

Сюзанна задумалась, потом кивнула.

- Пожалуй.

Она снова проверила револьверный ремень. Он шел через грудь, почти
как ремень кобуры скрытого ношения (приспособления, которое Роланд
мысленно называл "докерской лямкой"), и выглядел довольно немудрено, но на
то, чтобы должным образом довести эту портупею до ума, потребовалась не
одна неделя проб и ошибок и основательная подгонка. Ремень и револьвер
(его источенная временем сандаловая рукоять сторожко торчала из допотопной