вздрагивала от взглядов их белесых глаз.
больше стояли у продовольственного магазина на противоположной стороне
улицы), свет горел во всех окнах, салун напоминал огромный корабль,
плывущий в темном море, но только не слышалось ни громких криков, ни
развеселой музыки: пианино Шеба молчало.
может, и больше, просто стоят и пьют. Не разговаривают, не смеются, не
бросают кости в "Аллее Сатаны", реагируя на результат радостными воплями
или горестными стонами. Шлюх не хлопают по заду, никому не нужны ярмарочные
поцелуи, ссоры не начинаются резким словом и не заканчиваются крепким
ударом кулака. Мужчины просто пьют в трех сотнях ярдов от того места, где
томятся за решеткой ее возлюбленный и его друзья. В этот вечер мужчины не
собираются делать ничего другого, только пить. И если ей повезет... если в
последний момент она не струсит и ей повезет...
Сюзан замерла, но туг же разглядела в оранжевом свете луны лицо Шими.
Расслабилась, даже засмеялась. Он состоял в ее ка-тете, она знала, что
состоял. Так стоило ли удивляться тому, что он тоже об этом знал?
тебя ждал.
сверкающий ярко освещенными окнами. - Мы пойдем освобождать Артура и
остальных, да?
без слов. Я знаю, Сюзан, дочь Пата, я все знаю. Она в этом не сомневалась.
к послезавтрашним похоронам, но я не думаю, что она будет здесь на
похоронах. Большие охотники за гробами уезжают, и она уедет с ними. - Шими
поднял руку, вытер текущие из глаз слезы.
знал. - Он пожал плечами. - Капи за углом. Я привязал его к водяной
колонке.
маленькие петарды. - Вот. Возьми их. Спички у тебя есть?
карман.
вопрос:
в зал? Они же должны их снять, от выпивки становится жарко.
расходиться, некоторые не могут поделить пончо и начинается драка.
Шими стоял перед ней, прижав сомбреро к груди. Он мог только исполнять
принятые решения, сам же ничего придумать не мог... Наконец она вскинула
голову.
покинуть Меджис... покинуть Внешнюю Дугу. Ты поедешь с нами, если мы сумеем
вырваться. Ты должен это понимать. Понимаешь?
и моим лучшим другом мистером Артуром Хитом! Поеду в Привходящий мир! Мы
увидим дома, и статуи, и женщин в красивых платьях, похожих на сказочных
принцесс, и...
ясный. Она взялась за руку Шими, прижимающую сомбреро к груди, наклонилась,
схватившись второй рукой за переднюю луку седла, и поцеловала юношу в щеку.
силы.
словно беременная женщина, идущая в гору, всплыла над городом, по Холмовой
улице одинокий скотовод вел за собой мула, направляясь к Управлению шерифа.
Эта часть Холмовой улицы утонула в темноте. Одинокий фонарь горел у
"Зеленого сердца", но парк (обычно шумный, веселый, ярко освещенный
накануне ярмарки Жатвы) практически пустовал. Работали лишь предсказатели
судьбы. В этот вечер никому не обещали светлого будущего, но желающие
узнать его все равно приходили. Такова уж человеческая природа.
грудь, она осталась бы незамеченной. Сомбреро с широченными полями не
позволяло увидеть лица. Будь оно женским, никто бы этого не углядел.
Насвистывал скотовод мелодию "Беззаботной любви".
по всему, одежда, хотя темнота Холмовой улицы не позволяла этого
разглядеть. На шее мула болтался довольно-таки странный амулет: два
сомбреро и ковбойская шляпа.
присутствие людей указывал только тусклый свет в одном окне. На крыльце в
кресле-качалке сидело соломенное пугало в жилетке Херка Эвери с нацепленной
на нее жестяной звездой. Снаружи охрана отсутствовала. Кто бы мог подумать,
что в этот самый момент в тюрьме находились трое юношей, которых ненавидел
весь Меджис? Прислушавшись, скотовод уловил треньканье гитары.
оглянулся, различил в темноте силуэт своего напарника. Тот помахал рукой.
Скотовод кивнул, помахал в ответ, привязал мула к коновязи... той самой, к
которой привязывали лошадей Роланд и его друзья, когда прибыли, чтобы
засвидетельствовать свое почтение шерифу, в оставшийся в далеком прошлом
летний день.
пытался, наверное, уже в двухсотый раз, подобрать мелодию "Капитана
Миллза". Шериф Эвери сидел за столом, откинувшись на спинку стула, сложив
руки на огромном животе. Освещала кабинет шерифа настольная лампа под
оранжевым абажуром.
Катберт Оллгуд стоял у решетки своей камеры, схватившись руками за прутья.
- Мы покончим с собой. Это будет называться самозащита.
плотный обед, думая о том, что он расскажет брату (и жене брата,
симпатичной толстушке), проживающим в соседнем феоде, об этом героическом
дне. Конечно, он будет избегать громких слов, но все-таки донесет до них
мысль о том, что сыграл решающую роль. Если бы не он, эти трое...
убийстве Артура Эльдского, только не пой.
заложив руки за голову, уставившись в потолок. Но в тот момент, когда, чуть
скрипнув, открылась входная дверь, сел. Словно ждал сигнала.
это дежурство и с нетерпением дожидался сменщика. А больше всего его
доставали шутки Хита. Как он мог шутить, зная, что ожидает всех троих
завтрашним вечером!
Больших охотников за гробами.
пончо, его края волочились по полу, и надвинутой на глаза шляпе. Когда он
закрывал дверь, Херк Эвери решил, что к ним пожаловал не живой человек, а
соломенное пугало.
явно решил подшутить над ними, а Херк Эвери умел оценить хорошую шутку.
Особенно после четырех отбивных и горы картофельного пюре. - Привет тебе!
Каким ветром...
свет Божий. Она держала револьвер, который мгновенно узнали пленники. Эвери
уставился на него, улыбка медленно сползла с его лица. Руки, сложенные на
животе, расползлись. Ноги, которые он положил на стол, сами по себе
опустились на пол.
А снаружи (внимание на это обратил только Роланд) загремели петарды.
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк